крышка кейса была открыта.
Он был набит доверху пачками сторублевок, долларов и каких-то других
иностранных денег, но разбирать надписи на них не было времени, большой
полиэтиленовый пакет грамм на семьсот с жемчугом и несколько небольших
пакетиков наполненных, как мне показалось, простыми прозрачными камешками,
наверное необработанными алмазами.
Из карманов рюкзака я достал две сумки. В одну из них, черную
полиэтиленовую, переложил содержимое кейса, отложив пачку сторублевок, в
другую, брезентовую, видавшую виды спортивного типа сумку сунул
полиэтиленовую и, оглядевшись, заметил невдалеке небольшую ложбинку. В эту
ложбинку я аккуратно положил плашмя Матильду, замаскировал ее сухими
ветками, надел через плечо брезентовую сумку и, прихватив кейс, оснащенный
по моим предположениям миниатюрным радиомаяком, устремился в сторону
аэропорта.
Я шел краем леса не выходя на дорогу. В аэропорту я втер кейс за
пятнадцать рублей двум небритым личностям кавказской национальности и чуть
не бегом вернулся обратно в лес.
На шоссе появляться было нельзя, если в кейсе радиомаяк, то
представители двух обиженных на меня команд уже наступают мне на пятки, и
теперь наши с Матильдой дороги, до самой Окружной, только проселочные.
В лесу наступали легкие сумерки, дождь наконец решился малость
поморосить. Я развернул карту Подмосковья для служебного пользования.
Передатчик без передышки уговаривал, требовал, угрожал.
Я уже был готов тронуться в путь, когда из передатчика прозвучал
Юркин голос:
- Вадим, кончай дурака валять, ты прекрасно знаешь, чем все это для
меня может кончиться.
"Еще не знаю, но надеюсь вскоре буду знать".
- Я для тебя сделал все, что мог...
"Да, это правда. Но с какой целью".
- Никто к тебе так не относится как мы с Бертой, Зиночка...
"Никто, Мак, и тут ты прав. Только Берта с ее добрым сердцем могла
предусмотреть такие мелочи как три комплекта постельного белья, когда я
переезжал в семейное общежитие, минимум посуды, включая недорогой чайный
сервиз, коробки с крупами, баночки со специями, чаем, вареньем...
Только Берта могла предусмотреть мягкие меховые домашние тапочки на
маленьком коврике возле кровати и бельгийский махровый халат...
Только, Мак, Бертой не спекулируй - она в твои игры не играет, для
нее ты - преуспевающий экономист с дипломом Плехановского института, ее
любимый Юрий Михайлович - находишься в долгожданной служебной командировке
в Лондоне".
- Ты же никогда не был жаден до денег...
"Не был, Мак, не был. В отличие от тебя. Еще в детском доме мы все
ходили у тебя в должниках, а перед выпуском и кое-кто из персонала".
- Ну, если тебе мало бабок, я добавлю, - он спохватился, - из своих.
"Не ты ли правишь бал, Мак?"
Я не стал избавляться от передатчика, необходимо чтобы они убедились
в том, что я возвращаюсь в Москву, а не улетаю куда-то на самолете,
поэтому разбил я его перед въездом на Окружную дорогу.
Мелкий моросящий дождь не унимался. К месту расположения летней
усадьбы детского дома я добрался уже в полной темноте, весь вымокший и
забрызганный грязью.
Усадьба, выстроенная еще до войны, располагалась на отшибе дачного
поселка, рядом с болотом сплошь заросшим ряской, но тем не менее
претенциозно называемым озером. Грунтовая дорога, одновременно являющаяся
главной улицей поселка, вела прямо к усадьбе и, не доходя до нее метров
пятьдесят, сворачивала под прямым углом направо.
Параллельно этой дороге позади дачных участков была прорыта дренажная
канава из болота, которая пересекала густо разросшуюся лесопосадку. Вдоль
канавы вилась едва заметная тропинка, по которой я мог пройти с
завязанными глазами. В одном месте, рядом с тропинкой возвышался огромный
полузасохший дуб, между старых узловатых корней которого, у меня был
когда-то тайник.
В кромешной тьме, под назойливым как зубная боль мелким дождем, по
узкой тропинке с Матильдой в обнимку, стараясь производить как можно
меньше шума, я медленно продвигался вперед, делая частые остановки и
прислушиваясь. Где-то с подвыванием лаяла маленькая собачонка,
раздраженная дождем и нерадивыми хозяевами. Шелест дождя и звук падающих
крупных капель, скапливающихся на листьях деревьев.
Засохшая, возвышающаяся как шпиль готического храма верхушка дуба
возникла передо мной неожиданно. Я прислонил Матильду к его огромному
стволу со стороны противоположной тропинке и облегченно перевел дух.
Брезентовая сумка в тайник не помещалась, пришлось расширять ее
ножом, выбирая землю руками. Работать приходилось стоя на коленях -
углубление находилось на склоне канавы, между узловатых корней.
Покончив со всем этим и придирчиво осмотрев, насколько это было
возможно в темноте, тайник, я оставил Матильду и направился к усадьбе.
Сквозь буйно разросшиеся на заболоченной почве кусты дикой малины,
поминутно замирая в неподвижности, ощупывая ногами почву, прежде чем
наступить, я пробирался вдоль дощатого забора к известной мне лазейке,
расположенной прямо напротив домика в котором жила Эльза. Бесшумно
проскользнув в лаз и поднявшись на крыльцо, я нашарил над дверью в
углублении косяка ключ, который находился там независимо от того, была
дома Эльза или нет. Приоткрыв дверь ровно настолько, сколько нужно чтобы
протиснуться, я проскользнул в дверь и запер ее.
Сильный удар по голове высек сноп разноцветных искр в моем мозгу,
перед глазами все бешено завертелось, и я провалился в бездонную пропасть.
5
Открыв глаза, я обнаружил, что лежу лицом вниз, уткнувшись носом в
ковровую дорожку, делившую комнату Эльзы пополам. Руки были спутаны за
спиной, с ногами еще возились, связывая их.
Комната была освещена настольной лампой.
Я с трудом повернул голову назад и увидел коротко стриженого паренька
лет двенадцати, сидевшего на корточках. Он связывал мои ноги бельевой
веревкой и пыхтел от усердия.
- Ты что делаешь, командир, - хрипло поинтересовался я, едва узнавая
свой голос. - Как ты обращаешься с белым человеком? - Мои слова отдавались
невыносимой болью в том месте, где полагалось находиться голове. - Разве
так встречают дорогих гостей?
Малой удвоил свои усилия, торопясь быстрее закончить свою работу. С
таким верзилой как я, крадущимся аки тать в нощи, понятное дело, шутки
плохи, и чем быстрее и надежнее его свяжешь, тем безопаснее юному
неопытному Церберу.
- Андрей, дай хоть на спину перевернуться, - как можно миролюбивее
обратился я к нему.
Малой вздрогнул и вытаращил на меня глаза. Глаза, какие бывают только
у детдомовских детей.
Удар по голове вроде не лишил меня дара угадывать имена.
- Так значит...
- Конечно, - заторопился я, не давая ему опомниться, - тебе что, не
сказали, что тот уже в ментовке?
- Не-е-е-т, - он покачал головой в полном замешательстве.
- Эх, ты, растяпа, и связать-то не можешь как следует. - На этот раз
школа Геббельса не подвела: мои руки были свободны.
Паренек испуганно пятился к двери. Я сел на ковровой дорожке, потирая
затекшие кисти рук:
- Так что тебе обещали, напомни, у меня все из головы вылетело после
твоего церемонного приветствия.
- Я... Ямаху... извините меня, пожалуйста, я же не знал.
- Да чего уж там. Я тоже хорош, вместо Ямахи Яву тебе пригнал. Меня
захлестнула жалость к съежившемуся от страха мальчику.
Достав ключи зажигания от Матильды я бросил их в его сторону.
От волнения он выронил их, поднял, снова уронил и наконец схватив их
обеими руками прижал к груди. Его лицо выражало всю гамму чувств от
постоянной, присущей всем детдомовским, недоверчивости до бурной, редко
испытываемой радости.
- Старый дуб возле канавы знаешь? - спросил я, ощупывая карманы. Он
даже не догадался обыскать меня. Все было на месте, в том числе ПМ за
поясом.
- Знаю, - закивал он головой.
- Вот там, за дубом она и стоит. - Почему "она"? Это же мотоцикл.
- Потому что Ява, и звать ее Матильда Ивановна. Если хочешь, иди
посмотри, только сейчас на ночь глядя, не пригоняй ее сюда, не поднимай
суматохи, до утра она никуда не денется. - Я не сомневался, что он не
отойдет от нее всю ночь.
Распутав на ногах веревки я сел на стул возле письменного стола.
Паренек мялся у двери, порываясь, очевидно, как можно скорее оказаться
возле Матильды.
Я попросил его рассказать подробнее, каким образом он оказался здесь
в засаде.
Детдомовская ребятня резвилась возле "озера" на большой поляне
примерно в километре от усадьбы.
Никто из них не обращал внимания на стоявшую на краю поляны
темно-синюю шестерку, в которой находились трое. Сюда частенько заезжали в
хорошую погоду жаждущие провести время на лоне природы, пожарить шашлыков,
срубив для костра березку, выпить и вообще покуражиться.
Андрей не знает, почему этот человек (уже при самом поверхностном
описании которого, скупым мальчишеским лексиконом мгновенно возникал образ
Юрки) выбрал именно его и, отозвав в сторону, объяснил ему, что за Эльзой
охотится маньяк-убийца и т.д. и т.п.
На другой день Эльза с великой радостью уехала по горящей путевке,
свалившейся на нее как снег на голову, в прибалтийский дом отдыха, а он,
Андрей, поклявшись держать язык за зубами, приступил к опасному дежурству,
как он выразился "по заданию человека из органов", показавшему для вящей
убедительности удостоверение майора КГБ.
- Ну и как, похож я на маньяка? - спросил я его, решив открыть глаза
одураченному мальчугану.
- Так это все-таки вы?! - в его глазах заметался панический ужас.
- Тебе нечего бояться, малыш, - маньяк уехал на шестерке, а я такой
же одураченный как и ты, только десятью годами старше и тоже проведший
свое безрадостное детство в этих стенах. Тебе нечего бояться, я скорее дам
отрубить себе правую руку, чем допущу, чтобы с кого-нибудь из детдомовских
упал с головы хоть один волос. И он это прекрасно знает.
Сейчас ты столкнулся с черной человеческой подлостью, подстерегающей
нас подобно гадюке, способной укусить саму себя.
Вы уже наверное проходили по истории Троянскую войну. Их, троянцев,
одурачили так же как тебя Ямахой и они не нашли ничего лучшего, как
утешиться поговоркой: "Бойся данайцев дары приносящих".
Это был по-видимому не просто дощатый конь, а некое огромное,
красивое сооружение поражающее воображение своим величием, и достойное
украсить собой любую столицу древнего мира. Этот конь, по-видимому,
состоял из отдельных блоков, замаскированных в повозках.
Их перевозили втайне не только от лазутчиков, но и от большинства
своих. Блестящие мастера своего дела собрали коня всего за один день. Вот
и заполучили троянцы свою Ямаху. Любой подарок, Андрей, таит в себе
опасность. За него могут попросить оказать услугу, а услуги бывают очень и
очень разные, как ты в этом убедился сам. Пусть это будет тебе хорошим
уроком на всю жизнь.
- Нет, брат, я не убийца и не маньяк. Я люблю нашу милую, добрую
Эльзу и наверное не ошибусь если скажу, что она тоже любит меня и всегда
ждет.
Ведь ключ в тайничке - для меня одного, о нем не знает никто, только
я и она.
Нет, я не маньяк и не убийца. Убийцы те, кто заставил меня убивать в
Афганистане, это они убийцы и маньяки и те, кто ради власти и денег
приносят в жертву невинную пожилую женщину, в умышленно поврежденном лифте
и одинокого человека, оставившего свои мозги на мостовой, только мне
