ширинке ее шорт. Не очень ловко, впрочем. Наконец справился с поставленной
задачей, склонился над ее животом и начал стаскивать шорты.
Она чуть приподнялась, чтобы ему это удалось и, стараясь завести его и себя,
застонала.
Он выпрямился и снял брюки. Лег на нее. Патриция обняла его двумя руками и
потянулась к нему губами. Он ласкал ее, она стонала с закрытыми глазами,
думая про себя когда же он овладеет ею, и не зная хочет ли она этого на самом
деле или ей только кажется, что хочет.
Он протянул руку с тахты куда-то вбок и нащупал пульт на длинном тонком шнуре.
Нажал на кнопку и все помещение наполнили блики световспышек и щелканье
расставленных вокруг тахты на треногах фотоаппаратов.
-- Что?! -- встрепенулась Патриция и попыталась вырваться. -- Что ты делаешь?
И тут он вошел в нее, она ощутила живую, горячую плоть в себе. Ей стало
мерзко, противно и страшно -- яркие, слепящие вспышки выводили ее из себя.
Она стала бить его кулачками в грудь, стараясь освободиться от его объятий.
-- Хорошо, хорошо! -- воскликнул он. -- Давай еще! Прекрасно! -- Он не
переставая, в такт движению, нажимал на кнопку к которой были присоединены все
вспышки и фотоаппараты.
-- Прекрати! Перестань! -- кричала Патриция, в тщетных попытках освободиться.
Движения его были грубы, сильны и резки. Он не прекращал садистских
перемигиваний вспышек.
Он обжег внутренности Патриции горячим извержением и расхохотался, словно
восставший из ада Люцифер.
Так мерзко Патриции еще не было никогда.
Он растянулся на тахте рядом с ней, она почувствовав, что ее больше не
сдерживают мускулистые руки, слетела с холодной кожи тахты. Слезы
отвращения текли из глаз, размывая косметику. Она судорожно запахнула
блузку и нашарила в темноте шорты. Она могла бы уйти и без шорт, но не желала
оставлять ему на память подобные презенты.
Он ни сделал ни малейшего движения, чтобы остановить ее.
Патриция задержалась в доме фотографа еще на одну минуту, чтобы забежать в
гримерную и забрать сумку.
Долго шла в темноте по высокой траве, по луне ориентируясь, где может
проходить дорога в город. Наконец нашла ее и побрела по асфальту. Прошла около
километра, ее шатало от усталости и отвращения. Том себе никогда ничего
подобного не позволил бы. Она свернула с дороги, нащупала в сумке джинсы,
переоделась, завернулась в куртку и легла на мягкую траву около раскидистого
кустарника.
Карьера фотомодели для Патриции завершилась, едва начавшись.
* * *
Проснулась Патриция поздно и лишь к полудню добралась до Саламина.
Лелея надежду прошла к знакомому пирсу.
Яхты Тома не было. На ее месте стоял старый пошарпанный катер.
Патриция позавтракала на скорую руку в маленьком кафетерии и стала планомерно
обходить все причалы. Безрезультатно. То есть отрицательный результат --
тоже результат. Больше ей здесь делать было нечего.
На борту скоростного катера, мчавшегося к Пирею по зеленоватым волнам залива,
Патриция достала свой магнитофон, на котором запечетлевалась история ее
одиссеи. Или история поисков любви. Находок и утрат, курьезов и ударов.
Ветер развевал ее красивые темные волосы, но она не отворачивалась, смотрела
неприятностям в лицо.
-- Гнусь какая! Извращенец -- может, только когда вокруг вспышки! --
сказала она в магнитофон со встроенным микрофоном. -- Том был -- настоящий!
А этот -- черте что... Том, зачем ты уехал от меня? Ты единственный, с кем
мне было хорошо. Зачем ты сделал такую глупость? Наверное, я тоже тебе
помогла в этом. Почему бы мне не бросить всю эту ерунду и не вернуться к
тебе? Но нельзя же быть столь малодушной! Нужно попытаться еще один раз
найти кого-нибудь такого же достойного. Или забыть все в суете путешествий.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Босиком, в коротких шортах и огромной не по размеру, белой капроновой куртке,
Патриция прошла по газону перед большим шикарным отелем. На флагштоке у
помпезного входа развевался греческий национальный флаг -- белый крест
в голубом квадрате на бело-голубом же полосатом поле.
Толстый пожилой швейцар, открыл ей стеклянную дверь. Она, даже не удостоив его
взглядом, небрежно бросила:
-- Интурист.
Гордо прошествовала по выложенному большими плитами под мрамор полу прямо к
длинной стойке портье. Бросила у стойки свою огромную сумку, сверху положила
маленькую сумочку и навалилась на стойку, устало улыбаясь.
-- Доброе утро, -- сказала она хорошо одетому черноволосому мужчине лет
пятидесяти. -- Мне нужна комната с видом на море и с большой ванной. Или
большой номер люкс.
Мужчина за стойкой скептически оглядел ее дорожный вид, решая как-бы
повежливее, побыстрее и без нервотрепки послать ее куда-нибудь подальше от
отеля.
По его взгляду Патриция все поняла. Она нагнулась, взяла сумочку, раскрыла ее,
показывая солидную пачку денег.
-- Это вам что-нибудь говорит? -- спросила она.
Портье сразу расцвел в профессионально-доброжелательной улыбке.
-- Мне лично -- очень многое, -- сказал он, протянул руку и взял ключ с
большим деревянным брелком, на котором были медные цифры номера. Он подал его
Патриции. -- Я пошлю ваш багаж наверх немедленно.
-- Чего беспокоиться, у меня всего одна сумка. -- Патриция привычным жестом
вскинула коричневую сумку на спину и пошла к лестнице.
Куртка ее была длинная, аж до колен, а кроссовки болтались на шнурках на
другом плече, ноги до колен были в дорожной грязи.
-- Ох, уж эта молодежь, -- проворчал портье. У него самого подрастала дочка и
он не хотел, чтобы она вот так шлялась, словно перекати-поле без всякой цели
по городам и весям, проматывая отцовские сбережения.
Патриция поднялась по широкой, застеленной ворсистым ковром лестнице на
четвертый этаж и прошла в свой номер.
Вид из окон был действительно на море, две комнаты, большая кровать, ночник,
приемник около кровати. Патриция прошла на середину номера и скинула куртку.
Стащила с облегчением пропотелую полосатую футболку и так же бросила на пол.
Заметила рядом с дверью кнопку, рядом с ней табличку "вызов горничной".
Подошла и нажала. Потянулась сладко, достала сигареты, закурила.
Надо дать себе отдых, решила она. Вымыться, выспаться, хорошо и вкусно
поесть, подумать в одиночестве о своем дальнейшем поведении...
Патриция подошла и еще раз нажала кнопку вызова.
Собственно, пора решаться на какие-то определенные действия. Опять
подставляться какому-нибудь мужлану, который использует тебя, как используют,
скажем, туалетную бумагу... бр-р. С нее довольно экспериментов. Значит, либо
лететь в Мюнхен и продолжать учебу, что в общем-то не так уж и плохо и рано
или поздно все равно вернуться придется. Либо найти Тома -- единственного
мужчину, который был близок, с которым ей было хорошо и в постели и за
разговором. Который не рассматривал ее исключительно как станок для
удовлетворения своих сексуальных потребностей.
Но Том хочет обладать эксклюзивными правами на нее, а она любит свободу, как
вольная птица -- небо. Но почему бы и нет в конце концов? Ведь он может дать
ей все, что ей надо -- любовь...
В дверь постучали. Патриция хотела накинуть куртку, чтобы не сверкать
обнаженной грудью, потом передумала. Открыла дверь.
Вошла симпатичная горничная средних лет в строгом черном платье и белом
веселеньком переднике с кружевами.
-- Здравствуйте, -- вежливо сказала она. -- Вы звали меня?
Вид полуобнаженной постоялицы ее не смутил, она просто профессионально не
заметила этого. Зато почему-то смутилась Патриция. Она подняла куртку и
накинула на себя.
-- Я хотела бы заказать в номер обед, -- попросила она. -- Я очень устала
и хотела бы пообедать в одиночестве. Это возможно?
-- Да, конечно, -- улыбнулась официантка и достала блокнот. -- Я понимаю,
в ресторане не всегда удается побыть одной. Что вы закажете?
Патриция задумалась.
-- На ваше усмотрение, -- наконец сказала она, решив, что сюрприз получить
приятнее, чем ломать сейчас голову. -- Пару закусок, первое, второе --
обязательно мясное и бутылку шампанского. Да, и мороженное, желательно
фруктовое, соку какого-нибудь...
-- Хорошо, -- сказала горничная. -- Когда вам подать?
Патриция глянула на квадратные часы, висящие на стене высоко над кроватью.
-- Через час, пожалуйста. Я хочу принять ванну.
-- Я все сделаю, как вы просили, -- заверила горничная.
-- Спасибо.
Выпроводив ее, Патриция вошла в ванну и открыла краны. Ванна была большая и
уютная. Патриция скинула шорты и с удовольствием забралась в горячую воду.
Долго лежала в приятной воде, наслаждаясь покоем, затем взяла мочалку и стала
остервенело натирать себя, словно стараясь смыть с себя остатки прикосновений
похотливых сердцеедов и извращенцев, которые обладали ею после Тома.
Она хотела снова стать чистой. Снова хотела любви, хватит с нее эротических
похождений.
* * *
Патриция в свое удовольствие пообедала, в одиночку выпила бутылку
шампанского. Она решила как следует выспаться, а потом разыскать Тома. Это
было ее окончательное решение. Она даже попросила у горничной телефонную
книгу Пирея, и выяснила телефон и адрес Тома.
Однако, когда она проснулась на следующий день, проспав подряд более
четырнадцати часов, вчерашняя решительность несколько поколебалась.
Она вытряхнула на постель все вещи из объемистой сумки и начала рассматривать
чем она располагает. Потом взяла косметичку, которой почти никогда не
пользовалась, и пошла в ванну.
Когда она спустилась вниз, вчерашний портье открыл рот от изумления --
настолько разительно Патриция поменяла свой имидж. По лестнице вчера поднялась
спортивного вида утомленная туристка, сегодня спустилась роскошная дама.
Дорогие лакированные малиновые туфли на высоком каблуке, почти до туфель
выходное платье с претензией на уникальность из красного полупрозрачного
материала с крупными желто-оранжевыми цветами и с большим декольте,
кокетливый шарф из такой же ткани.В тщательно уложенных волосах красная
заколка-обруч, кардинально меняющая прическу, лицо талантливо подкрашено, в
ушах большие золотые серьги -- каждая деталь подчеркивала ее красоту,
женственность и обаяние.
Патриция миновала портье, который не мог отвести от девушки восхищенного
взгляда, пораженный столь удивительным перевоплощением, и с гордо поднятой
головой прошла в бар.
Бар был почти пуст. Лишь у стойки скучал на высоком круглом стуле толстяк лет
пятидесяти в светлом дорогом костюме, да за столиком сидела перезрелая
напомаженная дама, считающая, что бабье лето у нее отнюдь еще не кончилось.
Скучающий бармен перед толстяком смешивал ему коктейль.
Патриция вошла в бар и помещение словно ярче осветилось. Все три пары глаз
оказались прикованным к ней: бармена -- профессиональный, толстяка --
восхищенно-отстраненный (ибо понимал, что это не для него, хотя средствами
обладал не малыми), и возмущенно-завистливый дамы, ибо когда-то и она...
Патриция поправила ворот платья, чтобы не закрывал превосходную грудь, не
стянутый всякими излишествами вроде лифчика, и направилась прямо к толстяку.
-- Доброе утро, -- улыбнулась она ему.
-- Доброе утро, -- с готовностью ответил тот.
-- Здесь свободно?
Толстяк соскочил с места и сделал приглашающий жест рукой, указывая на
соседний высокий стул, обитый малиновой кожей:
-- Да, конечно, прошу вас...
Она села и обратилась к бармену:
-- Дайкири, пожалуйста.
-- Мы кажется, незнакомы, -- сказал толстяк в элегантном светлом костюме. И
представился: -- Мартин Мюллер. Можно вам купить коктейль?
Она развернулась в его сторону и сказала, нагло улыбаясь ему в глаза:
-- Вы можете покупать что угодно. Включая меня, разумеется.
Эта фраза покоробила его, но он сделал вид, что не расслышал и пригубил
разбавленное виски из своей рюмки.
-- Вы отдыхаете? -- спросил он.
-- Да, -- улыбнулась она.
-- А могу я спросить откуда вы?
-- Конечно. Спрашивайте, -- милостиво позволила она.
-- Так откуда вы?
-- Из Константинополя.
-- Из Константинополя? -- не понял он и вдруг радостно воскликнул: -- А! Вы
