Все верно. Нелепо надеяться, что она узнала бы его - таким: в нем ведь ничего прежнего уже не осталось, ничего, что может помнить Йолли. Безглазый урод. Все верно, девочка. Он горько усмехнулся про себя: сам Король Мира не придумал бы лучшей мести. Что боль в сравнении с этой встречей, с не-узнающим, полным доводящей до безумия брезгливости и страха, взглядом той, что была - последней Королевой Ирисов...
Выдержать.
Не оступиться. Не упасть. Не закричать, только не закричать, только бы...
Они не должны увидеть этого.
Выдержать.
Выдержать.
Выдержать.
...- Учитель... Ох, Учитель...- она горько всхлипывала, уткнувшись лицом в его колени.
- Ну, что ты, дитя мое, успокойся...
- Этот... он... он посмотрел на меня... о-о...
Холодок пробежал по спине Короля Мира, но он взял себя в руки: бред, она не могла узнать. Не могла! Нечего ей уже узнавать!
- Я ведь предупреждал тебя, дитя мое: не нужно было тебе видеть его.
- Да, да, Ты прав, Господин мой, Ты прав...
Она подняла голову, невольно вспыхнув; в ее взгляде, устремленном снизу вверх в прекрасный лик Короля, не было привычного смирения - его место заняла жгучая ненависть. Она внезапно оскалилась, стиснув маленькие кулачки:
- За одно то, что он посмел назваться Твоим...- поперхнулась словом "брат",- за одно это... если бы... я бы сама глаза вырвала!
Это заставило Манве вздрогнуть. И в первый раз благоговейная преданность его ученицы, выплеснувшаяся в этой неожиданно яростной вспышке, испугала его. Он не хотел, чтобы сейчас она оставалась рядом, он почти боялся ее в это мгновенье.
Король Мира быстро встал. Прошелся по залу взад-вперед, глядя куда-то мимо нее. Остановился.
- Иди в Сады Ирмо... Амариэ. Пусть сон изгонит из твоей души это страшное воспоминание и вернет покой твоему сердцу.
Она застыла на коленях, глядя на него широко распахнутыми глазами, а через мгновение дрожащим комочком прижалась к его ногам и зашептала сквозь слезы:
- Учитель, не гони меня... Лучше убей... Господин мой, Повелитель мой, смилуйся, убей меня... Я ведь люблю Тебя... не гони...
Эта отчаянная мольба тронула Короля Мира. Он поднял ее за плечи - умоляющие, покрасневшие от слез глаза безмолвно кричат о пощаде, пухлые, по-детски нежные губы дрожат, руки - молитвенным жестом сложены на груди.
- Что ты,- как мог, мягко ответил он.- Как же я могу прогнать свою любимую ученицу...
Отчаянно-счастливое лицо:
- Правда? Ты не гневаешься на меня, Учитель?
Манве молча улыбнулся.
- Если Ты хочешь, я пойду к Ирмо... Я вернусь и принесу Тебе цветов, можно? Можно, да?..
Оставшись один, Король Мира начал мерить шагами зал, нервно сплетая и расплетая пальцы. Амариэ была не только и не столько его ученицей, сколь самым совершенным творением. Он создал ее, он сам; в ней нет ничего, не вложенного им самим в эту прекрасную совершенную оболочку, словно драгоценный камень в изящную оправу. И именно она сейчас пугала его. Почему?..
- Я отвечу тебе.
Король Мира обернулся, невольно вздрогнув.
- Целители являются без зова, иначе они могут опоздать,- объяснил Ирмо, глядя куда-то в сторону.- А я и так опоздал.
Он глубоко вздохнул:
- Так вот, Манве, я отвечу тебе. Скажу то, что должен был сказать мой брат, если бы ты спросил его.
- Намо?
- Нет,- как-то неожиданно недобро усмехнулся Ирмо и, словно для того, чтобы развеять малейшую тень сомнения, прибавил горько и отчетливо,- Мелькор.
Король Мира отступил на шаг; впрочем, выражения его лица Ирмо не видел - смотрел в сторону.
- Так вот. Ты действительно вложил в нее все. Создал ее заново. Ее мысли, чувства, движения души. Ты создал зеркало; но даже и это не было бы бедой. Ты создал зеркало, отражающее только одно существо - тебя самого. Не ее испугался - себя, своего отражения: без этого она пуста. Больше в ней ничего нет.
Владыка Снов невесело рассмеялся:
- Ты, видишь ли, ошибся... учитель. Не ученики тебе нужны, а слуги. Тени. Разве ты допустишь, чтобы кто-то стал равным тебе или, тем паче, превзошел тебя? А ученики... впрочем, ты этого не поймешь. Да это и неважно теперь. Ты тень свою попытался прогнать...
Задумался.
- Из этого вышла бы странная сказка: прогнать прочь свою тень. Но я не о том. Тебе, не ей - место в моих садах. И я бы, пожалуй, принял тебя - если бы ты сам этого захотел. Просто потому, что целитель не вправе отказать в помощи. Но ты не захочешь. Бедная девочка. Думаешь, она любит тебя?
Манве невольно поднял руку, словно пытаясь заслониться от слов Ирмо - нелепый жест, так непохожий на его обычные плавные отточенные движения. Наверно, именно это и остановило второго из Феантури: он замолчал, впервые посмотрев прямо на Короля Мира.
- А ты сам, ты, Манве: ты - умеешь любить?..- вдруг тихо и участливо спросил Ирмо.
Колдовские глаза Владыки Снов встретились с глазами Короля Мира. Всего на мгновение.
Этот взгляд...
- Не бойся. Тебя я больше не потревожу. Целитель нужен только живым...
Тают отзвуки голоса, тает дымка тумана - и нет его уже в золотом зале.
...В этот уголок Садов Лориэна она не заходила никогда. Непонятно было: то ли воздух другой здесь, то ли деревья другие. Тихо и печально. Она было нахмурилась, но, увидев цветы, даже в ладоши тихонько захлопала - вот то, что ей нужно, таких нет, наверно, во всей Благословенной Земле!
Больше всего здесь было пурпурных цветов: темные стебли с красноватыми, похожими на клинки листьями, три причудливо изогнутых нежных лепестка цвета крови образуют венчик, три бархатистых красновато-коричневых спускаются вниз, а странный, почти неуловимый запах пробуждает неясные видения, печаль о чем-то потерянном навсегда.
Были и другие: белые, густо-лиловые... Но один понравился ей больше всего: золотисто-розовый, рассветный. Она протянула руку - сорвать: стебель сломался неожиданно легко, венчик качнулся - словно кивнул.
- Что ты здесь делаешь? - вопрос прозвучал так резко, что она вздрогнула, чуть не выронив цветок.
Странное лицо было у Владыки Снов. Она отчего-то оробела и ответила нерешительно:
- Я... я ничего... Я хотела сорвать цветок - можно?
- Ты уже сделала это; зачем же спрашиваешь? И зачем тебе эти цветы - мало ли других в лесах Йаванны?
- Владыка Снов,- успокаиваясь, отвечала Амариэ,- никогда среди творений Валиэ Кементари не видела я такого, и нигде в Земле Аман не встречала этих цветов, хотя почему-то они...
Она замолчала. Ирмо внимательно посмотрел на нее:
- Они - что, дитя?
- Они показались мне знакомыми, словно я видела их когда-то... Как зовутся эти цветы, Владыка Снов? - легкое облачко задумчивости, скользнувшее по лицу девушки, исчезло почти мгновенно.
...- Мне хотелось бы оставить тебе что-нибудь. На память.
- Зачем? Неужели ты думаешь, что я забуду...- "брат мой", мысленно добавил Ирмо, но вслух сказать этого не решился.
- Это не вещь, Ирмо; я оставлю тебе живое. Смотри...
- Как зовутся эти цветы? - Владыка Снов казался совсем по-детски восхищенным, он провел рукой по воздуху, повторяя очертания цветка.
- Песнью Сумерек, а еще - иэлли. У нас был Праздник Ирисов...
...- Как зовутся эти цветы, Владыка Снов?
Должно быть, Ирмо задумался, потому что оставил вопрос Амариэ без ответа, а вместо этого спросил сам:
- Ты для себя сорвала его?
Девушка смутилась; поняв причину ее замешательства, Ирмо снова грустно улыбнулся. Все же судьба - жестокая насмешница. Но ирис увянет раньше, чем его коснется Король Мира.
- Боюсь, эти цветы могут жить только в моих садах,- вслух сказал он.
- Но почему, Владыка Снов?
Ирмо не ответил.
...Амариэ... За долгие века - длинны годы Арды - золотой туман скрыл воспоминания о Благословенной Земле. Осталось - имя - песня - образ... Амариэ. Разделены - бескрайним морем, разлучены - проклятием Владыки Судеб. Амариэ - возлюбленная - колдовской цветок Валмара... Ее имя стыло кровью на губах того, кто умирал в смрадном мраке подземелий Тол-ин-Гаурхот. Ее имя было той первой звездой, что зажглась во мраке пробуждающегося сознания в покоях Мандоса. И вместе с этим именем - ибо обнаженная душа лишена защиты милосердного забвения - вернулась память, и была она - горечью.
В мрачных подземных залах одиноко бродит неприкаянная душа. Амариэ - избранница Манве, ученица Манве, прекраснейшая среди прекрасных Ванъяр. Он назвал ее - своей нареченной, и она улыбнулась в ответ - терпеливо и холодно, и взглянула ему в глаза. И то, что прочел он в этом взгляде, гнало его - прочь, прочь из Благословенной земли, за море, через льды Хэлкараксэ - холоднее льда глаза твои,- под жалящую плеть проклятия Мандоса - жгучий удар - взгляд твой,- в Сирые Земли, что под властью Врага - тьма в душе моей...
Он почти рад был проклятию, заклеймившему род Финве - проклятию, что печатью никогда замкнуло для потомков этого рода врата Мандоса. Но двери распахнулись, и глашатай Короля Мира призвал его в пиршественный зал.
Он стоял в центре круга под взглядами, как под бичами - беззащитный; струящийся мягкий свет больно резал глаза, и ему показалось - это Круг Судеб, и он - осужденный... Он стоял, не поднимая головы, не понимая, зачем он здесь, за что хотят его судить, когда услышал голос Короля Мира:
- О Финарато, отважный герой, сын мудрого короля Нолдор, потомок избранника Великих Финве! Нам известны подвиги твои и деяния твои. Горькую чашу пришлось испить тебе по вине Врага. Прими же этот кубок из Наших рук, да станет он первым даром Валмара воину, принесшему себя в жертву во имя торжества Света!
Что он говорит?.. Или здесь не знают... все было по-другому... чужая сила, чужая правда, горечь непонятной вины... Черное и Белое рвутся с кровью... Склизкие камни подземелья, цепи, скалящаяся морда Орка, кровь в горле... Что?.. ах да, нужно подойти... принять чашу... темное, густое - кровь? вино?.. Холодная усмешка Жестокого... злорадный оскал Орка... благожелательная улыбка Короля Мира...
Он подошел, неловко опустился на колени, почти упал - ноги перестали держать, мир на мгновение расплылся, потерял определенность, и волна воспоминаний захлестнула его, и страшно было - вместо этого величественного благостного лица увидеть - другое: ледяную усмешку бога - или оскал щерящихся клыков...
- Да пей же! Сам Король Мира чествует - пей! - оглушительный шепот-шипение в уши с двух сторон.
Он поднес чашу к губам, плеснув вином. Сладкая густая влага застыла в горле комом. Судорожно глотнул, поднялся, чувствуя, как подгибаются ноги. Все вокруг было ненастоящим, слишком ярким, слишком сверкающим, каким мир может показаться только воспаленным глазам умирающего. Очнешься - а вокруг тяжелые склизкие стены и сырой мрак темницы Тол-ин-Гаурхот. И почему-то хотелось очнуться. Пусть - там, пусть снова полный темной крови - своей ли, чужой - рот, пусть - ледяной пронизывающий взгляд Жестокого, непонятные слова Смертного... Берен?.. где же ты... и кандалы на руках... но разве сейчас его руки не скованы?..
- Да говори же! - снова тот же свистящий шепот.
Говорить?.. да-да, сейчас... нужно что-то сказать... поблагодарить за честь...
Он глубоко вдохнул безвкусный, режущий грудь воздух.
- О Великие... и ты, Король Мира, пресветлый Манве Сулимо...
Слова - чужие, такие же режущие и безвкусные, как этот воздух.
- Я, Финрод, сын Арафинве Златокудрого...
Не глядя, поклонился отцу - словно дернулся.
- ...потомок Финве, избранника Валар... благодарю вас за высокую честь, что оказали вы мне... призвав из темной обители... на ваш пир... Речи твои... о Король Мира... (когда же кончится эта пытка!) золотыми письменами навеки... начертаны в сердце моем (что еще говорить, что, что?! Чего ты от меня хочешь...). Я...- закашлялся, снова вдохнул,- я счастлив тем, что хотя бы на шаг... смог приблизить... предреченную победу... Слова мои бессильны выразить... то, что ныне... переполняет душу мою...
Замолчал, неловко поклонился.
Отпусти меня, я уже все сделал... Зачем ты меня мучаешь...
- Благородный Финарато! Учтивые слова твои - отрада для слуха Великих. Высшей награды достоин ты - и получишь ее, ибо Великие умеют читать в глубинах сердец.
