Ганиму. Они могли бы спасти и Алию. Но, не имея надежды, она ничего не
предприняла, пока уже не стало слишком поздно. Вода Алии ушла в песок.
Джессика вздохнула, перевела взгляд на Лито на троне. Огромный
глобусообразный кувшин с водой Муад Диба занимал почетное место по его
правую руку. Он похвалился Джессике, что его отец-память посмеялся над
этим жестом, хоть и восхищаясь им в то же время.
Кувшин и похвальба укрепили решимость Джессики не принимать участия в
ритуале. Сколько ни проживи, знала она, она никогда не сможет принять
Пола, говорящего из уст Лито. Она радовалась, что устоял Дом Атридесов, но
невыносимы были мысли о том-что-могло-бы-быть.
Фарадин сидел, скрестив ноги, рядом с сосудом с водой Муад Диба. Это
было место Царственного Писца, почести новопожалованной и новопринятой.
Фарадин чувствовал, что отменно приспосабливается к новым
реальностям, хотя Тайканик до сих пор был в ярости и сулил зловещие
последствия. Он вошел со Стилгаром в союз на основе недоверия к
происходящему - и их смычка, похоже, забавляла Лито.
За часы церемонии принесения присяги, Фарадин переходил от
благоговения к скуке, а от нее опять к благоговению. Нескончаемым потоком
текли эти люди, эти бесподобные бойцы. Их обновленная верность Атридесу на
троне уже не ставилась под вопрос. Они стояли перед ним в покорном ужасе,
напрочь запуганные тем, о чем доложила Арифа.
Наконец все почти кончилось. Перед Лито стоял последний наиб -
Стилгар, шедший "Последним и Почетным". Вместо тяжелых корзин со спайсом,
полыхающих драгоценных камней и любых других дорогостоящих даров, горами
громоздившихся вокруг трона, Стилгар держал плетеную из волокон спайса
повязку для головы. На ней был Ястреб Атридесов, исполненный в золоте и
зеленом.
Ганима узнала повязку и искоса бросила взгляд на Лито.
Стилгар положил повязку на вторую ступень, низко поклонился.
- Я подношу тебе повязку, которую носила твоя сестра, когда я увел ее
в пустыню, чтобы ее защитить, - сказал он.
Лито подавил улыбку.
- Я знаю, что тяжелые тебе выпали времена, Стилгар, - сказал он. -
Есть ли что-нибудь, способное стать тебе возмещением? - он указал на груды
дорогих даров.
- Нет, милорд.
- Тогда я принимаю твой дар, - Лито наклонился вперед, ухватил край
одеяния Ганимы и оторвал от него тонкую полоску. - В обмен я даю тебе
кусочек одежды Ганимы, той одежды, в которой она была, когда ее похитили
из твоего лагеря в пустыне, вынудив меня прийти ей на выручку.
Стилгар принял дар дрожащей рукой.
- Ты смеешься надо мной, милорд?
- Смеюсь над тобой? Именем своим клянусь, Стилгар, никогда бы я не
стал над тобой смеяться. Я велю тебе всегда носить это близко к сердцу -
как напоминание, что все люди подвержены ошибкам, и что все вожди - люди.
Стилгар слегка усмехнулся.
- Какой бы из тебя получился наиб!
- Какой я есть наиб! Наиб наибов. Никогда об этом не забывай!
- Как скажешь, милорд, - Стилгар сглотнул, припоминая отчет своего
арифы. И подумал: "Однажды у меня была мысль его убить. Теперь уже слишком
поздно". Взгляд его упал на изящный сосуд, покрытый плотной позолотой и с
зеленой крышкой. - Это вода моего племени.
- И моего, - сказал Лито. - Приказываю тебе прочесть, что на нем
написано. Прочти громко, чтобы всякий мог слышать.
Стилгар бросил на Ганиму вопрошающий взгляд, но она лишь подбородок
вздернула - холодный ответ, от которого у Стилгара пробежали мурашки. Не
намереваются ли эти Атридесовские бесенята призвать его к ответу за его
горячность и его ошибки?
- Читай, - указал Лито.
Стилгар медленно поднялся по ступеням, наклонился, разглядывая сосуд.
Вскоре он прочел:
- "Эта вода есть первосущность, источник вовне текущего творчества.
Хоть и неподвижна, эта вода есть основа любого движения".
- Что это значит, милорд? - прошептал Стилгар. Он ощутил священный
трепет перед этими словами, затронувшими в нем нечто, непонятное ему
самому.
- Тело Муад Диба - сухой панцирь, наподобие сброшенного насекомым -
сказал Лито. - Овладевая внутренним миром, он с презрением относился к
внешнему, и это привело к катастрофе. Овладевая внешним миром, он исключал
внутренний, и это отдало его потомков демонам. Золотой Эликсир исчезнет с
Дюны, но будет продолжаться семя Муад Диба, и вода его будет двигать
мироздание.
Стилгар склонил голову. Мистическое всегда приводило его в смятение.
- Начало и конец есть одно, - сказал Лито. - Мы живем в воздухе, и
его не видим. Фаза завершена. Из ее завершения произрастает начало ее
противоположности. Отсюда у нас будет Кразилек. Потом все вернется в
измененном виде. Ты ощущал и ощущаешь мысли в своей голове - твои потомки
ощутят их нутром. Возвращайся в съетч Табр, Стилгар. Там к тебе
присоединится Гурни Хэллек, моим представителем в твоем Совете.
- Ты не доверяешь мне, милорд? - тихо проговорил Стилгар.
- Доверяю полностью, иначе бы не послал к тебе Гурни. Он начнет
вербовку новых сил, которые нам скоро понадобятся. Я принимаю твою присягу
верности, Стилгар. Ты можешь идти.
Стилгар низко поклонился, задом спустился со ступеней, повернулся и
вышел из залы. Остальные наибы шаг в шаг потянулись за ним, в соответствии
с принципом Свободных, что "последние будут первыми". Но некоторые из
вопросов уходящих доносились до трона.
- О чем вы там говорили, Стил? Что это значит, эти слова на воде Муад
Диба?
Лито обратился к Фарадину:
- Ты ничего не упустил, Писец?
- Нет, милорд.
- Моя бабушка говорит, что хорошо тебя подготовила по мнемонике Бене
Джессерит. Это славно. Мне не хочется, чтобы ты строчил рядом со мной.
- Как прикажешь, милорд.
- Иди сюда, встань передо мной, - сказал Лито.
Фарадин повиновался, более чем когда-либо благодарный Джессике за
науку. Когда принимаешь тот факт, что Лито больше не человек, не может
больше мыслить по-человечески - курс Золотой Тропы становится еще более
пугающим.
Лито посмотрел на Фарадина. Стражи находились далеко, вне пределов
досягаемости слуха. В Великой Зале оставались лишь советники Внутреннего
Присутствия, но их заискивающие группки были далеко от первой ступени.
Ганима подошла поближе и положила руку на спинку трона.
- Ты все еще не согласен отдать мне своих сардукаров, - сказал Лито.
- Но ты согласишься.
- Я должен тебе многое, но не это, - сказал Фарадин.
- Ты думаешь, они не сойдутся с моими Свободными?
- Сойдутся не хуже этих новых друзей, Стилгара и Тайканика.
- И все же ты отказываешься?
- Я жду твоего предложения.
- Я должен делать мое предложение, только зная, что ты никогда не
предашь его огласке. Молюсь, чтобы моя бабушка хорошо выполнила свою
работу, чтобы ты был подготовлен к пониманию.
- Что я должен понять?
- В любой цивилизации всегда есть преобладающий культ, - сказал Лито.
- Он устанавливает себя преградой для перемен, и это всегда оставляет
будущие поколения неподготовленными к предательству от мироздания. Все
культы одинаковы в деле возведения преград - религиозный, героя-вождя,
мессии, науки и технологии, самой природы. Мы живем в Империи, в которой
оформился такой культ, и теперь Империя разваливается, потому что
большинство людей не отличают культ от мироздания. Видишь ли, культ - он
как демоническая одержимость, он завладевает сознанием, заставляя все
видеть лишь его глазами.
- Узнаю мудрость твоей бабушки в этих словах, - сказал Фарадин.
- Хорошо и славно, кузен. Она спросила меня, не Богомерзость ли я. Я
ответил, что нет. Это стало моим первым предательством. Видишь ли, Ганима
это избегла, но я - нет. Я был вынужден уравновешивать внутренние жизни
под давлением чрезмерных доз меланжа. Уравновешивая, я избег зловольнейших
и выбрал того доминирующего помощника, которого подсунул мне мой
отец-память. На самом деле я ни отец, ни этот помощник. Но, опять же, я не
Лито Второй.
- Объясни.
- В тебе есть восхитительная прямота, - сказал Лито. - А я -
сообщество, в котором доминирует один, древний и исключительно могучий. Он
основал династию, продержавшуюся три тысячи лет. Звали его Харум, и, пока
его род не закатился на слабом и суеверном от природы потомке, жизнь его
подданных текла в возвышенном ритме. Они бессознательно двигались вместе
со сменами времен года. Личности, которых они воспитывали, склонны были к
кратколетию и суевериям, ими легко было править богу-царю. Если брать в
целом, это был могучий народ. Выживаемость как рода стала для них
развившейся особенностью их жизни.
- Мне это не нравится, по твоему описанию, - сказал Фарадин.
- На самом деле, не нравится и мне, - сказал Лито. - Но это - тот
мир, который я создам.
- Почему?
- Есть урок, преподанный Дюной. Мы относились к присутствию смерти
как к доминирующему среди живущих здесь призраку. Благодаря этому призраку
мертвые изменили живых. Люди такого общества погрязают в собственном
желудке. Но, когда придет время противоположному, они воспрянут, они
станут величавы и прекрасны.
- Это не ответ на мой вопрос, - возразил Фарадин.
- Ты не доверяешь мне, кузен.
- Так же, как твоя бабушка.
- Имея на то действительные причины, - сказал Лито. - Но она уступит,
потому что должна. Все Бене Джессерит в конечном итоге прагматики. Я, ведь
знаешь, разделяю их взгляд на наш мир. Ты - мечен этим миром. Ты
сохраняешь склад характера правителя, и, отсюда, все человеческие свойства
каталогизированы тобой с той точки зрения, какие из них тебе, как
правителю, представляют угрозу, а какие - ценность.
- Я согласился стать твоим писцом.
- Это развлекает тебя и льстит твоему истинному дарованию, дарованию
историка. У тебя определенный дар читать настоящее через прошлое. В
нескольких случаях ты меня предвосхитил.
- Мне не нравятся твои завуалированные намеки, - сказал Фарадин.
- Хорошо. От бесконечного честолюбия ты опустился до нынешнего
состоянии. Разве моя бабушка не остерегала тебя от бесконечности? Она
привлекает нас подобно прожектору в ночи, и, ослепленными, ввергает в
крайности, которыми она может поранить конечное.
- Афоризмы Бене Джессерит! - возразил Фарадин.
- Мои намного точнее, - сказал Лито. - Бене Джессерит верили, будто
могут предсказывать направление эволюции. Но они проглядели изменения
самих себя в процессе этой эволюции. Они воображали, будто могут
оставаться на месте, в то время, как их программа развития
эволюционировала бы. У меня нет подобной рефлекторной слепоты. Погляди на
меня внимательно, Фарадин, я больше не человек.
- Так уверяет меня твоя сестра, - Фарадин заколебался. -
Богомерзость?
- Возможно, если брать определения Сестер. Харум жесток и
автократичен. Я - соучастник его жестокости. Хорошенько запомни: во мне -
жестокость крестьянина, и мир человеческий - мое угодье. Некогда Свободные
держали ручных орлов, а у меня будет прирученный Фарадин.
Лицо Фарадина помрачнело:
- Остерегайся моих когтей, кузен. Я хорошо понимаю, что со временем
мои сардукары падут перед твоими Свободными. Но мы вас крепко пораним, а
шакалы всегда стерегут, чтобы накинуться на слабого.
- Я хорошо буду с тобой обращаться, обещаю, - Лито наклонился вперед.
- Разве я не сказал, что я больше не человек? Поверь мне, кузен. Не выйдет
детей от моих чресел, поскольку у меня нет больше чресел. А это понуждает
меня ко второму предательству.
