разбойничать. Резать крестьян - женское занятие. Разве мы не мужчины?
Пусть же нам и доверяют как мужчинам!
Другие каморы опустили головы в знак согласия и по обычаю коснулись
бородами своей груди.
- Хорошо сказано, - объявил Император.
Марк подумал, что, не имея за спиной надежных солдат, он вряд ли
решился бы довериться этим степнякам... Скаурус был уверен, что и сам
Маврикиос думал так же. Но сейчас не время заводить ссору.
- Разумеется, то, что сказал мой брат, относится не только к нашим
северным союзникам. Все иностранные наемники должны это помнить, - лениво
заметил Туризин Гаврас и взглянул не на каморов, а на намдалени.
Они ответили ледяным молчанием. Маврикиос побледнел от гнева, но
вспомнил о важности момента и сдержал себя. Опять, как и во время игры в
кости, все присутствующие попытались отвести глаза, скрывая свое
замешательство. Только Алипия казалась равнодушной. Она наблюдала за своим
отцом и дядей с любопытством и насмешкой.
Сделав над собой видимое усилие, Маврикиос снова сосредоточился на
карте, которую все еще держал Ортайяс. Глубоко вздохнув, Император
продолжал:
- В Аморионе с нами соединится еще одно подразделение. Им командует
Гагик Багратони. Оттуда мы двинемся на северо-восток, до Соли на реке
Рамнос, к востоку от горной области Васпуракан, Земли Принцев, как они
сами ее называют, - тут он усмехнулся и продолжил: - Этот марш будет
голодным. Там хозяйничают казды, и мне не нужно вам рассказывать, что они
делают с нашими крестьянами и их полями, пусть Фос испепелит их за это.
Марк увидел, как двое кочевников обменялись кривыми усмешками. Они
владели огромными отарами овец, стадами коров, и им не нужно было
обрабатывать поля. Как и их двоюродные братья-казды, они враждебно
относились к крестьянам. Фирдоси уже упомянул об этом - для кочевников
крестьяне не были достойны ни малейшего уважения и даже убивать их
считалось слишком легким для мужчин делом.
- После Соли мы вступим в Васпуракан, - сказал Император. - Каздов
будет легче атаковать на горных тропах, чем на равнине, а награбленная
добыча еще больше замедлит их продвижение. Васпуракане помогут нам -
принцы не слишком жалуют Империю, но в отличие от Казда мы их не трогаем.
И одна - две победы над летучими отрядами Авшара заставят самого Вулгхаша
выйти из Машиза со своей армией. - Лицо Императора просияло при мысли о
победе. - Мы разобьем его, и вот уже Казд лежит перед нами. И мы его
раздавим в лепешку. Века прошли с тех пор, как Видессос в последний раз
посылал туда такую армию, какую мы собрали сегодня. Как может какой-то
бандитский царь, раб Скотоса, устоять перед нами?
На этот раз ему удалось зажечь офицеров. Люди словно воочию увидели
Казд, простертый у их ног. Эта картина не могла не радовать их - какой бы
ни была причина: карьера, религиозное очищение от скверны или просто
предвкушение битвы и добычи.
Когда Ортайяс Сфранцез понял, что Император наконец завершил свою
речь, он с облегчением положил карту на стол. Марк разделял энтузиазм
офицеров. План Маврикиоса отличался как раз тем, чего и ждал Марк -
грандиозностью, но и продуманностью. Кроме того, как и прежде, когда
Скаурус служил в армии Цезаря, у него не было выбора. Дело оставалось за
малым: претворить этот план в жизнь.
Как это было заведено в Империи, приготовления армии к походу
сопровождались пышными церемониями. Народ Видессоса, который еще совсем
недавно делал все, чтобы разорвать эту армию в клочья, теперь с
воодушевлением возглашал благодарственные молитвы за успех операции. В
последний день перед походом в Великом Храме была назначена литургия.
Скаурус как командир римлян получил длинный пергаментный свиток с печатью
- официальное приглашение на литургию. Пропуск давался на два лица.
- Кому отдать второй билет? - спросил он Хелвис. - У тебя есть
друзья?
- Марк, ты шутишь? - удивилась она. - Разумеется, мы отправимся туда
вдвоем. Я, конечно, не разделяю веру видессиан, но нельзя начинать такое
важное дело, не испросив благословения Фоса.
Марк вздохнул. Когда он предложил Хелвис разделить с ним жизнь, он
никак не думал, что она попытается втиснуть его в удобные для него рамки.
Он не возражал против Фоса, но когда его толкали в храм силой, он начинал
инстинктивно сопротивляться. Марк не привык жить с оглядкой на чье-то
мнение. С того момента, как он достиг совершеннолетия, Марк всегда шел
только своим путем и не обращал внимания на советы, которые были ему не по
душе. Но Хелвис заставляла считаться со своим мнением. Скаурус помнил, как
она сердилась, когда он долго сидел в полном молчании после того, как
военный совет принял решение о начале похода. "Что ж, - сказал он самому
себе, вздохнув, - все далеко не так просто, как казалось вначале".
Впрочем, он упорствовал в своем нежелании посетить службу в Великом
Храме лишь до того, как увидел ужас на лице Нэйлоса Зимискеса, которому он
предложил свой пропуск.
- Благодарю тебя за эту честь, - скороговоркой произнес он, - но
будет очень некрасиво, если ты не появишься там. В Храме соберутся все
командиры, даже каморы, хотя они не имеют ни малейшего понятия о Фосе.
- Пожалуй, ты прав, - пробурчал Скаурус.
Но после этого объяснения он увидел предстоящую литургию в другом
свете - для единства Видессоса она имела не меньшее значение, чем месса
Бальзамона. А если так, то стоит посетить Храм, тем более, что это было
даже кстати: подготовка к походу совершенно вымотала его, и в конце дня он
все чаще срывался.
Римская дисциплина была, как всегда, на высоте, и подготовить
легионеров к походу оказалось довольно просто. Они могли выступить маршем
на следующий день после военного совета или даже накануне. Но
видессианские армии привыкли к большей роскоши, чем мог бы допустить
Цезарь. Как и в известных Риму восточных царствах, солдат сопровождали
многочисленные толпы, в которых было немало женщин. И чтобы заставить всю
эту пеструю колонну выступить в более или менее сносном порядке,
приходилось изрядно потрудиться. Теперь Марк понимал, что такое сизифов
труд.
В день литургии трибуну уже очень хотелось попасть в Великий Храм, и
ему было любопытно, чем на этот раз поразит своих слушателей Бальзамон.
Когда он вошел в Великий Храм с Хелвис, которая гордо сжала его руку,
он понял, что и она, и Зимискес были правы - он просто не имел права
пропустить эту литургию. Храм был забит до отказа высшими офицерами и
знатью союзников. Многие пришли с женами. Трудно было решить, кто
великолепней - мужчины в стали, бронзе, волчьих шкурах или женщины в
прекрасных, богато расшитых золотом платьях из тонкого шелка и хлопка.
Когда Патриарх Видессоса прошествовал к своему трону из слоновой
кости, все присутствующие поднялись с мест. И на этот раз, после того как
он со своими жрецами закончил главную молитву, многие намдалени добавили:
"И мы поставим на свои души". Хелвис поступила так же. В ее голосе звучала
непреклонная вера. Она сурово огляделась, как бы вызывая на бой любого,
кто посмеет возражать. Но в этот вечер очень немногие видессиане
чувствовали себя оскорбленными. В эту минуту, окруженные таким количеством
всевозможных еретиков и неверных, они были готовы закрыть глаза на самые
варварские обычаи.
После окончания службы Бальзамон начал свою собственную молитву за
успех предстоящего похода. Он долго говорил о важности этой битвы, о
необходимости сосредоточиться на главной цели. Все его слова были
правильны и необходимы, но Марк все-таки чувствовал себя разочарованным.
Он не видел в этой речи ни силы воли, ни юмора, присущих Бальзамону.
Патриарх выглядел очень усталым. Скаурус терялся в догадках - что же
произошло? Его это очень беспокоило. Но вот Бальзамон немного оживился,
его речь стала горячее и закончилась сильной фразой:
- Единственный проводник человека - его совесть. В правом деле она
защитит его, подобно доспехам, в неправом - ранит, подобно клинку.
Возьмите же щит правды и отразите меч зла, но не склоняйтесь перед
дьявольской волей, и тогда этот меч не сможет причинить вам вреда!
Его слушатели громко зааплодировали, крики: "Хорошо сказано!"
понеслись по храму, и своды его огласились пением хора - триумфальным
гимном Фоса. С голосами сливалась музыка колоколов, которая так
заинтересовала Скауруса прежде. Сейчас он сидел достаточно близко от
звонарей, и его восхищение ими значительно превзошло впечатление от
последней фразы Бальзамона.
За длинным, покрытым бархатом столом стояли два ряда музыкантов.
Перед каждым из них висело полдюжины отполированных колокольчиков
различных размеров и форм. Звонари были одеты в чистые голубые плащи и
перчатки, чтобы не пачкать белый металл колокольчиков. Они играли с
безукоризненной точностью и быстротой, в унисон меняя тональность. Марк
подумал, что их отточенные движения доставляют ему столько же
удовольствия, сколько и сама музыка. Дирижер - колокольный мастер - сам по
себе уже был зрелищем. Низенький, щуплый человечек, он немного театральным
жестом взмахивал своей палочкой, тело его раскачивалось в такт ритму. Лицо
дирижера было отрешенным, закрытые глаза так ни разу не открылись. Прошло
несколько минут, прежде чем Скаурус сообразил, что колокольный мастер
слеп. Похоже, это совсем не мешало ему - чуткий слух ловил гораздо больше,
чем слух обыкновенного человека.
Если на трибуна, не отличавшегося страстной любовью к музыке,
колокольчики произвели неизгладимое впечатление, то для Хелвис это было
настоящим наслаждением.
- Я слышала, что музыка звонарей Великого Храма что-то совершенно
невероятное, но у меня не было возможности услышать их раньше. Это одна из
причин того, почему я так хотела прийти сюда. - Она взглянула на Марка с
легким удивлением. - Если бы я знала, что ты так любишь эту музыку, я
могла бы использовать это как довод, чтобы заставить тебя прийти сюда.
Марк улыбнулся.
- Может быть, к лучшему, что ты этого не сделала.
Ему трудно было представить себе, чтобы кто-то мог уговорить его
пойти куда-либо из-за музыки. И все же, без сомнения, музыканты сделали
вечер гораздо более приятным. Без колокольчиков это был бы просто один из
дней, не больше.
Маврикиос приказал глашатаям кричать на всех улицах, что в этот день
видессианам запрещается выходить из домов. Площади и рынки заполнили
солдаты в полном вооружении. Нервно ржали лошади, брыкались мулы. Крытые
телеги перевозили солдатские семьи, разнообразный домашний скарб, оружие,
доспехи. Длинные ряды солдат, конница и обозы продвигались к пристаням,
где, покачиваясь, стояли транспортные корабли, готовые перевезти их через
Бычий Брод в западные провинции Империи.
Римлянам, как части императорской гвардии, не пришлось долго ждать
своей очереди. Все шло благополучно, пострадал один Виридовикс. Бедняга
кельт все полчаса плавания висел, перегнувшись через борт корабля.
- Каждый раз, когда я сажусь в лодку, со мной это случается, -
простонал он, с трудом отыскав время для слов. Обычно загорелое, его лицо
было сейчас смертельно бледным.
- Поешь хорошо пропеченный хлеб, вымоченный в вине, - порекомендовал
ему Горгидас. - Или, если хочешь, я дам тебе настойку опиума, которая тоже
хорошо поможет.
- Еда... - Одного этого слова было достаточно, чтобы галл снова
перегнулся через канаты. Потом он повернулся к Горгидасу - Благодарю вашу
