Улыбающееся семейство.
Самым замечательным свойством дома была полнейшая тишина. Когда
мистер Грапин входил, хорошо смазанная дверь захлопывалась за ним
беззвучно, как во сне. Двойной ковер, который он сам постелил недавно,
полностью поглощал звуки шагов. Водосточные желоба и оконные переплеты
были укреплены так надежно, что не скрипнули бы в самую ужасную бурю.
Все двери в комнатах закрывались новыми прочными крюками, а отопительная
система беззвучно выдыхала струю теплого воздуха на отвороты брюк
мистера Грапина, который согревался в этот промозглый вечер.
Оценив царившую вокруг тишину тончайшим инструментом, находившимся
в его маленьких ушах, Грапин удовлетворенно кивнул, ибо безмолвие было
абсолютным и совершенным. А ведь бывало, по ночам в доме бегали крысы.
Приходилось ставить капканы и класть отравленную еду, чтобы заставить их
замолчать. Даже дедушкины часы были остановлены. Их могучий маятник
неподвижно застыл в гробу из стекла и кедра.
ОНИ ждали его в столовой. Он прислушался - ни звука, хорошо. Даже
отлично. Значит они научились вести себя тихо. Иногда приходится учить
людей. Но урок не пошел зря - в столовой не слышно даже звона вилок и
ножей. Он снял свои теплые перчатки, повесил на вешалку пальто и на
мгновение задумался о том, что нужно сделать. Затем он решительно прошел
в столовую, где за столом сидели четыре индивида, не двигаясь и не
произнося ни слова. Единственным звуком, нарушившим тишину, был слабый
шорох его ботинок по толстому ковру.
Как обычно он остановил свой взгляд на женщине, сидевшей во главе
стола. Проходя мимо, он взмахнул пальцами около ее щеки. Она не
моргнула.
Тетя Роза сидела прямо и неподвижно. А если с пола поднималась
вдруг случайная пылинка, следила ли она за ней взглядом? А если бы
пылинка попала ей на ресницу, дрогнули бы ее веки? Сжались бы мышцы,
моргнули бы глаза? Нет! Руки тети Розы лежали на столе, высохшие и
желтые, как у манекена. Ее тело утопало в широком льняном платье. Ее
груди не обнажались годами ни для любви, ни для кормления младенца. Они
были как мумии, запеленутые в холостины и погребены навечно. Тощие ноги
тети Розы были одеты в глухие высокие ботинки, уходившие под платье.
Линии ее ног под платьем придавали ей еще большее сходство с манекеном,
ибо оттуда как бы начиналось восковое ничто.
Тетя Роза сидела, уставившись прямо на мистера Грапина. Он
насмешливо помахал рукой перед ее носом - над верхней губой у нее
собиралась пыль, образуя подобие маленьких усиков!
- Добрый вечер, тетушка Рози! - сказал Грапин, поклонившись. -
Добрый вечер, дядюшка Дэйм.
"И ни единого слова", - подумал он. - "Ни единого слова!"
- А, добрый вечер, кузина Лейла, и вам, кузен Лестер, - поклонился
он снова.
Лейла сидела слева от тетушки. Ее золотистые волосы завивались, как
медная стружка под токарным станком. Лестер сидел напротив нее, и волосы
его торчали во все стороны. они были почти детьми, ему было 14 лет, ей -
16. Дядя Дэйм, их отец /"отец" - что за дурацкое слово!/ сидел рядом с
Лейлой у боковой ниши, потому что тетушка Роза сказала, что если он
сядет во главе стола, ему продует шею из окна. Ох, уж эта тетушка Роза!
- 23 -
Грапин пододвинул к себе свободный стул и сел, поставив локти на
скатерть.
- Я должен с вами поговорить, - сказал он. - Это очень важно. Надо
кончать с этим делом оно и так уже затянулось. Я влюблен. Да, да, я
говорил вам уже. В тот день, когда я заставлял вас улыбаться, помните?
Четыре человека, сидевших за столом, не моргнули глазом и не
пошевелились.
Тот день, когда он заставлял их улыбаться Воспоминания нахлынули на
Грапина:
Это было две недели назад. Он пришел домой, вошел в столовую,
посмотрел на них и сказал:
- Я собираюсь жениться.
Они замерли с таким выражением лиц, как будто кто-то только что
выбил окно.
- Что ты собираешься? - воскликнула тетушка.
- Жениться на Алисе Джейн Беллард, - твердо сказал он.
- Поздравляю, - сказал дядюшка Дэйм, глядя на свою жену. - Но я
полагаю... А не слишком ли рано, сынок? - он закашлялся и снова и снова
посмотрел на свою жену. - Да, да. Я думаю, это немного рано. Я не
советовал бы тебе это сейчас.
- Дом в жутком состоянии, - сказала тетушка Роза. - Нам и за год не
привести его в порядок.
- Это я слышал от вас и в прошлом году, и в позапрошлом, - сказал
Грапин. - В конце концов, это мой дом!
При этих словах челюсть у тети Розы отвисла.
- В благодарность за все эти годы, выбросить нас...
- Да никто не собирается вас выбрасывать! - раздражаясь закричал
Грапин.
- Ну, Роза... - начал было дядя Дэйм.
Тетушка Роза опустила руки.
- После всего, что я сделала...
В этот момент Грапин понял, что им придется убраться, всем им.
Сначала он заставит их улыбаться, а затем, позже, он выбросит их, как
мусорное ведерко. Он не мог привести Алису Джейн в дом, полных таких
тварей. В дом, где тетушка Роза не дает ему и шагу ступить, где ее дети
вечно строят ему всякие пакости, и где дядюшка /подумаешь, бакалавр!/
вечно вмешивается в его жизнь со своими дурацкими советами.
Грапин смотрел на них в упор.
Это они виноваты, что его жизнь и его любовь складывается так
неудачно. Если бы не они, его грезы о пылком и страстном женском теле
могли бы стать явью. У него был бы свой дом - только для него и для
Алисы. Для Алисы Джейн. Дядюшке, тете и кузенам придется убраться. И
немедленно. Иначе еще лет двадцать ждать, пока тетя Роза соберет свои
старые чемоданы и фонограф Эдисона. А Алисе Джейн уже пора въехать сюда.
Глядя на них, Грапин схватил нож, которым тетушка обычно нарезала
мясо...
Голова Грапина качнулась, и он открыл глаза. Э, да он, кажется,
задремал, задумавшись.
Все это было уже две недели назад. Уже две недели назад, в этот
самый вечер, был разговор о женитьбе, переезде, Алисе Джейн. Две недели
назад он заставил их улыбаться. Сейчас, возвратившись из своих
- 24 -
воспоминаний, он улыбнулся молчаливым неподвижным фигурам, сидевшим
вокруг стола, они вежливо улыбались ему в ответ.
- Я ненавижу тебя. Ты старая сука, - сказал Грапин, глядя в упор на
тетушку Розу. - Две недели назад я не отважился бы это сказать. А
сегодня... - Он повернулся на стуле. - Дядюшка Дэйм! Позволь сегодня Я
дам ТЕБЕ совет, старина... - Он поговорил еще немного в том же духе,
затем схватил десертную ложку и притворился, что ест персики с пустого
блюда. Он уже поел в ресторане - мясо с картофелем, кофе, пирожное, но
теперь он наслаждался маленьким спектаклем, делая вид, что поглощает
дессерт.
- Итак, сегодня вы навсегда выметаетесь отсюда. Я ждал уже целых
две недели и все продумал. Кстати, я думаю, что задержал вас здесь так
долго потому, что хотел присмотреть за вами. Когда вы уберетесь, я же не
знаю... - в его глазах промелькнул страх. - А вдруг вы будете шататься
вокруг и шуметь по ночам; я бы этого не вынес. Я не могу терпеть шума в
этом доме, даже если Алиса въедет сюда...
Двойной ковер, толстый и беззвучный, действовал успокаивающе.
- Алиса хочет переехать послезавтра. Мы поженимся.
Тетя роза зловеще подмигнула ему, выражая сомнение его словам.
- Ах! - воскликнул Грапин, подскочив на стуле. Затем, глядя на
тетушку, он медленно опустился. Губы его дрожали, но вот он расслабился
и нервно рассмеялся. - Господи, да это муха.
Муха продолжала свой путь на желтой щеке тети Розы, потом улетела.
но почему она выбрала такой момент, чтобы помочь выразить тете Розе свое
недоверие.
- Ты сомневаешься, что я смогу когда-нибудь жениться, тетушка?
Думаешь, я не способен к браку, любви и исполнению брачных обязанностей?
Думаешь, я не дозрел, чтобы совокупиться с женщиной? Думаешь, я
мальчишка, несмышленыш? Ну, что же, ладно!
Он покачал головой и с трудом успокоил себя. - Да брось, ты? Это же
просто муха, а разве может муха сомневаться в любви? Или ты уже не
можешь отличить муху от подмигивания? Проклятье! - Он оглядел всех
четверых. - Я растоплю печку пожарче. Через час я от вас избавлюсь, раз
и навсегда. Понятно? Хорошо. Я вижу, вы все поняли.
На улице начался дождь, холодные потоки бежали с крыши. Грапин
раздраженно посмотрел в окно. Шум дождя - единственное, что он не мог
убрать. Для него бесполезно было покупать масло, петли, крючки. Можно бы
обтянуть крышу мягкой тканью, но он будет барабанить по земле чуть
дальше. Нет, шум дождя не убрать. А сейчас ему, как никогда в жизни
нужна тишина: каждый звук вызывал страх. Поэтому каждый звук надо
заглушить, устранить. Дробь дождя напоминала нетерпеливого человека,
постукивавшего костяшками пальцев...
Грапина снова охватили воспоминания. Он вспомнил остаток того часа,
когда две недели назад он заставил их улыбаться...
Он взял нож, чтобы разрезать лежавшую на блюде курицу. Как обычно,
когда семейство собиралось вместе, все сидели с постными скучными
рожами. Если детям вздумалось улыбнуться, тетушка Роза давила их улыбки,
как мерзких клопов.
Тетушке Розе не нравилось, когда он держал локти на скатерти, когда
резал курицу. "Да и нож, - сказала она, - давно уже следовало бы
поточить ".
Вспомнив об этом сейчас, он рассмеялся. А вот в тот вечер он
добросовестно и покорно поводил ножиком по точильному бруску и снова
принялся за курицу. Посмотрев на их напыщенные, тоскливые рожи, он замер
и вдруг поднял нож и презрительно заявил:
- 25 -
- Да почему же вы, черт побери, никогда не улыбнетесь?! Я заставлю
вас улыбаться!
Несколько раз он поднял нож, как волшебную палочку и - о, чудо -
все они заулыбались.
Тут он оборвал свои воспоминания, смял, скатал их в шарик,
отшвырнул в сторону. Затем резко поднялся, прошел через столовую на
кухню и оттуда спустился по лестнице в подвал. Там топилась большая
печь, которая обогревала дом. Грапин подбрасывал уголь в печь до тех
пор, пока там не забушевало чудовищное пламя.
Затем он поднялся обратно. нужно будет позвать кого-нибудь
прибраться в пустом доме - вытереть пыль, вытрясти занавески. Новые
толстые восточные ковры надежно обеспечивали тишину, которая так нужна
ему целый месяц, а может быть, и год. Он прижал руки к ушам. А что, если
с приездом Алисы Джейн в доме возникнет шум? Ну какой-нибудь шум,
где-нибудь, в каком-нибудь месте!
Он рассмеялся. Нет, это, конечно, шутка. Такой проблемы не
возникнет. Нечего бояться, что Алиса привезет с собой шум - это же
просто абсурд! Алиса Джейн даст ему земные радости, а не раздражающую
бессонницу и жизненные неудобства.
Он вернулся в столовую. Фигуры сидели все в тех же позах, и их
индеферентность по отношению к нему нельзя было назввать невежливостью.
Грапин посмотрел на них и пошел к себе в комнату, чтобы переодеться и
приготовиться к выдворению семейки. Расстегивая запонку на манжете, он
повернул голову.
Музыка.
Сначала он не придал этому значения. Потом он медленно поднял
голову к потолку, и лицо его побледнело. Наверху слышалась монотонная
музыка, и это вселяло в него ужас, как будто кто-то перебирал одну
струну на арфе. И в полной тишине, окутывавшей дом, эти слабые звуки
были такими же чудовищными, как сирена полицейской машины на улице.
Дверь распахнулась под его руками, как от взрыва. Ноги сами несли
его наверх, а перила винтовой лестницы, как длинные полированные змеи,
