- Простите! - министр финансов затушил сигарету. Рука его слегка
дрожала; он посмотрел на посла: что случилось, ведь климатизаторы
мгновенно вытягивают дым? И, в любом случае, на членов правительства не
кричат. Особенно, когда приходят просить о помощи...
- В игре участвуют и другие цивилизации, - торопливо заговорил
Дальтон, отчаянно пытаясь загладить инцидент. - Не только наши колонии. Я
думаю, экспансия обеих ваших рас выйдет за пределы вашей собственной
тройной системы, что приведет...
- Для нас экспансия неизбежна, - заметил Скорроган. - Мирный договор
ограбил нас на всех четырех планетах... Не будем об этом. Простите.
Досадно сидеть за одним столом с врагом. Особенно, как может быть
кто-нибудь помнит, если это столь недавний враг.
На этот раз молчание длилось долго. Дальтон чуть ли не с физической
болью понял, что Скорроган непоправимо испортил свое положение. Даже если
бы он попробовал его исправить (а кто ж это видел, чтобы аристократ
Сконтара приносил извинения), было уже слишком поздно. Миллионы людей у
телеэкранов были свидетелями его прямо-таки непростительной грубости.
Слишком много влиятельных лиц собралось в этом зале, слишком многие
ощущали на себе взгляд полных презрения глаз и вдыхали резкий запах
нечеловеческого пота. Сконтар не получит помощи.
На закате облака повисли над темной линией гор к востоку от Гайрайна,
и морозное дуновение ветра принесло в долину привет от зимы - первые
хлопья снега; и они кружились теперь на фоне темно-пурпурного неба,
порозовевшие в лучах кровавой луны. К полуночи будет снегопад.
Космический корабль возник из темноты и поплыл к ангару. За маленьким
космопортом был виден в полумраке древний город Гайрайн, стынущий на
ветру. Рыжий блеск огней падал от старых домов с заостренными крышами, а
крутые улочки напоминали ущелья, уходящие к предгорьям, где высился
мрачный замок, - древнее гнездо баронов. Валтам выбрал его своей
резиденцией, и крохотный Гайрайн стал столицей Империи. Впрочем, от
задумчивого Скирнора и великолепнейшего Труванга остались лишь
радиоактивные руины, и дикие звери выли теперь в развалинах древних
дворцов.
Скорроган, сын Валтама, вышел из кабины корабля. Он почувствовал
озноб и поплотнее завернулся в мех. Сконтар был холодной планетой.
Его ждали вожди. Скорроган принял позу безразличия, но в душе
вздрогнул: быть может, его смерть тоже стоит в этой напряженно молчащей
группе? Он был уверен в немилости, но не знал...
На встречу прибыл сам Валтам. Его седая грива развевалась на ветру,
золотые глаза светились в наступающей тьме зловещим блеском, в них
читалась плохо скрываемая ненависть. Рядом стоял наследник трона Тордин; в
пурпуре заката острие его копья казалось смоченным кровью. Вокруг ждали
вельможи всего Сканга, маркграфы Сконтара и других планет, поблескивали
шлемы и кирасы лейб-гвардии. Лица находились в тени, но от фигур исходили
враждебность и угроза.
Скорроган подошел к Валтаму, взмахнул в знак приветствия копьем и
наклонил голову. Настала тишина, только ветер подвывал и нес снежные
облака.
Наконец Валтам заговорил. Он обошелся без вступительных приветствий,
и слова его прозвучали словно пощечина.
- Значит, ты вернулся, - сказал он.
- Да, господин мой, - Скорроган силился совладать с голосом. Это
получалось у него с трудом. Он не боялся смерти, но тяжесть осуждения
болезненно давала.
- Как уже известно, и я должен с сожалением донести, миссия моя не
имела никакого успеха.
- Известно, - холодно повторил Валтам. - Мы видели телерепортаж.
- Государь мой, Кундалоа получит от соляриан неограниченную помощь.
Но Сконтару отказано во всем. Никаких кредитов, никаких технических
советников, туристов, торговли, - ничего.
- Нам это ясно, - сказал Тордин. - Ты и был послан, чтобы помощь эту
получить.
- Я пробовал, господин мой, - безразлично ответил Скорроган. Он
говорил, поскольку надо было что-то сказать, но извиниться? Нет! -
Соляриане испытывают к нам инстинктивную неприязнь; отчасти потому, что
питают слабость к Кундалоа, а отчасти - из-за того, что мы так сильно
отличаемся от них.
- Отличаемся, - раздраженно признал Валтам, - но раньше это не имело
особого значения. А сейчас даже мингониане, которые еще меньше похожи на
людей, получили от соляриан неограниченную помощь. Такую же, какую получат
вскоре на Кундалоа, и на которую мы рассчитывали. Мы стремимся, -
продолжал он, - к наилучшим отношениям с сильнейшей культурой Галактики.
Мы могли бы добиться этого, и даже гораздо большего. Мне известно, какое
настроение царило в Объединенных Республиках. Они были готовы придти к нам
с помощью, прояви мы хоть немного доброй воли к сотрудничеству... - его
голос сломался и замер в посвистах ветра.
Через минуту он заговорил снова, голос его дрожал от бешенства.
- Я послал тебя, моего личного представителя, чтобы ты получил столь
великодушно жертвуемую помощь. Я верил тебе, я был уверен, что ты отдаешь
себе отчет в бедственности нашего положения... Тьфу!.. - он с отвращением
сплюнул. - А ты все время вел себя нагло, бесцеремонно, грубо. В глазах
всех соляриан ты оказался воплощением тех черт, которые они в нас
ненавидят. Ничего странного, что нам отказали. Счастье, что не объявили
войны!
- Еще не поздно, - сказал Тордин. - Мы можем послать другого...
- Нет, - Валтам вздернул голову с гордостью и высокомерием,
свойственным расе, для которой в делах честь была важнее жизни. -
Скорроган был нашим полномочным послом. Унижаться перед все Галактикой,
оправдываясь невоспитанностью посла, мы не будем. Нам придется обойтись
без соляриан.
Снег пошел гуще, облака закрыли почти все небо. В одном только месте
блестело несколько звезд. Мороз становился лютым.
- Такова цена чести! - печально сказал Валтам. - Сконтар голодает, и
солярианские продукты могли бы вернуть нас к жизни. Мы ходим в лохмотьях -
соляриане прислали бы одежду. Наши заводы или уничтожены, или устарели.
Наша молодежь вырастает совершенно незнакомой с галактической цивилизацией
и технологией - соляриане прислали бы нам оборудование и инструкторов,
помогли бы в освоении. Они бы прислали нам учителей, перед нами
распахнулся бы путь к величию... Но теперь поздно, - он уперся в
Скоррогана взглядом, полным удивления, печали, растерянности. - Зачем ты
это сделал? Зачем?
- Я сделал все, что мог, - сухо ответил Скорроган. - Если я не
годился для этой миссии, надо было отправить кого-нибудь другого.
- Ты подходил, - сказал Валтам. - Ты был лучшим нашим дипломатом.
Твой опыт, твое понимание несконтарианской психологии, твой выдающийся ум
делали тебя незаменимым во внешних отношениях. И вдруг, в таком простом,
очевидном деле... Но довольно об этом! - Голос его перекрыл рев метели. -
Нет более моих милостей на тебя! Сконтар будет уведомлен о твоей измене!
- Милостивый государь, - простонал Скорроган ломающимся голосом. - Я
снес твои слова, за которые любой другой заплатил бы поединком и смертью.
Но не вели мне слушать дальше. Позволь мне уйти.
- Я не могу лишить тебя твоих родовых привилегий и титулов, - изрек
Валтам. - Но роль твоя в имперском совете завершена, и не смей отныне
показываться ни во дворце, ни на официальных церемониях. И я сомневаюсь,
что теперь у тебя будет много друзей.
- Возможно, - ответил Скорроган. - Я сделал все, что было в моих
силах, но теперь, после всех нанесенных оскорблений, я не стану ничего
объяснять, хотя бы и мог попытаться. Что же касается будущего Сконтара, то
я бы мог посоветовать...
- Довольно, - заявил Валтам. - Ты уже причинил достаточно вреда.
- ...обратить внимание на три вещи. - Скорроган вознес копье в
направлении далеких сияющих звезд. - Во-первых, помните об этих солнцах.
Во-вторых, о том, что делается здесь, у нас, например, о трудах Дирина в
семантике. И наконец, оглянитесь вокруг. Посмотрите на дома построенные
вашими отцами, на одежду, которую вы носите, вслушайтесь в собственный
язык. И через пятьдесят лет вы придете ко мне... придете просить прощения!
Скорроган закутался в плащ, поклонился Валтаму и большими шагами
направился через поле к городу. Вслед ему смотрели с горечью и недоумением
в глазах.
В городе царил голод: следы его читались всюду - в позах измученных и
отчаявшихся, скучившихся вокруг костров и неуверенных в том, переживут ли
они зиму. На мгновение Скорроган задумался: "Сколько же из них умрет?" Но
он не нашел в себе мужества додумать эту мысль до конца.
Он услышал чье-то пение и задержался. Бродячий бард, из города в
город идущий в поисках подаяния, медленно шел по улице, и его истлевший
плащ лохмотьями развевался по ветру. Иссохшими пальцами он касался струн и
голосом выводил старинную балладу, в которой заключена была вся жесткая
мелодичность, весь звучный, железный звон древнего языка, языка Наарайму
на Сконтаре. Невеселого развлечения ради Скорроган мысленно перевел две
строфы на земной:
Крылатые птицы войны
В диком полете
Будят мертвую зиму
Жаждой морского пути.
Милая моя, пришло мое время,
Пой о цветах,
Чудеснейшая, когда прощаемся.
Не болей, любимая моя.
Ничего близкого. Исчез не только металлический ритм резких, твердых
звуков, не только стерлась связь рифм и аллитерации, но, что еще хуже, в
переводе на земной это оказалось почти бессмыслицей. Не хватало аналогий.
Как можно, например, передать, полное бесчисленных оттенков значения,
слово "винкарсраавин" выражением "прощаемся"? Слишком разнятся для этого
образы мышления.
Может быть, именно здесь крылся смысл отповеди, данной им высочайшим
вождям. Но они не поймут все равно. Не смогут понять. И он остался теперь
один перед лицом надвигающейся зимы.
Валка Вахино сидел в своем саду, купаясь в потоке солнечных лучей.
Теперь ему редко выпадала возможность для алиакауи - какой бы тут
подобрать земной термин? "Сиеста"? Не совсем точно. Кундалоанец отдыхал,
но никогда не спал после полудня. Он сидел или лежал во дворе, и солнце
проникало вглубь его тела или омывал его теплый дождь. Он позволял мыслям
течь свободно. Соляриане называли это сном наяву. Но на самом деле, в
земных языках не нашлось бы точного слова, чтобы выразить... что? Что
соляриане в любом случае не в состоянии были понять...
Временами Вахино казалось, что он уже давным-давно, много веков, не
отдыхал. Тяжелые обязанности военной поры, потом изматывающие путешествия
на Землю... Теперь же Великий Дом нарек его Верховным Советником в
представлении, будто он понимает соляриан лучше, чем кто-либо в Лидзе.
Возможно. Он много времени провел среди них, любил их. Но... Ради
всего святого: как они работают! Словно постоянно боятся опоздать! Можно
подумать, что они одержимы злыми демонами.
Конечно, промышленность нужно восстанавливать, нужно реформировать
устаревшие методы, иначе никак не получишь столь желанные богатства. Но, с
другой стороны, какое это блаженство лежать в саду, смотреть на крупные
золотистые цветы, вдыхать воздух, полный несказанного аромата, слушать
пение насекомых и размышлять над новым стихом, который складывается в
голове!.. Солярианам трудно понять народ, в котором каждый - поэт. Ведь
даже самый глупый и необразованный кундалоанец мог, вытянувшись на солнце,
