застонал сквозь стиснутые зубы. На длинных черных волосах Семирамис,
распущенных по такому случаю по плечам, возлежала та самая кхитайская
диадема, о которой только что шла речь. Ошибиться было невозможно: алмазы
сверкали даже в полутемном помещении, словно светились своим собственным
светом. Две змеи из белого золота сплетались хвостами над узким лбом
шадизарской потаскушки. Продетые сквозь змеиные тела кольца с длинными
подвесками звенели при каждом движении головы, сплетая странную мелодию.
- Конан! - завопила она своим низким пропитым голосом и устремилась к
молодому варвару. - Какая очаровашка! Ты просто чудо, и я навечно...
Тут только ее глаза привыкли к полумраку и она разглядела стоящих у
входа солдат, застывших со своими пиками. Даже в темноте было заметно, что
Семирамис побледнела.
Офицер расхохотался.
- Вот и решение загадки, - сказал он и обернулся к солдатам. - Взять
ее!
Солдаты устремились вперед. Семирамис обеими руками вцепилась в
диадему и помчалась обратно к лестнице, своротив по дороге столик и, судя
по громкому крику боли, посадив себе на обольстительное бедро
основательный синяк.
Мгновенным движением Конан вскочил, перевернув стол, схватил левой
рукой табурет, а правой вытащил меч. Обрушив табурет на конический шлем
офицера, он рассек мечом воздух и ловко отразил удар пики, направленный
ему в грудь.
- Беги, Семирамис! - зычно крикнул он.
Солдаты, разъяренные сопротивлением, набросились на молодого варвара,
который оскалил свои белые зубы и радостно устремился им навстречу.
Копошась на полу, офицер, наполовину оглушенный, стонал:
- Девку хватайте, девку! Спасайте диадему! С вором разберемся
после...
Но его никто не слушал. "Хорошенькая же дисциплина в королевской
гвардии", - ошеломленно думал Абулетес, устремляясь к стойке бара. Он
привык к тому, что солдаты жандармерии беспрекословно подчиняются своему
начальству. К тому же жандармы всегда стремились вернуть похищенное в
большей степени, нежели отловить и покарать преступника. Объяснялось это
тем, что в жандармерии служили преимущественно простолюдины, которым
платили за возмещение ущерба, а не за отрубленные головы. Что касается
гвардейцев, то они, даже рядовые, большей частью происходили из
благородных семейств и погоню за потаскушкой, пусть даже в украденной
диадеме, почитали за дело презренное. Совсем другое - открытая битва. К их
услугам был великолепный варвар с двуручным мечом, которым он орудовал с
такой легкостью, будто то была бамбуковая палка.
Лишь двое или трое погнались за Семирамис. Обернувшись на верхней
ступеньке, она с силой лягнула одного из них каблуком между ног. Солдат
взревел от боли и повалился на своих товарищей. Пока они барахтались на
полу у основания лестницы, потирая шишки и останавливая кровь, бегущую из
носа, Семирамис уже исчезла.
Конан испустил свой боевой клич, от которого задрожали стены тесного
помещения и зазвенели стеклянные стаканы за стойкой Абулетеса. В тот же
миг кто-то запустил кружкой в масляную лампу, и комната погрузилась в
полную темноту. Некоторое время во мраке раздавались лязг металла и треск
дерева, потом послышались крики боли, стоны, вопли о пощаде. Наконец
Абулетес нашел за стойкой глиняную лампу и начал стучать кресалом. Кто-то
невидимый схватил его за руку, и тихий голос со странным акцентом
прошептал ему прямо в ухо:
- Господин, лучше не делать эта.
Голос звучал мягко, но в нем таилась странная угроза. Абулетес счел
за лучшее довериться чутью: кто бы ни был этот незнакомец, с ним лучше не
портить отношения.
Свет зажгли гораздо позднее и совсем в другом месте. С улицы кто-то
принес факел (оказалось - кофитянин с серьгой в ухе). В багровом свете
предстала картина побоища. На полу лежал офицер, затоптанный в схватке
насмерть. Несколько трупов в блестящих кольчугах плавали в лужах крови.
Повсюду валялись пики. Бунчуки намокли в крови и вине и обвисли.
Большинство солдат и часть посетителей исчезли бесследно. Один из раненых
солдат жался в углу и метался взглядом от стены до выхода, видимо
соображая, как же ему выбраться отсюда.
А на столе, болтая ногами в сандалиях, сидел молодой киммериец и от
души потешался.
- Ну что, - сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности, -
кто-нибудь еще хочет со мной побаловаться? А то я не наигрался.
Ответа, как и надо было ожидать, не последовало. Раненый солдат в
отчаянии прикусил губы, когда варвар гибким движением спрыгнул со стола и
направился к нему. Похоже, гвардеец не сомневался - сейчас его прикончат.
Однако Конан постоял над ним, хмыкнул презрительно и потыкал в него
грязной сандалией, намеренно пачкая блестящую кольчугу.
- Эй ты, - сказал он, - убирайся. Не умеешь драться - не берись за
оружие. И скажи своему безмозглому начальству, чтобы не вздумало больше
тягаться с Конаном из Киммерии. Даже если эта жирная баба, графиня Зоэ,
отправит против меня целый полк, я свалю вас всех. Клянусь Кромом, я буду
присылать ей по отрубленной голове в день, если она не успокоится!
Солдат с трудом перевел дыхание и, цепляясь за стену, встал на ноги.
- Я могу идти, господин? - спросил он, не веря своим ушам.
- Разумеется, - презрительно бросил Конан.
- Мое имя Аршак, и я навеки твой должник, - сказал солдат, но Конан
уже повернулся к нему спиной. Наклонившись над офицером, киммериец снял с
его пояса глиняную табличку. Во время потасовки она осталась почти
невредимой, если не считать того, что треснула пополам. Офицер навалился
на нее животом и тем самым, можно считать, спас от повреждений. Несколько
секунд киммериец тупо смотрел на клиновидные буквы, потом пожал плечами и
раздавил табличку подошвой сандалии.
- Абулетес! - рявкнул Конан.
- Здесь, - уныло отозвался хозяин, предвидя заранее просьбу своего
постояльца.
- Похорони эту падаль и вели служанкам помыть полы, - распорядился
варвар.
- Послушай, Конан, - сказал Абулетес, подходя к молодому варвару
поближе и после некоторого колебания кладя руку ему на плечо. - Ты очень
обязал бы меня, если бы нынче же съехал. Ты мне очень нравишься, ты
благородный и очень симпатичный моло... мужчина, но слишком уж
беспокойный.
Конан посмотрел ему в глаза, и Абулетес смешался.
- Конан, - снова проговорил он, однако руку с плеча варвара убрал. -
Слушай, Конан, я сделаю все, что ты хочешь, и даже платы не потре...
- Что? - кратко спросил Конан.
Абулетес взорвался, хотя понимал, что порыв может стоить ему жизни.
- Проклятье Сета на твою безмозглую башку, киммерийский дикарь! -
заорал он. - Хорошо, я закопаю трупы на городской свалке. Но полы пусть
моет эта твоя дурища, Семирамис, которую ты обрядил как королеву! В конце
концов, это из-за ее глупости тут так напачкали...
Конан задумчиво осматривал клинок двуручного меча и, обнаружив на нем
пятнышко крови, обтер его об одежду Абулетеса. Трактирщик сдался.
- Хорошо, - прошептал он. - Будь по-твоему, киммериец. Но если меня
вызовут во дворец и начнут пытать, я могу не выдержать испытания и назвать
твое имя.
- Ты можешь не дожидаться начала пытки, - хмыкнул Конан. - Я разрешаю
тебе сказать им все. Пусть приходят и забирают меня, если у них это
получится.
Он с лязгом сунул меч в ножны, повернулся и побежал вверх по
лестнице.
Графиня Зоэ бушевала.
- Моя диадема! - пронзительно кричала она. - Мои драгоценности!
Подумать только, даже в своем дворце я не могу чувствовать себя в
безопасности! Кто этот вор?
Аршак склонил голову.
- Какой-то варвар из дикой северной страны, госпожа моя.
- Молчать - взвизгнула Зоэ. - Я не хочу ничего слышать о нем! Он мог
посягнуть на меня! Какой ужас!
Она металась по своей опочивальне, окутанная полупрозрачными шелками,
сквозь которые просвечивали ее пышные формы. Перед глазами солдата
мелькали то розовые груди с сосками, подкрашенными охрой, то гладкие
круглые бедра. Он с удивлением поймал себя на том, что все эти прелести
оставляют его равнодушным - может быть, потому, что графиня Зоэ время от
времени награждала его увесистой пощечиной.
- Пятнадцать взрослых мужчин не могли взять какого-то варвара! -
вопила Зоэ. - Невероятно! Неслыханно! Бахтияр убит! Великий Митра,
высокородных господ стали убивать ударом табуретки по голове! А где
остальные?
- Не знаю, госпожа моя, - тихо сказал Аршак. - Я видел еще четыре
трупа. Думаю, что другие убежали...
- В бегах? - Зоэ остановилась и впилась в него взглядом. - Ты хочешь
сказать, они попросту дезертировали?
Опасаясь быть избитым, солдат осторожно ответил:
- Я не знаю.
- А что ты вообще знаешь? - закричала Зоэ и снова занесла свою пухлую
руку. На этот раз солдат уклонился от удара и перехватил ее запястье. Зоэ
дернулась, но он крепко держал ее.
- Хам, - прошипела она. - Ты соображаешь, что ты делаешь? Сейчас я
закричу, и тебя четвертуют...
- А меня и без того четвертуют, - сказал Аршак с жуткой уверенностью.
- Если остальные действительно дезертировали, значит, у них хватило ума
это сделать. Все, что мне остается, - это исправить мою ошибку.
Он оттолкнул от себя графиню и направился к выходу.
- Стража! - закричала она вне себя, но, к ее величайшему удивлению,
никто не откликнулся. Аршак, удивленный не меньше, чем сама Зоэ,
беспрепятственно покинул ее дворец. И только в просторном дворе увидел,
почему ему удалось это сделать.
Личная охрана сиятельной Зоэ никуда не исчезла - все были на месте.
Люди сидели и стояли в полной неподвижности, как куклы, некоторые застыли
в воинственных позах, с поднятыми пиками и мечами, занесенными для удара.
Более того. Среди охранников Аршак заметил семерых своих товарищей,
тех, что вместе с ним приходили арестовывать дерзкого похитителя диадемы.
Они тоже были неподвижны и, как заметил потрясенный Аршак, смертельно
бледны и очень худы, как будто им пришлось голодать не один день.
Создавалось впечатление, что их принесли, или привезли и свалили в углу
штабелем, точно бревна.
Аршак потрогал одного из них. Он был холоден, как камень, и казался
мертвым. Однако вдруг замороженный пошевелил глазами и уставился на
человека. Аршак отпрянул, ощутив приступ тошнотного ужаса.
В тот же миг он сообразил, что только что своими руками поставил себя
вне закона, посягнув на графиню Зоэ. Теперь ему только и остается, что
скрываться, а скрываться можно лишь в воровском квартале. Не напроситься
ли в напарники к этому Конану? Мысль показалась ему дикой, и он, несмотря
на ужас своего положения, усмехнулся.
Мстительная Зоэ выскочила во двор почти голая и застыла в дверях,
пораженная открывшимся ей зрелищем. Впрочем, замешательство почтенной дамы
продолжалось недолго. Завидев оскорбителя, она завизжала, протянула вперед
руки и помчалась к нему с явным намерением вцепиться в лицо и выцарапать
глаза.
Аршак насупился и обнажил меч. Ему не слишком нравилась идея убить
женщину, но он видел, что другого выхода, похоже, Зоэ ему не оставила. К
тому же, если он прирежет эту кровожадную и алчную бабищу, народ только
спасибо ему скажет.
И тут случилось нечто странное. Аршак ощутил сзади на своей шее
прикосновение чьих-то невесомых рук. Он замер. Хотел было повернуться, но
понял с неожиданной ясностью, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой.
Откуда-то потянуло холодом. Перед глазами все поплыло, слилось и
смешалось, однако равновесия он не терял, как будто неведомый источник
