друга, задыхались, стонали, катались между камней. Слышалось рычание,
точно ворчала злая собака; это рычание прерывалось ужасающими
проклятиями, и Вольферту почудилось, что он узнает голос буканьера. Он
охотно убежал бы отсюда, но, попав на самый край пропасти, не мог
сделать больше ни шага. Враги снова вскочили на ноги, и опять
возобновилась борьба; только выносливость и выдержка могли, по-видимому,
решить исход этой яростной схватки. Вдруг один из противников был
сброшен другим с вершины утеса и свалился в глубокий поток, который
бесновался внизу. Вольферт слышал всплеск и какое-то жуткое бульканье,
но темнота ночи скрыла от него все последующее, и рокот стремительного
течения заглушил остальные звуки.
С одним из боровшихся на скале было покончено, но Вольферт не знал,
был ли то друг или враг, а кто знает, быть может и оба они были враги.
Он слышал, как победитель подходит к нему, и его страх ожил с новою
силой. Там, где контуры скал поднимались на фоне неба, он увидел
человеческую фигуру; она приближалась. Не могло быть сомнения - это
страшный буканьер. Куда бежать? С одной стороны его ожидала пропасть, с
другой - убийца. Враг подходил все ближе и ближе - он был уже в
нескольких шагах от бедняги Вольферта. Вольферт сделал попытку
спуститься по отвесной стене утеса. Его плащ зацепился за куст
терновника, что рос на краю обрыва, ноги потеряли точку опоры, и он
повис в воздухе, полузадушенный тем самым шнурком, которым заботливая
жена закрепила плащ на его шее. Вольферт решил, что пришел его час;
воззвав к святому Николаю, он уже вручил ему душу, как вдруг шнурок
лопнул, и он стремглав покатился вниз по обрыву, падая со скалы на
скалу, с куста на куст; его красный плащ, оставшийся наверху, развевался
в воздухе, точно кровавое знамя.
Прошло порядочно времени, прежде чем он очнулся. Когда он открыл
глаза, розовые лучи восходящего солнца играли уже на утреннем небе. Он
обнаружил, что лежит на дне лодки и притом жестоко ушиблен. Он попытался
приподняться и сесть, но ему было больно пошевелиться. Послышался
дружеский и участливый голос, предложивший ему лежать спокойно и не
ворочаться. Он посмотрел в сторону говорившего - то был Дирк Вальдрон.
Он последовал за Вольфертом я его спутниками по настоятельной просьбе
госпожи Веббер и ее дочери, которые с похвальным любопытством,
свойственным прекрасному полу, проникли в тайну неоднократных совещаний
Вольферта и немецкого доктора. Дирк изрядно отстал от легкого челнока
Черного Сэма и подоспел как раз вовремя, чтобы спасти злополучного
кладоискателя.
Так завершилось это опасное предприятие. Доктор и Черный Сэм порознь
возвратились в Манхеттен, и каждый по-своему рассказывал о пережитых им
грозных опасностях. Что касается несчастного Вольферта, то, вместо того
чтобы возвратиться в город с триумфом, с грузом мешков, полных золота,
он был доставлен домой на носилках в сопровождении целой ватаги
сгоравших от любопытства мальчишек.
Его жена вместе с дочерью, завидев издалека это страшное шествие,
перебудоражили своим криком соседей; они думали, что несчастный окончил
все счеты с жизнью, пав жертвой очередного припадка безумия. Обнаружив,
однако, что он еще жив, они мигом уложили его в постель, и у его
изголовья собрался синклит престарелых кумушек всей округи, дабы прийти
к окончательному решению, каким способом его должно лечить.
Весь город был взбудоражен историей, приключившейся с нашими
кладоискателями. Многие побывали на месте ночных событий, но, хотя они и
нашли вырытую черным рыбаком яму, все же не обнаружили ничего стоящего,
что могло бы вознаградить их за затраченный труд. Некоторые из них,
впрочем, утверждали, будто видели там обломок дубового сундука, а также
железную крышку кубышки, причем от нее здорово несло золотом; они
говорили еще, что в старинном склепе наткнулись на следы тюков и ящиков,
но все это было чрезвычайно сомнительно и не внушало доверия.
Говоря по правде, тайна этой истории не разгадана и поныне. Был ли
тут зарыт клад, и если был, то унесли ли его той самой ночью те же люди,
что зарыли его, или он и до сих пор продолжает таиться в земле под
охраной гномов и духов и пребудет там до тех пор, пока кто-нибудь
по-настоящему не возьмется за его поиски, - обо всем этом можно лишь
строить догадки. Что касается меня, то я склонен придерживаться
последнего мнения, ибо я не сомневаюсь, что и здесь и во многих других
местах острова и поблизости от него, еще в пору буканьеров и первых
голландских поселенцев, были закопаны клады неисчислимой ценности; я
искренно рекомендовал бы тем из моих сограждан, которые не поглощены
другими делами, всерьез взяться за поиски этих кладов. Было высказано
множество предположении о том, кем же был в конце концов странный моряк,
некоторое время тиранивший маленькое братство на Корлпровом мысе; моряк,
который столь загадочно сгинул и при столь страшных обстоятельствах
вынырнул снова.
Некоторые думали, что он был контрабандистом, поселившимся здесь,
дабы помогать товарищам выгружать контрабанду в скалистых бухточках
острова; другие, - что он был буканьером, соратником Кидда или Бредиша,
прибывшим сюда с намерением извлечь из земли таящиеся в ней сокровища.
Единственное обстоятельство, которое проливает, правда тусклый, но все
же хоть некоторый свет на эту загадку, - это известие о странном,
иноземного вида шлюпе, похожем на пиратскую шхуну, который, как передают
очевидцы, несколько дней слонялся по Саунду, не спуская никого на берег
и не представив доклада властям, тогда как от него и к нему по ночам
беспрерывно сновали лодки; заметили, что он стоял близ входа в гавань,
едва забрезжило утро, после той ночи, когда приключилась катастрофа с
нашими кладоискателями.
Я не могу также не сообщить еще об одном известии, хотя и отношу его
к разряду апокрифических, а именно, будто буканьера, которого считали
утопленником, видели на рассвете - в руке он держал фонарь - верхом на
объемистом морском сундуке. Он плыл через Врата Дьявола, и пода там
бурлила и ревела с удвоенной яростью.
Пока вестовщики и вестовщицы округи были заняты этими толками и
пересудами, бедный Вольферт, больной и удрученный, лежал у себя в
постели с избитым телом и не менее пришибленною душой. Жена и дочь
делали что могли, дабы уврачевать его раны - как телесные, так и
душевные. Славная старая женщина не отходила от его изголовья, где
вязала с утра и до ночи, в то время как его дочь ходила за ним с
нежнейшей заботливостью. Они не испытывали также недостатка в участии
добрых соседей. Все, что говорится обычно о друзьях, покидающих нас в
несчастье, к ним ни в какой мере не относилось. Вебберы отнюдь не могли
пожаловаться на одиночество; не было поблизости ни одной хозяюшки,
которая не бросала б своей работы и не присоединялась к кучке женщин,
неизменно собиравшихся возле жилища Вольферта Веббера, дабы осведомиться
о его здоровье и еще раз обсудить некоторые подробности приключившейся с
ним истории.
И ни одна не являлась туда без горшочка с отваром полея, или шалфея,
или какой-нибудь мази, или настоя из трав, и каждая рада была показать
всему городу и свое лекарское искусство и свою доброту.
Каких только примочек не испробовал бедный Вольферт - и все напрасно!
Было больно видеть, как он тает изо дня в день, худеет, становится все
бледней и бледней, как горестно смотрит из-под старого лоскутного
одеяла, окруженный кучкою женщин, собравшихся, чтобы сочувственно охать,
вздыхать и бросать на него сокрушенные взгляды.
Дирк Вальдрон был единственным существом, приносившим с собою, как
казалось, луч солнца в этот дом уныния и печали. Он переступал его порог
с веселым видом и бодрым духом и старался вдохнуть жизнь в угасающее
сердце бедного кладоискателя; все было, однако, тщетно. Вольферт был,
очевидно, окончательно сломлен. Если еще и недоставало чего-нибудь,
чтобы довести до предела его отчаяние, то этим оказалось известие,
дошедшее до него в самые горестные его минуты: ему сообщили, что
городская община собирается проложить новую улицу, которая пройдет
посередине его капустного поля. Он видел теперь впереди лишь разорение и
нищету; ему предстоит расстаться с последним его оплотом, огородом
предков; что же станется с его бедной женою и дочерью? Как-то утром на
глаза его, провожавшие взглядом выходившую из комнаты хлопотунью Эми,
навернулись слезы. Дирк Вальдрон сидел возле него; Вольферт схватил его
за руку, указал на дочь и впервые за всю болезнь нарушил молчание.
- Я ухожу, - сказал он, покачивая головой, - и когда я уйду, моя
бедная дочь...
- Оставьте ее на меня, отец, - мужественно сказал Дирк, - я
позабочусь о ней.
Вольферт взглянул в лицо этому энергичному статному юноше и понял,
что он, как никто, в состоянии взять на себя заботу о женщине.
- Хорошо, - сказал он, - она твоя; а теперь позови мне нотариуса - я
сделаю завещание и умру.
Явился нотариус - щегольски одетый, суетливый, круглоголовый
маленький человечек - Роорбах или Роллебук, как принято было произносить
его имя. Увидев его, женщины принялись всхлипывать и причитать, ибо они
считали, что если человек подписывает свое завещание, - значит, он
подписывает себе смертный приговор. Вольферт слабым жестом велел им
замолчать. Бедняжка Эми скрыла свое лицо и свое горе в пологе постели.
Госпожа Веббер, дабы скрыть отчаяние, принялась снова вязать, но оно
выдало себя прозрачной слезой, соскользнувшей вниз и повисшей на кончике
ее острого носа, между тем как кошка, единственный беззаботный член этой
семьи, играла с клубком шерсти, упавшим на пол.
Вольферт лежал на спине; ночной колпак сполз на его лоб, глаза были
полузакрыты, на лице лежала печать близкой смерти. Он обратился к
нотариусу с просьбой быть покороче, ибо конец его близок и он больше не
может мешкать. Нотариус очинил перо, развернул бумагу и приготовился
писать под диктовку.
- Дарю и завещаю, - едва слышным голосом произнес Вольферт, - мою
небольшую ферму...
- Что вы, неужели всю? - воскликнул нотариус. Вольферт приоткрыл
глаза и посмотрел на юриста.
- Да.., всю, - повторил он.
- Как! Этот обширный участок земли, засаженный капустою и
подсолнечниками, через который городское управление намерено проложить
главную улицу?
- Да, он самый, - тяжко вздыхая и откидываясь на подушку, проговорил
Вольферт.
- В таком случае, от души поздравляю того, кто станет вашим
наследником, - заявил маленький нотариус, расплывшись в улыбку и потирая
руки.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил Вольферт, открывая глаза.
- А то, что он сделается одним из богатейших людей в нашем городе, -
вскричал маленький Роллебук.
Умирающий Вольферт словно отпрянул от порога небытия, над которым
успел уже занести ногу; глаза его загорелись; он сел на постели, сдвинул
назад красный ночной колпак и уставился на нотариуса.
- Вы это всерьез? - воскликнул он.
- Совершенно всерьез, - ответил нотариус. - Да, когда по этому
обширному полю и лугу пройдет улица и они будут разбиты на строительные
участки, их владельцу, наверное, не придется гнуть спину перед богатыми.
- Вы не шутите? - вскричал Вольферт, спустив одну ногу с кровати. -
Знаете, пожалуй, я пока повременю с завещанием.
К изумлению всех, умирающий мгновенно преобразился и в самом деле
воскрес. Искорка жизни, что едва теплилась в его теле, получила новый
запас горючего; она разгорелась, когда маленький суетливый нотариус влил
