нился в землю. - Третьего дня легли...
- Ловко, - сказал Лука. - Выходит, двое суток?
Илюшин засмеялся и дернул кота за хвост.
- Так и есть - двое суток. А Панфил гонял верхом на озеро... крест-
ник-то мой, Панфил Кольцов, это верно... Того же утра гонял... Ку-да!
Нешто сыщешь? Туман... Такой ли туманище, как молоко. Третьи сутки ту-
ман. Что ты будешь делать.
Сердце Николая заскребли когтями. Он встал, попросил у деда зипун и
вышел на берег. Густой туман стоял в деревне и в лесу. И все Пейпус-озе-
ро закутано туманом. Николай прислонился спиной к сосне и тяжко задышал.
Пред ним поплыла вся жизнь в Эстонии: генерал, Варя, сестра Мария, пору-
чик Баранов. Какая мучительная комедия, какая пустота! Не сон ли это?
Может быть, сон и Пейпус-озеро, и туман, и дед, - все сон? Нет. Он опять
в родных лесах, вот он спрашивает свое сердце, пытается прочесть гряду-
щую свою судьбу, - ведь круг юных дней его завершен, концы сомкнулись, -
и от этой грани, из этих береговых туманов он должен твердо вступить на
крестный путь, может быть, похожий на стезю к Голгофе. Горб опыта и
мертвящая пустота минувших дней лишь открыла ему глаза на прошлое, но
чья рука поведет его на простор новой жизни, новых человеческих взаимо-
отношений? А вдруг и там такой же седой туман, как здесь?
И, как отбившийся от стаи лебедь, он вдруг почувствовал в тумане сво-
его сердца призывный клич. Дрожащими руками он выхватил из записной,
уцелевшей книжки письмо поручика Баранова и жадно, залпом перечел его.
Да, да... Вот по какой стезе он должен направить свой полет.
Николай медленно сложил письмо, уставился долгим взглядом в снег.
Большие мысли не всплывали в утомленном взбаламученном мозгу, сердце
юноши в тумане, и голову обносил туман. Сердце ныло о другом. И прежде
всего...
- Сидоров, прощай!!
"Про-а-а-а-й!" - откликнулся туман и лес.
