выгоревшей части озерка. Я сделал поворот кругом и выстрелил, не
целясь. Пуля раздробила ему хребет в двух дюймах от копчика.
Львенок перевернулся через голову и упал, беспомощный, но глаза
его горели яростью, Погонщик прикончил его ассегаем. Я открыл
затвор и поспешно вытащил гильзу. Потом я понял, что она,
очевидно, разорвалась в стволе и часть заряда застряла там. Так
или иначе, когда я пытался вогнать новый патрон, он вошел только
наполовину. И поверите ли, именно в этот момент соизволила
появиться на сцене львица: ее, очевидно, привлекли вопли детеныша.
Она остановилась шагах в двадцати от меня, хлеща хвостом по бокам,
и вид у нее был зловещий донельзя. Я медленно отступил, стараясь
вогнать патрон. Тут она направилась в мою сторону короткими
прыжками, всякий раз приседая на мгновение. Опасность надвигалась
неотвратимо, а патрон все не входил. Как ни удивительно, я думал в
эту минуту о фабриканте, выпускающем такие патроны. Имени его я
вам не назову, но тогда мною владело одно страстное желание: если
уж зверюга схватит меня, пусть и фабриканта постигнет достойное
возмездие. Убедившись, что патрон не входит, я попытался вытащить
его, но он заклинился. А, между тем, если я не закрою затвор, то
не смогу выбить гильзу и воспользоваться вторым стволом, то есть
останусь, в сущности, безоружным.
Я начал медленно отступать назад, не спуская глаз с львицы,
подползавшей на брюхе. Она двигалась беззвучно, все хлеща себя
хвостом по бокам, и тоже не спускала глаз с меня. А по глазам ее
было видно - через несколько секунд она прыгнет. Я изо всей силы
нажимал ладонью на медную закраину гильзы, пока из руки не потекла
кровь. Глядите, следы остались до сих пор!
Тут Куотермэн поднес к свету правую руку и показал нам четыре
или пять белых шрамов на том месте, где запястье переходит в
кисть.
- Но это нисколько не помогло, - продолжал он, - патрон не
двигался с места. Никому не пожелаю очутиться в таком переплете.
Львица вся подобралась, и я уже попрощался с жизнью, как вдруг
откуда-то сзади раздался голос Тома:
- Возьми вправо! Ты идешь прямо к раненому львенку!
Я не очень-то понимал, в чем дело, но все же послушался и, не
отрывая глаз от львицы, продолжал отходить, теперь уже взяв в
сторону под прямым углом. И что вы думаете? К моей величайшей
радости, львица, негромко рыкнув, выпрямилась и побежала вверх по
оврагу.
- Пойдем, нкоси (16), - сказал Том, - вернемся к фургону.
- Хорошо, Том, - ответил я, - я вернусь. Но сперва убью
остальных трех.
Такой ярости и такой решимости довести дело до конца я не
испытывал никогда в жизни ни до, ни после.
- Можешь убираться, если хочешь, или залезай на дерево.
Том взвесил оба предложения и благоразумно взобрался на
дерево. Жаль, что я не последовал его примеру.
Я нашарил в кармане нож с экстрактором и наконец с превеликим
трудом вытащил злополучный патрон, который чуть не погубил меня.
При этом я прочистил и ствол. Кусочек заряда, застрявший там, был
не толще почтовой марки (во всяком случае, не толще листа писчей
бумаги) Покончив с этим, я зарядил ружье, перевязал носовым
платком руку, чтобы остановить кровь, и опять принялся за свое.
Я приметил, что львица скрылась ярдах в пятидесяти выше того
места, где я стоял, в густом зеленом кустарнике, что рос над
ручьем, протекавшим по дну оврага, Туда я и направился. Однако
когда я продрался в гущу, я ничего не смог разглядеть. Тогда я
поднял большой камень и швырнул его в кусты. Вероятно, он попал во
второю львенка. Так или иначе, звереныш выпрыгнул и очутился сбоку
от меня, дав мне таким образом возможность открыть, как говорят,
огонь с левого борта. Я поспешил воспользоваться этим и уложил его
наповал. За львенком из кустов с быстротой молнии выскочила
львица. Но как проворна она ни была, я успел всадить ей из второго
ствола пулю между ребер, да так, что она, подпрыгнув, сделала в
воздухе тройное сальто, словно подстреленный на бегу кролик. Я тут
же загнал в ружье два новых патрона. Львица приподнялась и
поволокла ко мне свое тело на передних лапах, рыча и испуская
стоны, и голос ее выражал такую сатанинскую злобу, какой я еще не
видел. Я снова выпалил и на сей раз попал ей в грудь. Тут львица
упала на бок и испустила дух.
Это был первый и последний раз, когда мне привелось стрелять
по двум львам справа и слева. Да я и не слыхал, чтобы кому-нибудь
удавалось такое.
Я был, конечно, очень доволен собой и, зарядив снова ружье,
отправился на поиски черногривого красавца, задравшего Каптейна.
Поднимался я по оврагу медленно и с величайшей осторожностью,
обыскивая по пути каждый куст, каждый пучок травы. Уверяю вас, это
было волнующее занятие: ведь в любое мгновение лев мог броситься
на меня. Успокаивал я себя тем, что лев, если он не загнан в тупик
а не ранен, редко первым нападает на человека. Редко, но
случается, и вы об этом сейчас услышите. Вероятно, я потратил на
поиски не меньше часа. Один раз мне показалось, что я вижу какое-
то движение в траве, но, верно, это была ошибка, льва я так и не
обнаружил.
Наконец я добрался до конца оврага и очутился в тупике.
Дальнейший путь преграждала каменная скала высотой около
пятидесяти футов. С нее низвергался небольшой водопад, а впереди
футах в семидесяти находилось нагромождение валунов высотой футов
в Двадцать пять. Они поросли кое-где папоротником, травой и
чахлыми кустами.
Стены оврага и здесь били довольно крутые, но я все же
забрался наверх и осмотрелся. Ничего! Я, как видно, упустил льва в
нижней части оврага, а может, он и вовсе удрал. Вот досада!
Впрочем, застрелить за утро трех львов из одного ружья не так уж
плохо. Я решил удовлетвориться этим и спустился обратно, обходя
нагромождение валунов. От возбуждения и усталости я совсем
обессилел, а ведь мне еще предстояло снимать шкуру с трех львов.
Отойдя от груды валунов ярдов на восемнадцать, я огляделся. Глаз у
меня достаточно зоркий, наметанный, но я решительно ничего не
заметил.
И вдруг увидел такое, от чего у меня кровь застыла в жилах.
Прямо напротив, на груде валунов, стоял, четко вырисовываясь на
фоне скалы, черногривый. Он прятался там, припав к земле, а теперь
поднялся и возник передо мной во весь рост, словно по велению
волшебника. Он стоял там, бил хвостом - живая копия скульптуры,
украшающей ворота дома Нортумберлендов (17). Как раз недавно я
видел эти ворота на картинке. Но стоял он недолго. Едва я прижал к
плечу приклад ружья, как он прыгнул с валунов прямо на меня.
Боже, каким огромным он выглядел, каким страшным! Высоко в
воздухе он описал большую дугу. Я выстрелил в тот момент, когда
лев достиг ее высшей точки. Медлить было нельзя, ибо, чтобы
преодолеть расстояние между нами и обрушиться прямо на меня, ему
достаточно было одного прыжка. Поэтому я выстрелил, почти не
целясь, как охотник, который бьет влет бекаса. Пуля попала в цель
- я слышал глухой удар о тело льва, со свистом рассекавшее воздух.
Еще мгновение - и меня бросило на землю, я упал на низкорослый
кустарник, обвитый ползучими растениями, что ослабило силу удара.
Лев подмял меня под себя, его огромные белые зубы сомкнулись на
моем бедре, я даже услышал, как они заскрежетали о кости. В ужасе
я завопил, ибо в отличие от доктора Ливингстона, которого, кстати,
хорошо знал, не чувствовал себя ни оцепеневшим, ни спокойным (18).
Я уже считал себя погибшим. Но внезапно - как раз когда я прощался
с жизнью - хватка льва ослабла. Он отпустил мое бедро и зашатался
из стороны в сторону. Огромная пасть, из которой хлестала кровь,
была широко раскрыта. Потом он заревел, и рев его потряс скалы.
И вот его огромная голова упала, чуть не придавив меня. Он был
мертв. Пуля вошла в грудь и вышла с правой стороны хребта, где-то
в середине спины.
Моя рана ужасно болела, и я только потому не потерял сознания.
Отдышавшись, я кое-как выбрался из-под тела льва. Благодарение
Богу, его огромные зубы не раздробили бедренной кости. Но кровь
шла ручьем, и, вероятно, я умер бы от потери крови, если б на
помощь не прибежал Том. Вдвоем мы развязали носовой платок на моей
руке и плотно, с помощью палки, перетянули ногу.
Так я заплатил за то, что как безумец решил в одиночку
сражаться с целым семейством львов. Поединок был слишком неравным.
С тех пор я хромаю и останусь хромым до самой смерти. Каждый год в
марте моя рана начинает болеть, а примерно раз в три года
открывается.
Вряд ли нужно говорить, что я так и не приобрел партию
слоновой кости в ставке Секукуни. Она досталась другому - какому-
то немцу, который нажил на ней пятьсот фунтов. Я же целый месяц
лежал на спине и еще полгода еле ходил. А теперь, когда я
рассказал вам свою историю, выпью еще глоток голландской, да и на
покой. Спокойной ночи вам, спокойной ночи!"
Примечания.
(1) С е к у к у н и - вождь племени бапеди (Северный и Восточный
Трансвааль), наследовал своему отцу Секвати.
(2) Б у ш в е л д - плато в Трансваале.
(3) К о п ь е - холм (африкаанс).
(4) К р а а л ь - в данном случае поселок; К н о б н о з ы -
название, данное колонизаторами части племени барапутсе.
(5) К а р о с с - накидка (зулу).
(6) Т а н д с т и к о р - фосфорная (африкаанс).
(7) Ч а к а (1787 - 1828) - полководец, объединитель зулусских
племен.
(8) М и л я - около 1609 м.
(9) Я р д - 91,4 см.
(10)Ф у т - около 30,5 см.
(11)М а с т и ф - порода крупных английских собак.
(12)По библейскому преданию, пророк Даниил был приговорен к
смерти и брошен на растерзание львам.
(13)А к р - 0,4 га.
(14)В е л д - степь, саванна (африкаанс).
(15)Д ю й м - около 2,5 см.
(16)Н к о с и (и н к о с и) - вождь, правитель, старейшина
зулусов. Употребляется также как уважительная форма
обращения.
(17)Дом Нортумберлендов - лондонская резиденция графов и герцогов
Нортумберлендских в XVII - XIX вв.
(18)Р.Хаггард, видимо, иронизирует над следующими строками из
книги Д.Ливингстона "Путешествия и исследования в Южной
Африке с 1840 по 1855 г.": "Лев прыгнул на меня. Я стоял на
небольшом возвышении; он схватил меня за плечо, и мы оба
вместе покатились вниз. Свирепо рыча над самым моим ухом, он
встряхнул меня, как терьер встряхивает крысу. Это
встряхивание вызвало во мне оцепенение, по-видимому, подобное
тому, какое наступает у мыши, когда ее первый раз встряхнет
кошка... и не было ни чувства боли, ни ощущения страха..."
Scanned, OCR-ed, spell-checked and formatted by den@gsv4.nsk.su
