G
А те, которые на цели,
Hm
Глядя ввысь, оцепенели,
G F# Am
Знают, чем грозит им мой пилотаж!
Парашют оставлен дома,
На траве аэродрома.
Даже если захочу - не свернуть.
Облака перевернулись,
И на лбу все жилы вздулись,
И сдавило перегрузками грудь.
От снарядов в небе тесно,
Я пикирую отвесно,
Исключительно красиво иду.
Три секунды жить осталось,
И неважно, что так мало,
Зацветут еще мои деревья в саду!
Не добраться им до порта,
Вот и все. Касаюсь борта,
И в расширенных зрачках отражен
Весь мой долгий путь до цели,
Той, которая в прицеле.
Мне взрываться за других есть резон!
Есть резон своим полетом
Вынуть душу из кого-то,
И в кого-то свою душу вложить.
Есть резон дойти до цели,
Той, которая в прицеле,
Потому что остальным надо жить!
- ПАМЯТИ МОРЯКОВ ТЕПЛОХОДА "МЕХАНИК ТАРАСОВ"
Я смыт был в море с корабля.
Не удержался у руля:
Волна - стеною в грудь...
И вроде я на дно пошел,
Но понял, что не хорошо
Вот так вот, запросто, тонуть...
Горнисты мне подъем трубят -
Я кинул бездну под себя
И воздух ртом хватил.
На всю планету и окрест -
Одна вода, зеленый лес.
И нету сил...
Где же вы, други мои, моряки-братишки?
Заходили вкруг меня плавники акульи.
Я кричу (ни ответа ни привета не слышу):
"Помогите мне, люди!
Тону я.
Тону я..."
Я обнимал девятый вал.
Вздымал трезубец, хохотал
Бог Посейдон...
И вспомнилось мне, как в детстве я
Гонял трезубцем муравья...
Теперь я знал, что думал он.
Раскаты грома, ветра свист,
Как гири, ноги тянут вниз.
А мне бы жить...
В трех ипостасях он один,
Последний козырь мой - дельфин,
И может быть...
Прилетит, подмигнет человечьим глазом,
И подхватит меня, и на спину вскинет...
- Белобрюхий, скорей. Я теряю разум...
Ну давай же быстрей. Чую - сердце стынет.
Вдруг кто-то тихо прошептал:
"Ну, уступи. Ты так устал.
Внизу ведь тоже твердь.
Там сон, там вечная весна,
Там буду я тебе жена..."
И понял я, что это смерть.
"Не хочу, - закричал, - отпусти, косая!
Не ходить под венец нам с тобою вместе.
Не нужны вместо птичьих мне рыбьи стаи
Не желаю я слушать русалок песни".
Я смыт был в море с корабля...
Недалеко была земля...
- РОМАНС НАЙ-ТУРСА
Нам уже давно за тридцать,
Кони мчатся по пятам.
Не пора ли застрелиться,
Господин штабс-капитан?
Блещет маковками терем
В сладкосиней вышине.
Не пора ли нам примерить
деревянную шинель?
Дней последних злую гамму
Доиграл судьбы рояль...
Не пора ли нашим дамам
Черную надеть вуаль?
Мы в последний вздох трех граций
Стройные сожмем тела.
Не пора ли нам остаться
В том, в чем мама родила?
Давайте же играть свою игру,
Откроем карты и пойдем не в козырь.
И смерть красна, мой милый, на миру,
Зачем же ждать, пока просохнут слезы?
Давайте же играть свою игру.
Последний кон и ставки дорогие.
И смерть красна, мой милый, на миру,
Зачем же ждать, пока уйдут другие?
- РОМАНС ГЕНЕРАЛА ЧАРНОТЫ
Опять один в постели полусонной,
Во тьме ночной лишь стук шальных копыт.
Давно лежит на золотых погонах
Парижских улиц вековая пыль.
Блестящие тускнеют офицеры,
Как говорится, Боже, даждь нам днесь.
Уже не так изысканы манеры -
Остались только выправка да честь.
Я жив, мой друг, покоен и свободен,
Но стал мне часто сниться странный сон:
На водопой по василькам уводит
Седой денщик коня за горизонт.
Осенним утром псовая охота.
Борзые стелют, доезжачих крик.
Густой туман спустился на болота,
Где ждут своих тетерок глухари.
Кто мы с тобою здесь, на самом деле?
Один вопрос и лишь один ответ:
Mon cher ami, мы здесь с тобой Мишели,
Здесь нет Отечества и отчеств тоже нет.
Не привыкать до первой крови драться,
Когда пробьют в последний раз часы...
Но, господа, как хочется стреляться
Среди березок средней полосы.
- Здесь, на старом еврейском кладбище
Здесь, на старом еврейском кладбище,
По старинке, в черте оседлости
Господа лежат и товарищи,
Кто-то в роскоши, кто-то в бедности,
Кто-то в камне, расшитом золотом,
Вдоль оградок - скамейки чистые,
Кто-то в камне замшелом, колотом,
Позабытый родными, близкими.
Вот фельдфебель ее величества
Держит землю с портным из Гомеля.
Тот был бездарью, этот - личностью.
Оба в землю легли изгоями.
- Голыми руками, да с лицом сусальным
Голыми руками,
да с лицом сусальным,
Собираем камни
те, что разбросали.
Все мы в Лету канем.
Кто добром, кто силой.
Собираем камни,
время наступило.
Значит, так тому и быть,
Только страшно ведь,
Что друг другу морду бить
Будут граждане.
Вечер стал несветел,
наглотавшись дури.
Кто посеял ветер,
пожинает бурю.
А там, где дуб качался, -
баяли старухи, -
Кот с цепи сорвался -
видно с голодухи!
Ветви, листья потеряв,
Обломалися.
И русалка, вниз упав,
Вмиг состарилась.
Белой нитью тонкой,
быстро да искусно,
Правду вышивают
болтуны да трусы.
Что седой, что лысый -
все одно, как прежде,
Все бегут, как крысы,
с корабля надежды.
Значит, так тому и быть,
Только страшно ведь,
Что друг другу морду бить
Будут граждане.
Собираем камни
те, что разбросали...
- ПЕСНЯ О ПАРАДНОМ ШАГЕ
В жестком ритме годов люди поступь тугую чеканят.
Шаг парадный тяжел - все носок не умеют тянуть.
И в дыму городов наша юность вдруг зрелостью станет,
Обернемся давай и посмотрим на пройденный путь.
Кем ты был, кем ты стал, оправдал ли, сумел ли добиться?
Не позоришь ли род, сделав к подлости маленький шаг?
Мы возьмем пьедестал, как вершину возьмем, но разбиться
Будет легче гораздо, коль в трещину канет душа.
Обернемся, мой друг, стали старше мы, значит, мудрее.
Посчитаем всех тех, кто от нас уходил без обид.
Если мало, то знай - зря нас солнце лучами лелеет.
Много - тоже не ладно, значит, сердце у нас не болит.
Обернемся давай, время есть еще что-то исправить,
Так вперед поспешим - караульная смена близка.
Шаг парадный тяжел, мы уйти некрасиво не вправе,
Мы должны видеть шик параллельного небу носка.
- ПЕС Я ВРЕМЕ ЗАСТОЯ
Моей Отчизны вечное ребячество,
адежды юности и юность стариков,
Отчизна гениев и пятилетки качества,
Страна Госплана и внеплановых стихов.
Моей Отчизны детство бесконечное,
Мальчишка Петр, и тот играл людьми,
И на Сенатской залпами картечными
Всех веселил Кутузова кумир.
Но то история. А нынче - тоже ладушки,
Играем в годовщины, как в серсо.
Моя страна печет их, как оладушки,
Забавно морща детское лицо.
Играем в тайны запусков космических,
Когда, куда и кто - не говорим.
Моей Отчизны детство неприличное.
И тем гордимся, и на том стоим.
Моей страны всеотрицанье мальчика,
Да что ему до глубины веков.
Ты отрицаешь надписи на маечках,
Развесив надписи на маечках домов.
Но я люблю, страна, твое младенчество,
Ты, как ребенок, привязала нас.
Когда же повзрослеешь ты, Отечество,
Мне будет очень не хватать твоих проказ.
Песенка шпрехшталмейстера
Am Em Am
Все зрители давно на месте,
D G C
И начинать уже пора.
Я в этом цирке - шпрехшталмейстер,
Я объявляю номера.
C G G
Сейчас начнется представленье,
Gm A7 Dm
И, как начищенный пятак,
Я засверкаю на арене,
E Am
И вы захлопаете в такт.
Диги-диги-дон,
диги-диги-дон,
Только лишь у нас!
Только лишь один сезон!
Мой фрак изрядно прохудился -
Давно служу я в шапито.
Я здесь живу, я здесь родился,
Я знаю где, почем и что.
Неплохо в цирке акробатам:
Не жизнь - сплошной аттракцион!
Идут ребята по канату,
А вдруг порвется где-то он...
Диги-диги-дон,
диги-диги-дон,
Только лишь у нас!
Только лишь один сезон!
Носил я колпак бумажный,
Смешил расфранченных особ,
Но время шло... И вот однажды
Устало корчиться лицо.
Но сердце к цирку прикипело,
И я с арены не ушел,
Нашел себе по нраву дело
Нашел себе по нраву дело
Теперь мне очень хорошо
Вниманье всем! Оркестр начал,
Свет в зале снят, улегся шум.
Я - шпрехшталмейстер. Это значит:
"Кто первым номером - прошу!"
Только лишь у нас!
Только лишь один сезон!
Диги-диги-дон,
диги-диги-дон!
Песня старого портного (Еврейский портной)
Gm
Тихо, как в раю,
A7
Звезды над местечком высоки, ярки,
Dm
Я себе пою,
B A7
Я себе крою,
Gm
Опустилась ночь,
A7
Отдохните дети, день был очень жаркий.
Dm
За стежком стежок --
B A7
Грошик стал тяжел...
Ой, вэй...
D7 Gm
Было время, были силу -- да, уже не то!
D7 Gm
Годы волосы скосили, вытерли мое пальто...
A7 B A7
Жил один еврей, так он сказал, что все проходит...
Солнце -- тоже вэй, садится на закате дня,
Но оно опять родиться -- жаль, что не в пример меня!
Кто же будет одевать их всех потом по моде?
Девочка моя! Завтра утром ты опять ко мне вернешься,
Милая моя, фейгеле моя!
Грустноглазая! Папа в ушко майсу скажет -- засмеешься,
Люди разные, и песни разные.
Ой, вэй...
Будет день, и будет пища -- жить не торопись!
Иногда богаче нищий, тот, кто не успел скопить,
Тот, кого уже никто нигде ничем не держит...
Нитка, бархат, да иголки -- вот и все дела!
Да еще талмуд на полке -- так бы жизнь шла и шла...
Только солнце вижу я все реже, реже...
Тихо, как в раю,
Звезды над местечком высоки, ярки,
Я себе пою,
Я себе крою,
Я себе пою.
- ПУТЕШЕСТВИЕ ГУЛЛИВЕРА В СТРА У ЛИЛИПУТОВ
Жил-был матрос. Да верь не верь,
Но бес его попутал,
И вот однажды Гулливер
Подался к лилипутам.
Коль выпал случай примирить
Их с островом Блефуску,
Плевать на то, что негде жить
В домишках лилипутских.
С рождения миссионер.
Постель, камин... О Боже!
Под звездным небом Гулливер
Устроил свое ложе.
Но местный святоч Болголам -
Ревнивец и так далее -
Шепнул, и парня по рукам
И по ногам связали.
Казалось бы - наоборот,
Кто больше, тот сильнее,
Но удивительный народ -
Чем шире лоб и выше рост,
Тем лилипуты злее!
аутро знать, совет держа,
Гиганта попросила,
Чтоб Гулливер не обижал
Туземцев слабосильных
и словом гулким, как обвал,
и музыкою громкой
И чтоб для песен выбирал
Местечко поукромней.
Казалось бы - наоборот,
Кто с миром, тот мудрее,
Но удивительный народ -
Чем лучше Гулливер поет,
Тем лилипуты злее!
а ренегате ренегат,
адули Гулливера.
И простачок большой фрегат
Похитил у неверных.
Король от радости расцвел,
Но тут вмешался канцлер:
" еплохо, если б он привел
Весь флот блефускуанцев!"
Казалось бы - наоборот,
От щедрости щедреют,
Но удивительный народ -
Чем больше Гулливер поет,
Тем лилипуты злее!
И вот подумал наш матрос:
"За что ж я здесь страдаю?
Быть надо с теми, кто мой рост
ормально понимает.
Им буду петь о чем хочу,
Своих не тратя нервов,
И будет всем нам по плечу,
И станет всем нам по плечу
Любовь и гулливерность!"
- ПУТЕШЕСТВИЕ ГУЛЛИВЕРА В СТРА У ВЕЛИКА ОВ
Слушай, добрый человек,
Я тебя не обману:
Раз попал я в Бробдингнег,
Великанскую страну.
Великаны там живут,
Как мы в Лондоне своем,
Виски пьют и хлеб жуют,
И все деньги носят в дом.
А дома там - как у нас,
Только больше в десять раз.
