Если даже в Пятницу сделать это не успели, в Субботу уж точно сотворят.
Значит, возможны два варианта. Первый: Субботние органики станут
разыскивать некоего дэйбрейкера, внешне напоминающего его, считая его
обычным нарушителем. Второй: органики вполне могли догадаться сопоставить
идентификационные данные Реппа с близкими к ним данными из других дней.
Это требовало получения специального разрешения от Северо-Американского
Высшего Совета Органиков Субботы. Времени на это у них было достаточно. Не
исключено, что ищейкам известны все обстоятельства, и они разыскивают
именно его.
Если это так, что ему делать? Что запланировал для него Совет
иммеров?
Мадж под сенью деревьев двигался на север пс Пятой Авеню. Ом,
следовавший в нескольких шагах за ним, остановился. Здание слева было
одним из самых старых, построенных еще до начала помешательства на домах в
форме кораблей. В нем, по крайней мере в Субботу, собирались
ортодоксальные евреи, превратившие гимнастический зал в синагогу и
поклонявшиеся своему богу среди запахов потных носков и рубах. Из окна
второго этажа выглядывал мужчина. Сомнений не было. Это - Янкев Гриль.
Его сильное, привлекательное лицо возникло лишь на какую-то минуту.
Выражение его лица успело едва заметно измениться. Но Ом не сумел
разгадать эту мгновенную перемену. Что это? Неужто Гриль узнал его, но не
показал виду? Не его, Чарли Ома, но его - Джима Дунски, который хоть и
недолго, но все-таки постоял у стола на Площади Вашингтона, наблюдая за
игрой Гриля? Или Гриль просто принял Ома за органика, не оставляющего его
своим вниманием?
Как бы там ни было, но Гриль в любом случае сильно рискует, находясь
в этом здании. Здесь органики будут рыскать в первую очередь. Или Гриль
перебрался сюда уже после того, как они прочесали дом? А может быть, он
просто заглянул, чтобы принять участие в религиозных обрядах?
Боб Тингл, имевший постоянный доступ к банку данных, установил, что
всего, во всех семи днях, имеется около полумиллиона ортодоксальных евреев
и еще два миллиона, принадлежащих к реформаторской церкви. Остальные евреи
ассимилировались, растворились в обществе иноверцев. У самого Ома
прабабушка была еврейкой, хотя и она считала себя еврейкой скорее из
вежливости и почтения к родителям. Религиозные каноны были ей чужды.
Правительство так и не выработало по отношению к евреям никакой
определенной политики. Оно провозгласило терпимость ко всем религиям, хотя
все-таки пыталось протащить некую скрытую форму преследования евреев. Так,
считалось противозаконным, если родители занимались организацией браков
своих детей или в какой-либо форме принуждали их вступать в брак только с
представителями своей веры. Поскольку было запрещено объявлять
превосходство любой группы населения над другими по религиозным мотивам,
евреям не позволялось устно или письменно утверждать, что они нация
"избранная Богом". Это считалось антиобщественным и не способствующим
установлению справедливости. Ортодоксальные евреи-мужчины обязывались
изъять из своей утренней молитвы благодарение Богу за то, что они не
родились женщинами. Подобные мысли считались еще в большей степени
антиобщественными и несправедливыми.
Все священные, чтимые евреями писания по закону были доступны только
в записях, которые прошли предварительную цензуру. В ходе нее тексты
снабжались комментариями, сделанными представителями Бюро Религиозной
Свободы.
По аналогичным причинам христианам запрещалось заявлять, что Иисус
является сыном Божьим в каком-нибудь ином толковании, кроме как "все люди
- дети Бога" (которого, кстати, по утверждению правительства, вовсе не
существовало). Новый Завет также прошел цензуру, его слегка подправили и
снабдили обильными и многословными комментариями.
24
Тринадцатиэтажное здание Башни Эволюции формой своей напоминало
штопор. Ярко-зеленый витой желоб, составляющий его внешний фасад, призван
был олицетворять развитие жизни, которая по спирали поднимается ко все
более высокой стадии эволюции. Наверху здания возвышались статуи мужчины и
женщины, держащих в поднятых над головой руках ребенка. Руки ребенка также
взывали к небу, словно он старался что-то схватить в вышине.
Чарльз Ом последовал за Маджем в ярко освещенный холл и встал за ним
в какую-то очередь. От нечего делать он принялся осматривать округлый зал.
Через пластиковые стены проступали облака кипящей густой жидкости и
голографические образы грозовых туч в сопровождении врезающейся в воду
молнии. Композиция эта изображала первичную жидкую субстанцию, океаны
Земли, в которых миллиарды лет тому назад зарождалась жизнь. Бесконечные
экраны представляли появление первых ее форм, возникавших в причудливом и
диком сплетении молний и сгустков кислорода, плавающих в плотном
"бульоне". Это примитивное и роскошное насилие и положило начало самым
простым проявлениям жизни.
Чарли понятия не имел, для чего понадобилось Маджу вставать в
очередь, образованную туристами, но тот, видимо, понимал, что делал. Он
быстро и настойчиво продвигался вперед, выражая по этому поводу очевидную
радость. В холле сновали и толпились туристы буквально со всего мира - шум
голосов, хоть и не оглушал, но очень раздражал.
Наконец Чарли добрался до устройства для кредитных карточек,
закрепленного на столике у входа в беседку; беседку образовывали стойки,
соединенные цепями. Ом вставил в традиционную прорезь кончик
идентификационной звезды, увидел на дисплее ПРИНЯТО и прошел в беседку.
Мадж, поднявшись на эскалаторе, оказался на втором этаже. Зажатый между
мужчиной впереди него и женщиной сзади, Чарли медленно поднимался по
ступеням. Мадж уже поджидал его на площадке.
Чарли обвел взглядом интерьер: огромная, почти пустая чаша,
возвышающаяся на двенадцать этажей вверх. Уже не менее дюжины раз побывав
здесь, Чарли наблюдал эту картину и все-таки сейчас испытывал необъяснимое
благоговение. Экспозиции были развернуты в высоких и широких нишах в
стене, которые в шахматном порядке тянулись вверх. Посетители поднимались
по винтовым эскалаторам, которые, опоясывая стену, текли, соседствуя с
морскими видами и прекрасными ландшафтами, изобилующими рыбами, птицами и
растениями, характерными для той или иной геологической эпохи. Стоя на
эскалаторе и устремляясь все выше, люди путешествовали от докембрийской
эпохи, когда преобладали растения и животные с мягкой тканью, к собственно
кембрию - периоду, когда появились беспозвоночные морские существа первой
палеозойской эры. Дальше, двигаясь вверх по диагонали; зрители проходили
через ордовикскую систему - время появления первых простейших рыб. Затем
следовали эры мезозоя и кайнозоя, где туристы от души могли поохать и
поахать, наблюдая за выполненными в натуральную величину
роботами-динозаврами. Заканчивалась экскурсия почти под самым куполом, где
основу экспозиции составляли фигуры людей Новой Эры. Здесь туристы,
оказавшись в очередной нише, пересаживались в лифт, который возвращал их в
вестибюль. По пути, раскручиваясь по спирали: они имели возможность
остановиться в одной из ниш и еще раз удовлетворить свою любознательность.
Мадж, однако, не воспользовался эскалатором, а, повернувшись в другую
сторону, прошел по коридору в небольшой холл. Проследовав мимо двух
стоявших там мужчин, Мадж кивнул им. Видимо, это был сигнал к тому, что и
Ома нужно пропустить. Холл оказался совсем небольшим, не более десяти
футов в длину, и заканчивался широким экраном, на котором был представлен
монтаж из изображений некоторых форм жизни в основной экспозиции. Мадж
произнес что-то, но Ом еще не успел подойти к нему настолько близко, чтобы
расслышать. Экран перед Омом пополз вверх и спрятался за потолком, а из-за
спины Ома из проема в потолке появятся другой - в ширину холла. На
какой-то момент Мадж и Ом оказались словно в тесном ящике.
Мадж вошел через открывшийся после поднятия экрана вход в кабину
лифта. Он жестом пригласил Ома последовать за ним. Ом вошел в лифт.
- Вверх, - сказал Мадж.
Дверь закрылась, и лифт плавно устремился вверх. Судя по тому, что
номера этажей нигде и никак обозначены не были, лифт ходил только на
один-единственный этаж. Когда лифт остановился, Мадж, встав за спиной Ома,
легко подтолкнул его к выходу. Чарли не понравилось, что Мадж, который все
время находился перед его глазами, теперь вдруг оказался позади него. Он,
правда, вряд ли смог что-нибудь поделать с этим, да и были ли причины
беспокоиться?
Вышли они в большую, с низко нависшим потолком комнату, с
невключенными экранами на стенах; пол устилал толстый, явно дорогой ковер.
Мадж попросил Ома пройти дальше, и тот проследовал к единственной в
комнате двери, выходящей на западную сторону. Перед ним открылся
искривленный проход, что-то около десяти футов в ширину; на полу, как и в
холле, покоился толстенный ковер, а стены сплошь покрывали безжизненные
экраны. По пути Чарльз заметил на правой стороне несколько закрытых дверей
- еще комнаты, по всей видимости, пустующие. Их обитателем могла быть лишь
весьма знатная персона.
Пройдя по извилистому коридору около трехсот футов, они остановились
в конце его перед массивной дверью. Мадж вставил идентификационную звезду
в замочную скважину. Еще через несколько секунд голос, прозвучавший
изнутри, предложил им войти. Мадж снова отступил за спину Ома и велел ему
входить. Ом потянул дверь на себя и переступил порог. Он очутился в
большой передней, уставленной весьма комфортабельными на вид креслами и
диванчиками. Очевидно, он должен был пройти в следующую комнату. Ом открыл
дверь и оказался в очень просторной и светлой гостиной. Из окон открывался
вид на реку Гудзон, за которой простирался лес, покрывающий, насколько
хватало глаз, прилегающую часть штата Нью-Джерси. Комната была элегантно и
умеренно обставлена. На стене, разделенные включенными экранами, висели
картины, выполненные в древнекитайском стиле. "Интересно, оригиналы или
копии"? - подумал Ом. Вся обстановка также определенно была выдержана в
китайской манере. Один из предметов особенно привлек его внимание -
большая, бронзовая статуя Будды, упрятанная в нишу в стене.
Мужчина, сидящий в кресле в дальнем углу комнаты, рядом с окном, был
одет в ярко-красную пижаму, домашние тапочки и зеленую утреннюю рубаху.
Это был крупный, смуглый человек. Лицо его покрывали рельефные складки,
большой нос напоминал ястребиный клюв. Портрет дополняли тяжелые брови и
массивный подбородок. Чарли чувствовал в нем что-то давно знакомое, однако
только подойдя к нему достаточно близко, он все понял. Уберите старческие
складки наполовину, измените голубой цвет глаз на коричневый. И человек
этот станет похож на Джефа Кэрда... на Отца Тома Зурвана... на него
самого.
- Вы можете остановиться здесь, - сказал Мадж, очевидно, под словом
"можете" понимая "должны".
Ом подчинился, и Мадж добавил:
- Я возьму вашу сумку.
Ом неохотно протянул ему сумку. Он намеревался посмотреть, куда Мадж
положит ее, но в этот момент хозяин комнаты поднялся с кресла и, едва
заметно кивнув, пожал ему руку. Подобное приветствие практиковали во
Вторник, из чего Чарли сделал вывод, что мужчина является гражданином
этого дня. Правда, подобное поведение могло означать и другое: возможно,
мужчина хотел продемонстрировать, что ему известно, кем на самом деле
является Ом. Впрочем, эти моменты вполне могли дружно сочетаться.
