хочешь учиться - иди работай! Хотя почему бы не доучиться, не получить
диплом?.. Не понимаю! Чего дома торчать? Нельзя, Слава, так киснуть - ведь
два месяца, как ты дома. Мы же как договаривались? Две недели на раскачку,
и - за дело!
Вячеслав. Я - не договаривался. Это ты договаривалась.
Валентина Васильевна. Ну, хорошо, я, подловил. Но надо же чем-то
заниматься! У каждого, знаешь, бывают в жизни срывы, кризисы, но их же надо
учиться преодолевать. Писал сегодня что-нибудь?
Вячеслав (мотает головой). Нет. Нет настроения.
Валентина Васильевна. Что с тобой, сынок? Что происходит? Скажи мне!
Вячеслав. Не знаю. Что-то сломалось. Ничего не могу. И не хочу.
Валентина Васильевна. Кстати, где твой магнитофон? Что-то я его не вижу.
Раньше ты хоть записи слушал.
Вячеслав. Сломался - отдал в починку.
Валентина Васильевна. Ну, хорошо, ладно. Но ужин-то хоть приготовил?
Вячеслав (мотает головой). Нет, мама. Я ж говорю, нет ни на что ни сил, ни
желания. Прости меня.
Валентина Васильевна (со слезами в голосе). Ну почему вот я, женщина, могу
работать, как кляча, с утра до вечера, потом нести тяжелую сумку, а теперь
еще становиться к плите и готовить ужин?
Вячеслав. Да зачем, мам, готовить? Давайте что-нибудь так поедим.
Валентина Васильевна. Я не хочу -так-! Что я скажу отцу, когда он придет
поздно и усталый? Я не привыкла жить кое-как! Я знаю, что я обязана
сделать, и я сделаю! (Берет сумку).
Вячеслав. Мам, знаешь, что я подумал?
Валентина Васильевна (устало). Что?
Вячеслав (оживляясь). А давайте поедем все в деревню?
Валентина Васильевна. В деревню? Зачем?
Вячеслав. Жить, работать - как бабушка с дедом! Ты, я, папа! Землю бы
взяли... Я бы сам уехал, но один я просто пока не могу.
Валентина Васильевна. Да ты что! Как это так?.. У меня работа, у отца -
тоже серьезная работа. Квартира... Да и тебе надо работать, чтоб глупые
мысли не приходили!
Вячеслав. А вот скажи: сделали вы с отцом в жизни хоть одно доброе дело?
По-настоящему доброе?
Валентина Васильевна. Ты меня просто в тупик ставишь... (Раздражаясь).
Между прочим, мы с твоим отцом всю жизнь честно работаем! Чего тебе еще?
Вячеслав (безнадежно машет рукой). Ах, ладно... Иди, мама, исполняй свой
долг.
Валентина Васильевна (гневно фыркая). Вечно ты мне испортишь настроение!
(Берет сумку и уходит).
Сцена 10
Вячеслав продолжает неподвижно сидеть на диване, уставившись взглядом в
одну точку. Рассеянно протягивает руку, трогает пальцами гитарные струны;
раздается их звучание. За дверью слышен входной звонок, затем - голоса
Валентины Васильевны и Павла Степановича. Спустя некоторое время входит
Павел Степанович; он в деловом костюме с галстуком, но в носках.
Павел Степанович. Привет! (Неспешно проходит по комнате).
Вячеслав (уныло, безрадостно). Привет.
Павел Степанович. Что нового?
Вячеслав (пожимает плечами). Ничего.
Павел Степанович (садится на стул напротив Вячеслава, некоторое время
молчит). Чем занимаешься?
Вячеслав (пожимает плечами). Ничем.
Пауза.
Павел Степанович (печально). Ты не хочешь со мной говорить?
Вячеслав. А о чем говорить?
Павел Степанович, опустив голову, задумчиво кивает головой.
Пауза.
Павел Степанович (встает со стула, подходит к Вячеславу, кладет ему руку на
плечо). Ну ладно. (Уходит).
Вячеслав продолжает неподвижно сидеть на диване. Пауза.
Валентина Васильевна (заглядывает в дверь). Слава, иди мой руки, сейчас
есть будем.
Вячеслав (тихо, но твердо). Мама, я не хочу есть.
Валентина Васильевна. Ну посиди с нами. Посидишь - захочешь.
Вячеслав. Не захочу.
Валентина Васильевна. Но так же нельзя, Слава!
Вячеслав (так же тихо и твердо). Оставь меня.
Валентина Васильевна. Тебе что, плохо?
Вячеслав (с отчаянием). Мама!
Валентина Васильевна. Ну, хорошо, хорошо! (Исчезает, прикрыв дверь).
Вячеслав продолжает сидеть все в той же позе. Затем, сидя на диване,
начинает мерно раскачиваться взад-вперед, закрыв глаза и, постанывая, как
при нестерпимой зубной боли. За стеной раздается телефонный звонок;
Вячеслав не слышит его.
Валентина Васильевна (заглядывая в дверь, слегка раздраженно). Ты что, не
слышишь? Почему я должна еще и к телефону бегать? Возьми трубку - тебе Юрий
звонит! Из Парижа, между прочим!
Вячеслав (проворно вскакивает, идет к телефону, поднимает трубку). Алло!
Юрий (здесь и в дальнейшем его диалоге с Вячеславом голос его слышен глухо,
издалека, с шорохами помех). Слава? Вячеслав?
Вячеслав. Да! Да! Юра! Это я! (Оборачивается к матери, которая все еще
стоит в дверях). Ма, может, дашь поговорить?
Валентина Васильевна молча исчезает, прикрыв дверь.
Вячеслав (в трубку). Юра! Деряба! Слушаю тебя!
Юрий. Да не кричи, я тебя прекрасно слышу. Я получил твое письмо. Только
что. Расстроился ужасно. Тебе что, действительно плохо?
Вячеслав. Да, Деряба, хуже не бывает.
Юрий. Понимаю: если дошло до психбольницы, значит, неважно дела. Но, Вяч,
мы же говорили, когда прощались - помнишь? - тем, кто хочет что-то сделать
в этом дерьмовом мире, кто хочет уберечь душу, надо много сил и мужества! А
нам ведь с тобой еще надо кое-что успеть, старик!
Вячеслав. Помню, Юра! Но я отступаю! Они меня достали. Они загнали меня в
угол.
Юрий. Кто -они-? Родители, что ли?
Вячеслав. Да нет, не в них дело. Они-то стараются, как лучше. Все вместе.
Юрий. Ты не можешь говорить яснее? Тебя кто-то слушает?
Вячеслав. Нет-нет! То есть всё вместе. То есть, я с людьми расхожусь.
Полное непонимание. Я всегда знал, что я помешанный. Ну и что? Я ж никому
не мешал: не крал, не подличал. Почему они все нас так боятся? Просто
панически! Раньше сумасшедшие были божьими людьми; их устами говорил Бог, а
нынешние мясники делают из этих несчастных куски сырой глины... Они убили
меня, Деряба. Они оставили мне тело с желаниями, с похотью, и убили душу. Я
становлюсь хамом. Тупым, ленивым хамом. Сам себе противен. Я разлюбил
людей.
Юрий. Эка! Я так давно был о них невысокого мнения и чувствую себя при этом
неплохо, ты знаешь! Миллионы хамов живут себе припеваючи, а ты, видите ли,
не можешь! Что за чушь, Слава?
Вячеслав. Видишь ли, моя душевная жизнь... Никаких благ я не отдам за нее -
я царь, я властвую; плевать, что мое царство - иллюзия!.. Впрочем, ладно,
зачем на тебя своих собак?.. Ты ж с таким разговором в трубу вылетишь!
Юрий. Плевать, Париж заплатит - пусть тебя это не щекочет! Ты пишешь: -Моей
душе тесно в теле - хочется выпустить ее на свободу-. Как это понимать?
Метафора?
Вячеслав. Нет, Деряба, метафоры исчерпаны. Прямой текст. Надо кончать.
Юрий. Не делай этого, я прошу! Ты знаешь, я ж твои письма привез сюда,
показал тут ребятам из эмигрантского журнальчика. Произвели впечатление, их
берут печатать, понял? Хотя, понимаю, их тут оценит дюжина человек, не
больше, но я закажу перевести их на французский, средства у меня есть.
Тогда посмотрим! Клянусь, я сделаю это, и я тебя заранее поздравляю с
успехом!
Вячеслав. Да мне как-то все равно уже.
Юрий. Ловлю на слове! Когда ты увидишь это воочью - уверен, твое настроение
на порядок поднимется!
Вячеслав. Нет, Юра. Они убили меня. Убили волю, я не могу без нее. Мне
нечего больше делать. Ты хорошо сделал, что позвонил. Не с кем поговорить.
Я думал о тебе. Мать - не понимает, а ты - так далеко. Тут вопрос о моей...
о моей посмертной воле.
Юрий. Брось, Вяч, не забивай себе этим голову, я тебя прошу!.. Знаешь,
давай-ка вот что: я пошлю тебе денег; ты возьмешь визу и прилетишь ко мне!
Договорились? Побродим, посидим - тут такие кабаки! - наговоримся от пуза,
и уверяю: все как рукой снимет! Здешняя атмосфера нашего с тобой брата
хорошо лечит! Давай, Вяч? Нашу хандру надо снимать Парижем!
Вячеслав. Нет, Юра. Моей тоской сейчас можно залить не только Париж - весь
мир. Я всё сказал, всё написал. Нечего больше делать.
Юрий. Я уверяю, у тебя просто кризис! Они еще будут!
Вячеслав (устало). Мне скучно, Деряба, повторяться. Думал, ты поймешь.
Юрий. Хорошо, молчу! Выскажись!
Вячеслав. Я задыхаюсь, Юра. Я себя чужим чувствую и лишним. Писать не могу
- не хватает усилий. Только правлю дневники, всё, что у меня осталось, и
лью в них слезы. Я все там сказал.
Юрий. Слава, это так серьезно?
Вячеслав. Серьезней некуда. Хлопушку достал. Загнал японский маг и купил
вот. Мать вот только жалко...
Юрий. Слава, ты не сделаешь этого! Помнишь, как ты не мог меня даже
ударить?.. Ты ж ничего еще не успел! Малодушничаешь?
Вячеслав. Ты не прав - кое-что успел. Значит, большего не дано. А ты давай
за нас обоих - один остаешься... Знаешь, я всё думаю: может, слишком вкусил
от плода познания и наказан? Но ведь миллионы Адамов грызут сей плод,
запивают сладеньким вином наслаждения - и хоть бы хны! Может, слишком рано
откусил? Или слишком много?.. Прости, что несвязно... В общем, ухожу,
Деряба, и прощаюсь. Здорово, что позвонил. Как чувствовал все равно!
Юрий. Не смей! Слышишь? Успеешь! Еще тряхнем серым веществом, еще покажем,
на что способны!
Вячеслав. Брось ты эту бодрость - она мне как насмешка. Послушай лучше, что
скажу. Дружбу нашу я ценил по высшему разряду. Не серчай за ссоры. Лучшее,
что у меня было - это она. С женщинами вот не повезло - свою не нашел.
Завышал планку. Не научился ценить маленькие радости. От этого, может, и
погорел?.. Матушку любил. Но дневники ей доверить не могу, слышишь, Юра? Я
бы хотел, чтоб они, все двадцать шесть тетрадей, попали к тебе. Не дай им
сгинуть: боюсь за них. Половину матушка обязательно уничтожит; ей стыдно
будет за меня: я ведь ни примерным сыном, ни примерным любовником никогда
не был, а уж примерным гражданином - тем паче. Записку оставляю на твое
имя.
Юрий. Погоди! Знаешь что? Жди меня - сам приеду! Сейчас кладу трубку, мчусь
в Бурже, достаю билет, что бы это мне ни стоило, и лечу! Я тебя прошу - как
друга! Я ведь никогда ничего у тебя не просил! Один раз - можно?
Вячеслав. Поздняк метаться, Юра! Всё. Поезда ушли, самолеты улетели. Я всё
сказал. Прости меня! И прощай. (Резким движением кладет трубку).
Сцена 11
Опустив голову и обхватив ее ладонями, Вячеслав медленно идет к дивану,
садится на него, достает из кармана брюк пистолет, отрешенно смотрит на
него, затем, взяв его обеими руками, зажимает между колен и в таком
положении сидит, опустив голову.
Раздается стук в дверь. Вячеслав быстро сует пистолет в карман. В дверь
заглядывает Валентина Васильевна.
Валентина Васильевна. Ну, что Слава тебе сказал?
Вячеслав (ледяным тоном, не поворачивая головы). Ничего нового не сказал.
Что еще?
Валентина Васильевна. Отчего ты так раздражен?
Вячеслав (тем же ледяным тоном). Я, мама, не намерен обсуждать сейчас этот
вопрос.
Валентина Васильевна (мягко, просительно). Пойдем, Слава, ужинать.
Вячеслав. Я не хочу ужинать.
Валентина Васильевна. Ты так бледен сегодня.
Вячеслав (иронично). Хорошо, я постараюсь изменить цвет лица.
Валентина Васильевна. Но если захочешь, приходи. (Уходит, прикрыв за собой
дверь).
Вячеслав медленно, устало встает, подходит к зеркалу и смотрит в него,
опершись о его обрамление обеими руками.
В зеркале появляется двойник Вячеслава в виде Мертвеца в истлевающей
одежде; на лице Мертвеца проступает череп, пыльные волосы висят клоками,
костлявые руки бессильно опущены. Вячеслав в ужасе отшатывается от зеркала.
Мертвец (скрипучим, неживым голосом). Не узнаешь? Ха-ха-ха!
Вячеслав (справляясь с собой, стараясь быть ироничным). Н-нет, почему же?..
Двойника - да не узнать!
Мертвец. Торопишься туда? Ха-ха-ха... А ведь страшно?
Вячеслав (раздраженно). Да, страшно! Но я не могу так жить - это
унизительно!
Мертвец. Тогда торопись. Лежать здесь кучей костей и дерьма - занятьице
приятное, ха-ха-ха!
Вячеслав. Ты, вонючая плоть - ты хочешь меня испугать? Хочешь, чтоб я
дрогнул? Я тебя не боюсь, слышишь? Меня не взять этим! Мой дух останется
здесь (показывает на дверь в свою комнату): в тетрадях, в друзьях, в тех,
