Проверку свойств газа он поручил своим подельникам. Братья Сатовы
не знали человека, который был бы больше осведомлен в свойствах газа,
чем их школьный учитель, а потому отправились в школу. Там среди
топота и ребячьего гама они получали консультации по убийству,
объяснив, что занимаются охраной гаража, где хранятся баллоны, и
хотели бы узнать, не слишком ли это отразится на их здоровье и какая
именно доза может стать для них опасной.
Гараж, который предстояло превратить в газовую камеру, был куплен
раньше специально для совершения в нем убийств. Теперь следовало
подготовить и обустроить подвал. Когда все было готово, в подвал
привезли жертвы. Ларионов сидел в машине, и каждую жертву поднимали из
гаража и сажали рядом. После беседы возвращали в подвал. Никто не
выгораживал Гольдина. Все показали, что именно он подбил их на
убийство и организовал его. И вот тут история убийства начинает
буксовать: почему Гольдин не был отправлен в подвал вместе со всеми,
почему ему была отведена роль не жертвы, а палача. Когда все были в
подвале, люк прикрыли, закидав его мешками и оставив лишь
предназначенное для шланга отверстие. Баллоны подтащили к люку, и
Ларионов приказал Гольдину приступить к исполнению. Тот замешкался.
Тогда Ларионов выхватил револьвер и направил его на Гольдина. Тот
открыл вентили. Газ пошел в подвал.
Люди метались и кричали, пытаясь выбраться. Может быть, поэтому и
был оставлен в живых Гольдин, чтобы он смог увидеть, что именно
произойдет с ним? Постепенно крики стихали и, наконец, наступила
тишина.
Все убитые были утоплены той же ночью. Трупы их никогда
обнаружены не будут.
Дело это стало известно благодаря тому, что мать одного из
казненных стала искать своего сына. Она знала, что сын остался после
службы во Владивостоке, хорошо устроился, получил квартиру и служил в
охране. Она знала фирму, которую он охранял. Теперь она стала
требовать разыскать своего сына.
Странно это...
Странно это: какая-то мать какого-то охранника заставляет
работать прокуратуру Приморья, затеять следствие и остановить
"СИСТЕМУ". Разве до этого в "СИСТЕМЕ" не убивали людей, никто не
исчезал и ни у кого не было мамы? Убивали и даже очень убивали.
"СИСТЕМА" работала не в вакууме, а в крае, забитом спецслужбами и
правоохранительными организациями, и можно твердо сказать, что если бы
эти правоохранительные организации не охраняли права "СИСТЕМЫ", то она
не могла бы вести такую экспансию в Приморье. "СИСТЕМА" работала в
четком взаимодействии с "ОБЩЕЙ СИСТЕМОЙ", стала ее частью и
уничтожение ее невозможно - слишком тесны связи, слишком плотно
срослись все структуры, чтобы можно было безболезненно вырвать живой
кусок ларионовской "СИСТЕМЫ". Наверное, поэтому уже здесь в Москве в
прокуратуре нам отказались комментировать дело Ларионова, которое
велось несколько лет и до сих пор не завершено, сославшись на то, что
до решения суда материалы следствия разглашены быть не могут.
Рассчитывать на то, что решение суда когда-нибудь появится, не
приходится. Приморский суд возвратил дело на доследование, а срок
содержания под стражей или истекает, или истек, так что можно ожидать
появления во Владивостоке всех героев нашей истории. Они еще
понадобятся "ОБЩЕЙ СИСТЕМЕ".
Мы сознательно ограничили в рассказе число преступлений,
совершенных "СИСТЕМОЙ" Ларионова. Их было значительно больше, чем
здесь отмечено. Порой жертвами становились люди, никакого отношения к
"СИСТЕМЕ" не имеющие, как это было в момент взрыва в многоквартирном
доме, когда четверо жильцов погибли, а пятьдесят пять лишились крова и
всего, что нажили.
Но меньше всего мы хотели потрясти читателя зверствами, и если
рискнули рассказать о страшной смерти семи молодых ребят, задушенных в
газовой камере гаража, то лишь для того, чтобы всякий читающий этот
материал понял: такие "системы" работают без сбоев, являются машиной
уничтожения, не знающей жалости. Этого часто не осознают вступающие в
"СИСТЕМУ", не совсем понимая, в какой мир они шагнули.
Далее: мы рискнули привести подробную организацию "СИСТЕМЫ",
чтобы стало понятно, с каким серьезным, значительным и опасным врагом
сталкивается общество в лице многочисленных "систем", расплодившихся
за последние десять лет.
И еще: мы предлагаем читателю задуматься над тем, была ли
"СИСТЕМА" Ларионова локальным преступным сообществом, уничтожившим
себя в результате междоусобных разборок? Погиб ли Полуянов и его сын
за попытку бегства из "СИСТЕМЫ" - или возглавляющий разведку Полуянов
каким-то образом узнал о намерениях Гольдина уничтожить Ларионовых и
должен был исчезнуть, унеся с собой это знание? Быть может, Гольдин,
информировавший Ларионова об измене Полуянова, просто провел операцию
по дезинформации своего шефа, чтобы получить "добро" на устранение
проникшего в его планы лица? И наконец, может быть, само уничтожение
Ларионовых было продиктовано не стремлением Гольдина стать во главе
"СИСТЕМЫ", а было простым выполнение Гольдиным Заказа, отказаться от
которого он не мог. И тогда становится понятным, почему Ларионов, если
он об этом догадался, оставил Гольдина в живых, - ведь это была
единственная нить, связывающая его с Заказчиком?
Кончено, все это - предположения, которые имеет право высказать
журнал, но не могла сделать прокуратура Владивостока, где сначала
велось следствие, или Генеральная Прокуратура, продолжившая и
завершившая его, и изобличившая преступников. Дело доследуется и, как
сказано выше, можно ожидать, что действующие лица скоро окажутся на
свободе. Прокуратура оперирует вещественными доказательствами, но
журнал вправе оперировать своим пониманием происходящих в Приморье (да
и не в нем одном) процессов, знанием деталей грандиозной дележки
огромных богатств и своим пониманием логики событий. Нам кажется, что
"СИСТЕМА" Ларионова была прочно ввязана в экономику (а может быть и
политику) края, влияла на все протекающие в крае процессы, была
состыкована с властью в Приморье. Освободится от "СИСТЕМЫ" Приморье не
смогло бы, даже сели бы захотело. "СИСТЕМА" нужна Приморью. Не нужны
лишь ее лидеры, не совсем верно определившие пределы своих полномочий
и попытавшиеся, возможно, прихватить часть не им принадлежавшего
каравая. Это и привело к вынесению им смертельного приговора.
============================================
Бандита в России посадить НЕЛЬЗЯ? закон охраняет бандита
Один из наших стажеров, человек молодой и неопытный, пошел в
воскресный день на Главпочтамт обменять стодоларовую купюру на рубли.
У входа в здание вооруженный солдат в маскировочной форме старательно
менял цифры на доске с объявлением курса. Молодой человек в
предвкушении приятной процедуры пошутил с охранником: растем или
падаем?
У окошка, где меняли деньги, он увидел очередь. Человек,
назвавшийся последним, нервничал: фальшивые деньги, столько фальшивок
ходит в народе! Он лично погорел на русской сторублевой бумажке. "У
вас случаем не фальшивые?" - спросил он у юноши. "Отчего фальшивые?" -
удивился тот. "А вот вы не знаете, как можно сразу отличить, вот
смотрите..." Взяв сто долларов, которые молодой человек трепетно
сжимал в ладони, он сложил бумажку пополам...
Все дальнейшее вам известно. На крик молодого человека "охрана,
охрана!" появился тот самый охранник с автоматом наперевес, что
трудился у входа. Очередь у окошка как ветром сдуло. Молодой человек
стоял перед охранником в полном одиночестве, а тот объяснил лениво:
"Не знаю, не видел, я ведь как раз отошел в это время".
Молодой человек еще мало жил на свете. Он был наивный и пошел
в... отделение милиции рассказать о том, что делается на Главпочтамте.
Здоровый внушительного вида дежурный ошарашил его с порога хорошо
поставленной руганью. Впрочем, может, это только нашему стажеру
показалось руганью, для столичного же милиционера, это была столичная
рутина. "Каждый день вы сюда шляетесь, каждый день кто-нибудь
прибегает: ах, меня ограбили! Хотели обменят повыгоднее, хотели
прибавку получить? Надоели вы нам!"
Возвращаясь домой, стажер припоминал бравого охранника с
автоматом, горластого милицейского дежурного, которые, как выяснилось,
не только знали о том, какое теплое гнездышко свила себе банда у них
под боком, но даже делали похоже, все возможное, чтобы создать этой
банде условия для нормальной и плодотворной работы. Ведь иначе бы в
отделении приняли потерпевшего и оформили его заявление, а не гнали
его громкими криками. Стажер вдруг сообразил, что все эти "альпинисты"
из банды, охраны и милиции, связавшиеся в данном конкретном случае в
одну связку, не по зубам ему, скромному человеку, и решив: "Черт с
ними, с долларами!", живой и здоровый вернулся домой. А там он начал
рассуждать таким образом (не будем осуждать его за радикальность
рассуждений: все-таки человек был огорчен случившимся с ним, и мог в
чем-то хватить через край): скажем, в милиции оказался честный
человек, и по факту вашего заявления открыли дело. И предположим, что
произошло еще и такое: дело попало к честному следователю. То есть вам
на пути попались два честных человека - и дело расследовано. Ему
предстоит быть переданным в суд. Но и здесь, рассуждал снедаемый
скепсисом стажер, даже если вам попадается еще и честный судья,
преступнику все равно есть чем прикрыться. Законом - вот чем, ибо
закон на стороне преступника. Он бережно охраняет его права. Да и как
иначе: мы ведь строим правовое государство, и не дай Бог, будут
ущемлены где-нибудь в чем-нибудь права мошенника.
Стажер во многом был прав. Наш уголовно-процессуальный кодекс был
принят в шестидесятом году. Это было время развития космических побед,
но никак не преступности. Многое из того, что существует сейчас,
просто не существовало, и частно-предпринимательская деятельность,
например, называлась фарцовкой, а по-ученому - спекуляцией. Не было
понятия "организованная преступность". Да и откуда ему было взяться
под присмотром КГБ? В те времена "свобода" могла приснится нашей
руководящей силе только в страшном сне.
Уже давно мы так не живем. Живем в другом государстве, с другими
преступлениями и другими преступниками, но по тому же кодексу. Понятий
"мафия", "коррупция" как не было, так и нет. Это радио все трещит и
газеты пишут: "мафия", "мафия"... А ее у нас нет. Нету никакой ни
мафии, ни коррупции. А это значит: судим мягко, гуманно. Но вот,
предположим, все-таки судим, предположим, преступник уже взят и сидит
за решеткой. Сколько он может сидеть? Сколько времени у следствия?
В старом кодексе срок содержания под стражей обвиняемого
составлял девять месяцев. Поскольку дела были небольшие, не
представлявшие большой сложности, следствие успевало закончить
расследование и ознакомить с ним обвиняемого в этот срок: девять
месяцев. Вот ты хочешь ознакомится с делом, бери ознакомляйся, читай
его хоть десять лет. В зачет определенных законом девяти месяцев эти
десять лет не идут.
Были случаи больших, сложных дел - и сроки по ним продлевались
Президиумом Верховного Совета РСФСР; таким образом, дела удавалось
закончить без освобождения обвиняемых из-под стражи. В июне девяносто
шестого Конституционный суд вынес решение о признании положения статьи
201 о сроках ознакомления с делом не соответствующим Конституции и
предложил Думе привести это несоответствие в соответствие. Дума
