ведь вы, кажется, господин Н.?
- Я господин Н.
- К вам есть письмо у хозяйки. - Служанка пошла наверх и вернулась с
письмом. - Вот-с, извольте.
- Да не может быть... Как же это так?.. - начал было я.
Служанка тупо посмотрела на меня и принялась мести.
Я развернул письмо. Ко мне писал Гагин; от Аси не было ни строчки. Он
начал с того, что просил не сердиться на него за внезапный отъезд; он
был уверен, что, по зрелом соображении, я одобрю его решение. Он не на-
ходил другого выхода из положения, которое могло сделаться затруднитель-
ным и опасным. "Вчера вечером, - писал он, - пока мы оба молча ждали
Асю, я убедился окончательно в необходимости разлуки. Есть предрассудки,
которые я уважаю; я понимаю, что вам нельзя жениться на Асе. Она мне все
сказала; для ее спокойствия я должен был уступить ее повторенным, уси-
ленные просьбам". В конце письма он изъявлял сожаление о том, что наше
знакомство так скоро прекратилось, желал мне счастья, дружески жал мне
руку и умолял меня не стараться их отыскивать.
"Какие предрассудки? - вскричал я, как будто он мог меня слышать, -
что за вздор! Кто дал право похитить ее у меня..." Я схватил себя за го-
лову...
Служанка начал громко кликать хозяйку: ее испуг заставил меня прийти
в себя. Одна мысль во мне загорелась: сыскать их, сыскать во что бы то
ни стало. Принять этот удар, примириться с такой развязкой было невоз-
можно. Я узнал от хозяйки, что они в шесть часов утра сели на пароход и
поплыли вниз по Рейну. Я отправился в контору: там мне сказали, что они
взяли билеты до Кельна. Я пошел домой с тем, чтобы тотчас уложиться и
поплыть вслед за ними. Мне пришлось идти мимо дома фрау Луизе... Вдруг я
слышу: меня кличет кто-то. Я поднял голову и увидал в окне той самой
комнаты, где я накануне виделся с Асей, вдову бургомистра. Она улыбалась
своей противной улыбкой и звала меня. Я отвернулся и прошел было мимо;
но она мне крикнула мне вслед, что у нее есть что-то для меня. Эти слова
меня остановили, и я вошел в ее дом. Как передать мои чувства, когда я
увидал опять эту комнатку...
- По-настоящему, - начала старуха, показывая мне маленькую записку, -
я бы должна была дать вам это только в случае, если бы вы зашли ко мне
сами, но вы такой прекрасный молодой человек. Возьмите.
Я взял записку.
На крошечном клочке бумаги стояли следующие слова, торопливо начер-
ченные карандашом:
"Прощайте, мы не увидимся более. Не из гордости я уезжаю - нет, мне
нельзя иначе. Вчера, когда я плакала перед вами, если б вы мне сказали
одно слово, одно только слово - я бы осталась. Вы его не сказали. Видно,
так лучше... Прощайте навсегда!"
Одно слово... О, я безумец! Это слово... я со слезами повторял его
накануне, я расточал его на ветер, я твердил его среди пустых полей...
но я не сказал его ей, я не сказал ей, что я люблю ее... Когда я встре-
тился с ней в той роковой комнате, во мне еще не было ясного сознания
моей любви: оно не проснулось даже тогда, когда я сидел с ее братом в
бессмысленном и тягостном молчании... оно вспыхнуло с неудержимой силой
лишь несколько мгновений спустя, когда, испуганный возможностью нес-
частья, я стал искать и звать ее... но тогда уже было поздно. "Да это
невозможно!" - скажут мне; не знаю, возможно ли это, - знаю, что это
правда. Ася бы не уехала, если б в ней была хоть тень кокетства и если б
ее положение не было ложно. Она не могла вынести того, что всякая другая
снесла бы; я этого не понял. Недобрый мой гений остановил признание на
устах моих при последнем свидании с Гагиным перед потемневшим окном, и
последняя нить, за которую я еще мог ухватиться, - выскользнула из рук
моих.
В тот же день я вернулся с уложенным чемоданом в город Л. и поплыл в
Кельн. Помню, пароход уже отчаливал, и я мысленно прощался с этими ули-
цами, со всеми этими местами, которые я уже никогда не должен был поза-
быть, - я увидел Ганхен. Она сидела возле берега на скамье. Лицо ее было
бледно, но не грустно; молодой красивый парень стоял рядом с нею и, сме-
ясь, рассказывал ей что-то, а на другой стороне Рейна маленькая моя ма-
донна все так же печально выглядывала из темной зелени старого ясеня.
XXII
В Кельне я напал на след Гагиных; я узнал, что они поехали в Лондон;
я пустился вслед за ними; но в Лондоне все мои розыски остались тщетны-
ми. Я долго не хотел смириться, я долго упорствовал, но я должен был от-
казаться, наконец, от надежды настигнуть их.
И я не увидел их более - я не увидел Аси. Темные слухи доходили до
меня о нем, но она навсегда для меня исчезла. Я даже не знаю, жива ли
она. Однажды, несколько лет спустя, я мельком увидал за границей, в ва-
гоне железной дороги, женщину, лицо которой живо напомнило мне незабвен-
ные черты... но я, вероятно, был обманут случайным сходством. Ася оста-
лась в моей памяти той самой девочкой, какою я знавал ее в лучшую пору
своей жизни, какою я ее видел в последний раз, наклоненной на спинку
низкого деревянного стула.
Впрочем, я должен сознаться, что я не слишком долго грустил по ней; я
даже нашел, что судьба хорошо распорядилась, не соединив меня с Асей; я
утешался мыслию, что я, вероятно, не был бы счастлив с такой женой. Я
был тогда молод - и будущее, это короткое, быстрое будущее, казалось мне
беспредельным. Разве не может повториться то, что было, думал я, и еще
лучше, еще прекраснее?.. Я знавал других женщин - но чувство, возбужден-
ное во мне Асей, то жгучее, нежное, глубокое чувство, уже не повтори-
лось. Нет! ни одни глаза не заменили мне тех, когда-то с любовию устрем-
ленных на меня глаз, ни на чье сердце, припавшее к моей груди, не отве-
чало мое сердце таким радостным и сладким замиранием! Осужденный на оди-
ночество бессемейного бобыля, доживаю я скучные годы, но я храню, как
святыню, ее записочки и высохший цветок гераниума, тот самый цветок, ко-
торый она некогда бросила мне из окна. Он до сих пор издает слабый за-
пах, а рука, мне давшая его, та рука, которую мне только раз пришлось
прижать к губам моим, быть может, давно уже тлеет в могиле... И я сам -
что сталось со мною? Что осталось от меня, от тех блаженных и тревожных
дней, от тех крылатых надежд и стремлений? Так легкое испарение ничтож-
ной травки переживает все радости и все горести человека - переживает
самого человека.
