недель работа. Я же ни разу в жизни не встречал недостроенной трубы. И
вполне готов поверить поэтому, что их попросту привозят под покровом
ночи уже готовыми на каких-то грандиозных машинах, а потом не менее
грандиозными домкратами устанавливают за пару часов в нужном месте.
- Слушай, - спрашиваю я у Макарова, - это правда, что из глубокой
шахты можно днем увидеть звезды?
- Само собой, - говорит Макаров.
- Почему - само собой? Это, по-моему, вовсе не само собой, а доста-
точно как раз удивительно.
- Удивительного тут ни на грош, - заявляет Макаров, а я в очередной
раз крещу его мысленно позитивистом. - Если ты смотришь на небо с отк-
рытого места, то в глаза тебе светит весь купол целиком, да еще солн-
це, прямые лучи, - и все это блеск звезд, соответственно, застит. А в
шахту свет попадает только от маленького участка неба, который над
ней. И солнца нет. Вот и получается. Понял, Фофанов?
Моя фамилия не Фофанов, но это одна из макаровских поговорок.
- А из трубы? - спрашиваю я. - Вот из этой, скажем, трубы - тоже
будет видно?
- Естественно. Какая разница?
- Ничего себе - какая разница! - смеется Элка. - Труба и шахта!
Это, извините, вещи прямо противоположные. Просто как мальчик и девоч-
ка.
- Да ну тебя, - говорит Макаров, - я ему серьезно объясняю...
- Едет! - сказал Терентьев.
Мы бросаемся к парапету. Но Элка говорит: не он. Фары не те.
- Как это?
- Тут квадратные. А у него круглые и по две...
У Элкиного репортера голубые "Жигули". На них он катает Элку по
Москве и за город. И при случае, конечно, откидывает назад сиденья.
Репортеру года, наверное, двадцать четыре. А Элке тридцать. А мне,
например, тридцать два - но это тут ни при чем. Но сохранилась Элка
отлично. У нее, между прочим, совершенной формы грудь. К тому же и
жизнь ее научила кое-чему. Так что юноша нисколько не прогадал, выби-
рая.
- Ну я ему покажу, - говорит Элка.
- Скорее наоборот, - говорит Терентьев.
- Что - наоборот?
- Не покажешь.
- Может, обойдемся без хамства?
- А на кой хрен ты нам все это устроила? - спросил Терентьев.
- Ну, я же не знала... А потом, вы спокойно могли отказаться.
- Вообще-то я и сам об этом много думал, - сказал Макаров. - У меня
даже проект имеется - для ООН или ЮНЕСКО. Рано или поздно шахтное рас-
положение стратегических ракет все равно морально устареет. Тогда в
эти шахты можно установить зеркала для телескопов. Получится всемирная
наблюдательная система. Многоэлементная и с большим разрешением.
Я поинтересовался, как он собирается направлять такой телескоп в
нужную точку.
- А где она, нужная точка? - сказал Макаров. - Будут сканировать
небо - земля-то вертится. Пускай вселенная поделится кое-какими из
своих тайн. Терентьич, у тебя телескоп когда-нибудь был?
Терентьев ответил взглядом - совершенно затравленным.
- Вот и у меня не было. А ведь хотел купить пару лет назад. Школь-
ный, но приличный. Рефлектор. Так денег пожалел. Чурка!
Как-то мне все это странно. Я знаю, что единственная книга, какую
Макаров прочел по астрономическим делам, - все те же "Звезды", с кото-
рых все и начиналось вчера. И даже вторую, которую я дал ему уже давно
- "Вселенная, жизнь, разум", - не открывал пока. И вряд ли откроет.
- Надоело, - сказала Элка. - Преклонение перед абстрактной беско-
нечностью, околдованность астрономическими масштабами и любовь к мерт-
вой природе отдают, знаете ли, дешевым пижонством. Человек мыслящий
вглядывается в малое и ищет неизреченное рядом. Над тайной жизни в
первую очередь задумывается, над ее вездесущностью, постоянством,
воспроизводством. Вы бы лучше в обыкновенном зачатии попробовали
что-нибудь понять! Да-да, в зачатии - и нечего лыбиться! Что это, как
это? Да ты на траве когда-нибудь лежал, человек асфальта?! А там, меж-
ду прочим, в почве, любая крупинка вся кишит прямо: жучки, червячки,
букашки, какая-то мелочь, вообще уже не различимая... Вот они, масшта-
бы, вот тебе галактики, вот любые созвездия... Но им мало, видите ли!
Им мертвый огонь подавай, да еще далекий настолько, что недостижим в
принципе! Тем более, если не ошибаюсь, он и горел-то сотни миллионов
лет назад, а теперь, может, и вовсе не существует. Пустое место!
- Кстати, - сказал Макаров, - микроскоп я тоже не купил. Сам не по-
нимаю почему. Сказать смешно, какие он копейки стоил.
- Во-первых, - внес трезвую ноту Терентьев, - ничего этого в мик-
роскоп не видно. Видны в него в лучшем случае амебы, клетки и срезы
волос. Во-вторых, насчет того, что и когда светило, - это сложнейший
философский вопрос, связанный с никем еще толком не осмысленными кате-
гориями пространства и времени. А потом, какое тебе, поэту, дело до
букашек, которые где-то там кишат? Ты зрить обязана в суть человечес-
кую!
- Дурак! - говорит Элка. - А в кого, по-твоему, мы все превратимся?
Сперва - в землю. Потом - в них как раз, которые из земли происходят.
Терентьев задумался, отразил очками трубу. Потом кивнул головой:
- А что... Я, пожалуй, согласен. В жука. Пожарника. Или нет - в
майского.
- В шмеля, - сказал я.
- Ну а я, наверное, - сказала Элка, - в муху. Дрозофилу. Идет?
- А почему не в бабочку? - спросил Терентьев.
- Действительно, - сказала Элка, - почему не в бабочку?
- У вас, ребята, - засмеялся Макаров, - нелады с семантикой. Жуки,
между прочим, тоже бывают полу мужеского и женского. И мухи.
- Дудки, - говорит Элка, - они все гермафродиты.
На крыше соседнего дома двое мужиков в тусклой одежде вязали верев-
ку к основанию телеантенны. Другой конец веревки сполз с крыши и сви-
сал на чей-то балкон. Потом один достал неразличимый отсюда, но, види-
мо, режущий инструмент, попробовал его на жестяном колпаке над венти-
ляционным выходом, и до нас долетел душераздирающий скрежет.
- Бр-р, - поежился Макаров, - прямо мороз по спине.
- Домушники, - констатировал Терентьев тоном человека, выстрадавше-
го запанибратство со всеми вещами мира.
- Если они нас увидят, - сказала Элка, - они могут в нас выстре-
лить. Потому что мы для них представляем опасность. Как интересно! Я,
наверное, впервые в жизни представляю для кого-то опасность.
- Ну да! - усомнился Терентьев. - А для многочисленных жен?
- Это не считается.
Но я к Элкиным словам все-таки прислушался и настоял на том, чтобы
спрятаться за чердачную будочку. Тут мы и уселись, плечом к плечу, все
четверо. Теплее не стало. Прямо перед нами оказалось теперь вытяжное
отверстие, из которого устойчиво пахло позавчерашним супом.
- А вот с моим братом, - сказал Терентьев, - с родным братом, слу-
чилась такая история. Род его занятий состоял в том, чтобы обследовать
только что выселенные дома и собирать там всякие интересные вещи, ос-
тавленные жильцами. Попадалась антикварная мебель, картины - у нас,
например, дома до сих пор подлинный Верещагин висит, - книги, даже ме-
дали и деньги старинные. Работал брат с приятелем, который был шофером
на автобазе, так что удавалось использовать служебный грузовичок. Все
у них было отлично налажено; брат даже роман крутил с дамочкой из Мос-
совета, секретаршей в том именно отделе, где отвечали за выселение,
ремонт или снос старых домов в центре. Так что сроки и адреса им ста-
новились известны заранее. Основной же задачей было опередить дворни-
ка. Естественно, опередить его совсем - невозможно. Но дворник чаще
всего в этих делах не специалист и по первому разу забирает только то,
что самому приглянулось: пустые бутылки, пепельницу, может, какую, ес-
ли найдет, мебель, которая поцелее. Но зато, если позволить ему прийти
во второй раз и в третий, тогда он либо сам вынесет все без остатка на
предмет хоть по дешевке - да продать, либо отыщет такую же, как у бра-
та, конкурирующую частную фирму. Так что попасть в дом необходимо было
точно между первой и второй дворницкими инспекциями. И вот однажды
брат обнаружил в одном таком доме замечательный ампирный буфет. Эдако-
го мастодонта - больше двух метров высотой. В новой квартире, куда пе-
реехали хозяева, он, по-видимому, просто не мог бы уместиться. Буфет
требовал некоторой реставрации, но даже в таком виде был шанс прилично
на нем заработать. Брат прикинул и решил, что вдвоем, пожалуй, если
поднатужиться, вытащить они его оттуда сумеют, тем более что парадная
лестница по ширине была прямо-таки дворцовой. Сбегал в телефонную буд-
ку, вызвал подельщика с машиной - тот ставил ее не в гараже, а возле
дома, так что и по ночам она оставалась в их распоряжении, - потом
вернулся назад. И тут видит, как из дверей возникает дворник, а с ним
интеллигентного вида мужик. Они стоят, о чем-то договариваются и нако-
нец бьют по рукам. Дворник достает здоровенный замок и вешает его на
дверь подъезда. Брат понимает, что дворник на этот раз попался не про-
мах и успел уже буфет запродать; мужик же, надо думать, отправился за
подмогой и скоро придет забирать. Следовательно, требовалось спешить.
Подъезжает напарник, и они вместе бросаются искать черный ход. Этого
конкуренты действительно не предусмотрели - там только на щеколду было
закрыто. Не буду описывать, с какими страшными трудностями спускают
они негабаритный совершенно буфет по узенькой черной лестнице. А внизу
выясняется, что дворник уже исправил ошибку: щеколда снова задвинута с
той стороны. То ли не знал, что они внутри, то ли решил один с двоими
не связываться, а предпочел дождаться, пока явится с грузчиками поку-
патель. Что делать? Только дверь ломать. Они ведь набор инструментов
брали с собой, и в нем был маленький топорик. А дверь массивная, ста-
рая - из дуба, наверное, сделана. Крушить ее - дело долгое и шумное.
Поскольку происходит все, как я уже говорил, поздним вечером, соседи
напротив вызывают на этот шум милицию. Но именно в это время и именно
в доме напротив воры грабят квартиру на первом этаже. Дальше все про-
исходит в таком порядке: брат наконец-то пробивает в двери дыру и
отодвигает щеколду. В это же время ничего не подозревающие воры начи-
нают вылезать из окна. А в следующую секунду во двор влетает милицейс-
кая машина, и довольные милиционеры, забыв, естественно, о причине вы-
зова, вяжут растерявшихся жуликов и ведут в воронок. Брат с приятелем
подхватывают свой буфет и со всех ног - за угол, к машине. Все. Конец
истории.
- Это ты все сочинил, - говорит Макаров после паузы.
- Почему - сочинил?
- Потому что ты не можешь знать в этой ситуации, кто, когда и зачем
вызвал милицию. И потом, по ночам квартиры никто не грабит - это толь-
ко внимание к себе привлекать.
- Да? - Терентьев почесал в затылке. - Ну да. Верно. Только сочинял
не я. Так рассказали.
- Еще хуже, - сказал Макаров.
Элке мы опять надоели.
- Господи, - сказала она, - как же холодно все-таки! Я бы прямо шу-
бу сейчас напялила.
Макаров сразу насторожился и буркнул:
- Натуральную?
- А то!
- Ну, раз "а то!" - значит, с бабочкой ничего не получится.
- С чем не получится?
- Даже с мухой не получится.
- А... Не вижу связи.
- И зря. Скажи, вот самый дешевый мех - какой?
- Кошкодавленый, - сказала Элка.
- Ну, это ладно - не в счет. И кролик не в счет. Кроме.
- Еще белка.
- Белка подходит. Но у нее хотя бы хвост длинный. А вот помнишь,
раньше был еще один - шиншилловый?
- Помню, помню, - вздохнула Элка. - Я только не понимаю...
- Я тоже не понимал, - вздохнул Макаров, - пока однажды своими гла-
зами эту самую шиншиллу не увидел. Она - во размером, с кулак. И на
полупердик, который едва прикроет тебе задницу, таких зверушек нужно
не меньше, наверное, полусотни. Не кажется тебе безнравственным такое
соотношение?
Элка наконец взвыла:
- Ску-у-учно ка-а-ак! И обыкновенно. Скоро вообще никого не оста-
нется, одни моралисты. Ты лучше подумай, почему все эти благородные
