судьбе. Неужели я испугался? Ну и что? Ведь как трясло. Трясло как обычно,
просто не надо слишком сосредотачиваться. Я посмотрел на трещину в
обшивке, и мне показалось - она стала пошире. Нет, ерунда, нужно
отвлечься, нужно занять себя чем-нибудь несущественным, как это делает
парочка впереди. Солнце прогрело внутренности самолета, стало тепло и даже
жарко. Девушка сняла плащ и голым локотком касалась своего соседа. Может
быть, не зря судьба их свела вместе? Может быть, судьба подарила их друг
другу в воздухе в награду за что-нибудь хорошее там, в прошлом? А кого
подарила мне судьба и за что?
Я поглядел краем глаза на соседа. Теперь наступила новая фаза. По
тому, как ходили ходуном крылья его огромного мясистого носа, стало ясно -
он переключился на обоняние.
- Кажется, горим, - почти уверенно прошептало черное чудовище.
Я принюхался и отчетливо, даже при своей носоглотке, ощутил запах
паленого.
- Ничего не слышу, - я приготовился к новому испытанию судьбы. Со
стороны пилотской кабины открылась штора и появилась с побелевшим от
страха лицом стюардесса. Она озабоченно, не удосужившись даже улыбнуться
пассажирам, быстро прошла в хвостовую часть самолета. Запах усилился до
таких пределов, что не признавать его существование было бы просто смешно.
Потом сзади, по центру салона потянулась голубая прожилка дыма. Чуть позже
еще и еще. Знакомая картина, мелькнуло в мозгу.
- Да, на сигаретный дымок-то не похоже, - с каким-то радостным
самоистязанием пропел сосед, упреждая мои возражения. Что и говорить, не
табаком пахло.
- Вот она, ваша судьба судеб, как вы изволили насмехаться, злодейка
злодеек. Нет уж, пардон, я скажу по-другому: одна паршивая овца все стадо
портит.
- Причем тут овца? - почти задыхаясь от дыма, сохранял я человеческое
достоинство. - Какая овца?
- Та, у которой на руке написано погибнуть в самолете, - изрек черный
человек и нагло сказал: - Дайте руку. - Я от неожиданности протянул
ладонь. Потом вдруг опомнился, но тот уже вцепился. - Так и есть,
смотрите, вот линия жизни, вот излом, обрыв, крушение... - Я присмотрелся
и увидел лишь однобокое дерево с ветвями по правую сторону, а мой сосед
докончил, как отрезал: - Ваше дело - труба!
Сзади послышалось тележное поскрипывание, пронесся радостный вздох. Я
повернулся. Наша самолетная хозяйка, уже в белом переднике и чепчике,
катила, подталкивая перед собой, дымящийся аппетитным куревом обед.
Неожиданное и в общем приятное явление подействовало на меня самым
удручающим образом. Я оцепенел. Нет, ей-богу, лучше бы в самом деле
случился пожар, такой небольшой, локальный, бывает же так - короткое
замыкание, проводка плавится, страшно, но не опасно, мы бы вместе с
экипажем огнетушителями потушили. Но обед, откуда, зачем, после всего
пережитого?
Я недвижимо сидел, мрачно глядя на блистающий солнечными зайчиками
алюминиевой фольги нераспечатанный бифштекс. Рядом на подлокотниках лежали
мои обессилевшие руки. Чуть подальше, слева, с отчаянным урчанием доедал
отмеренное аэрофлотом мясо хиромант. Я глядел перед собой, а видел не
серебристый пакет, не белой пластмассы одноразовый прибор из трех
названий, не красивый, цвета знамен французской республики пакетик
горчицы, а черную лохматую бороду, обильно смазанную животным жиром.
Подлец ел с аппетитом. Ловко пододвигал ножиком картофель, посыпал перцем,
солил, нарезал небольшие ломтики бифштекса рубленого, сламывал белый хлеб,
виртуозно намазывал сливочным маслом и запивал минеральной водой. Да что
же это такое? - жаловался я про себя. Нужно что-то сделать, совершить хоть
малое, но реальное действие. Я, собрав в кулак остатки своей слабой воли,
чуть не кряхтя, потянулся к столику. Громко, как самолетная обшивка,
захрустела под пальцами еще теплая фольга. Снизу она оказалась горячее, но
я, обжигая пальцы, сдернул крышку и ужаснулся. Из-под крышки в тот же миг
вылетели черные бабочки и, не отлетая далеко, закружились над куском
антрацита. Тем временем сосед покончил с обедом, тщательно вытер бороду,
приспустил ремень безопасности и выдохнул:
- Кормят как на убой.
Я был окончательно раздавлен. Не очередной идиотской шуточкой, а
бифштексом, и даже не самим до основания выгоревшим куском мяса, а тем
совпадением, той зверской игрой случая, по которой именно мне он и
достался. И тут меня осенило. Ведь это же не мой бифштекс, это не мое
место, это место негодяя в черном, и бифштекс его, и следовательно, не я,
а он, он - та самая паршивая овца, из-за которой мы, может быть, все
погибнем! Но погоди же, черный человек. Я загнал бабочек обратно под
крышку, поблагодарил вежливо стюардессу и решил действовать.
Первым делом я демонстративно пристегнул ремень безопасности. Потом с
интересом оглянулся вокруг. Трещина, так умело обнаруженная соседом,
расползлась в полпальца. Не громко, но и достаточно ясно я обратил
внимание соседа на бесспорные факты. Ничто не ускользнуло от моего
внимания. После упоминания о трещине я поделился с соседом некоторыми
соображениями по части разгерметизации на высоте в десять тысяч метров.
Ясно было, что внешняя оболочка самолета уже наполовину потеряла свои
защитные свойства. Иначе откуда свежий воздушный свист и горка снега между
стекол иллюминатора? Потом я закурил сигарету и как бы случайно начал
стряхивать пепел на мягкие ковры. Сосед мой притих и даже оцепенел.
Вдохновленный удачным началом, я пошел в наступление. Я ему припомнил все:
и угонщиков, и ружье, и движки. И про то, как действует группа захвата, и
насчет случайных пусков боевых ракет класса земля-воздух, а в довершение
всего вызвал стюардессу, попросил спасательный жилет и тут же под смех
пассажиров его надел. Смейтесь, смейтесь, кричал я соседке, показывая
язык. Я спятил от удовольствия - мой черный человек был ни жив ни мертв.
Тем временем самолет как-то странно дернулся и начал потихоньку снижаться.
Рановато, пронеслось в голове, еще добрых сорок минут до посадки. Я
прислушался. Не знаю как, но резко изменился режим работы двигателя.
Собственно, и работы никакой не было. Осталось одно - долгая протяжная
сирена, с постепенно возрастающим кверху голосом.
- Снижаемся? - то ли спрашивая, то ли сообщая, вскрикнул я и,
подтолкнув соседа локтем, прибавил загробным голосом: - Падаем.
Тот не реагировал. Я приподнялся и заглянул ему в лицо. Черный
упругий ус периодически поднимался и опускался в такт его дыханию - он
спал! Мерзавец, он спал, он все проспал. Я прислушался. Нет, не появляется
привычное моторное урчание. Не возвращается на исходную высоту серебристая
машина. Я уже потерял добрую половину своего веса и сделал невероятное -
осторожно полез к соседу за пазуху. Мне нужно, смертельно необходимо
узнать, кто он, у него должно быть имя. Дьявол, леший, Люцифер? Я нащупал
толстый, натуральный кожаный бумажник, выкрашенный в черный цвет. Э, какой
толстосум! Ну-ка, посмотрим, что это? Ах ты, баловень судьбы! Я вытащил на
свет аккуратно сложенную, обернутую черной резинкой, какими затягивают
полиэтиленовые пакеты в универсамах, толстую пачку купюр. Нет, не купюры
это, глянь поближе. Я с ожесточением сорвал резинку... Фью - свистнули мы
с самолетом. Из рук веером полетели разноцветные листочки. Я лихорадочно
хватал по одному и читал. Билет первого класса Москва - Минводы, билет
экономического класса Токио - Нью-Йорк и обратно. Так, дальше, местная
авиалиния Киев - Житомир, роскошный глянцевый билет Транс-Уорлд Эйрлайнс
Сингапур - Шенон с посадкой во Франкфурте-на-Майне. Еще, еще десятки,
сотни фантастических маршрутов. Ах, каналья, попался, не скрывая
возмущения, кричал я во все горло. Мой хриплый, надсадный крик бешено
метался по алюминиевой трубе. Ее фаршированное тело, уставшее от полета,
накренилось навстречу отвердевшему планетному диску. Ах, прохвост, ах,
самолетная душа - возмущению моему не было предела - нашел-таки где
испытывать судьбу, подлец. Сейчас, сейчас, погоди - я шарудил вокруг себя,
подыскивая подходящий предмет. Страшно мешали судьбоносные шланги. Видно,
в самолете началась паника, и они сплелись в один хаотический змеиный
клубок. Не зря запрещают ходить по самолету, - мелькнула полезная мысль.
Наконец под ногами я нащупал то, что искал. Я знал, я прекрасно понимал,
как быстротечно падение трубы. Я торопился, пытаясь грызть целлофановый
пакет и одновременно следить за звуком свободно падающего тела.
Целлофановый пакет хрустнул в последний раз, и в руках моих оказался
одноразовый, абсолютно стерильный пластмассовый нож. Я его согнул для
проверки несколько раз и понял - выдержит.
Оглянулся. В суматохе я потерялся, вернее, потерялся мой сосед.
Ладно, такого пластмассовым ножиком все одно не возьмешь - кожа толстая. Я
начал перебирать трубки тока. Бежевые, золотистые, шоколадные, нет, не то,
а вот моя серенькая - я ласково погладил прозрачное приспособление. Так,
вот и розовенькая, если спасемся, обязательно познакомлюсь - поклялся,
стоя на коленях. Так, горячо, близко, вот она, бесовская, ишь, нефть
гонит, сволочь. Меня охватило сомнение - вдруг не возьмет? Я прижал ее,
скользкую, холодную к груди и принялся за дело. Потихоньку подползая,
усердно, с чувством правоты совершаемого действия я пилил. Так узник пилит
решетку проклятой тюрьмы. В трубе потемнело, похоже, мы уже врезались в
облако и до поверхности осталось километра три, не больше. Теперь я пилил
на ощупь, полз, как крот в полумраке. Вокруг стоны, крики. Господи,
заведется же такая дрянь в самолете, несчастье интернациональное. Скольких
людей напугал, подлец, сколько душ загубил, а на мне остановишься. Жур,
жур - в лицо ударила слабая струйка. Взяла, взяла, радостно билось в
груди. Погоди, я тебя сэкономлю. Надеть спасательные жилеты! - крикнул я в
салон, - щас зальет. Уже било, как из артезианской скважины. Еще одно
усилие, хрустнул, сломался ножичек, но и шланг остался на соплях. Я встал,
распрямился в полный свой человеческий рост, поднял змеюку и с размаху об
колено перешиб проклятое устройство. Пассажиры ахнули, а самолет в
одночасье взревел тремя газотурбинными двигателями и выправил курс на юг.
Позже, когда мы шли по взлетной полосе у берега еще теплого моря и
бархатный ветерок трепал ее короткую челку, я подошел к ней и уже своим
голосом представился. А черного человека мы никогда не вспоминаем. Ведь
она его даже и не видела.
