работой и с самого начала не поддавался внушению.
- То есть его лишили дара речи из-за того, что на него
гипноз не действовал?
- Он человек простодушный. Он ничего не имеет против. И
совершенно счастлив.
- Но отрезать человеку язык!
- У Фрейда где-то сказано: "Главенствующим способом,
посредством которого разрешается столкновение людских
интересов, является использование насилия."
- Вы хотите сказать, что он вроде Никки и поэтому невозможно
заставить его сделать что-то - или что-то забыть?
- Это верно. Но лишь отчасти.
- Что значит "отчасти"?
- Когда в тысяча девятьсот двадцатом году негра лишили дара
речи, Хозяин еще не развил способы управления сознанием до их
теперешнего состояния. Как это ни удивительно, - и причиной
тому, возможно, является расовое различие, - воздействовать на
Пинки ему по-прежнему не удается. Так что проделанная операция
все же оказалась оправданной! С другой стороны, не следует
слишком полагаться на то, что Николаса Хозяину не одолеть. В
особо трудных случаях Хозяин продолжает попытки нащупать
возможность контакта, и если не считать нашего арапа, как
правило, в той или иной степени добивается успеха. И мистер
Фринтон, и я, и неудачливый Доктор тоже были когда-то "крепкими
орешками".
- А вас он загипнотизировать может?
- Для различных людей степень контроля различна.
- Бедный Пинки!
- Вам не следует переживать за него, мисс Джудит. Он всем
доволен, он искусный мастер. Изготовление разного рода поделок
доставляет ему наслаждение. Если бы не его легкие пальцы, нам
ни за что не построить бы наших нехитрых приборов.
- Значит, его здесь ради этого держат?
- В точности, как Доктора.
Никки внезапно спросил:
- А были люди, которых не стали держать?
Очередное "я пас" вместо ответа.
- А Доктора для чего держали?
- Не сомневаюсь, что вы уже догадались об этом.
- Он не показался нам хорошим врачом.
- Доктор был нашей вычислительной машиной. Среди людей
нередко нарождаются на свет математические уродцы, и порой им
даже удается зарабатывать себе на жизнь, отвечая в мюзик-холлах
на вопросы касательно различных дат и тому подобного. Места они
занимают меньше, чем электронные мозги, менее подвержены
поломкам, работают зачастую быстрее, не требуют особого ухода,
а в прочих отношениях оказываются, как правило, людьми довольно
тупыми. Пока производились расчеты, Доктор был незаменим. По
счастью, расчеты удалось завершить до того, как он вышел из
строя.
- Но чего же он хотел?
- Занять место Хозяина.
- Стало быть, насколько я понимаю, - сказала Джуди, - всех,
кто здесь есть, держат ради той пользы, которую они приносят,
или не держат вообще.
- Весьма справедливо.
- А от нас какая польза?
- Помимо того, что мозг мастера Николаса обладает ценными
особенностями, необходимыми для будущего преемника, ваш отец и
ваш дядя могут оказаться очень полезными для нас в ходе будущих
переговоров на правительственном уровне. Они люди заметные.
- А мистер Фринтон?
- Транспорт. К сожалению, для управления вертолетом чисто
теоретических познаний недостаточно, - в особенности, когда
дело касается малоподвижного джентльмена ста пятидесяти лет от
роду.
Мысли Никки отвлеклись несколько в сторону.
- Послушайте, а для чего вам траулер? Существуют же способы
опреснения морской воды, и разве не лучше, когда в тайну
посвящено как можно меньше людей?
- Топливо. Тяжелое оборудование. Кроме того, разум этих
людей пуст.
- Пуст?
- Пожалуй, точнее было бы сказать, что их разуму привиты
определенные убеждения.
- Что еще за убеждения?
- Человека можно убедить практически в чем угодно. В
сумасшедших домах Англии полным полно людей, убежденных, что
они - чайники. Они отнюдь не лгут да и не имеют нужды кого-либо
обманывать. Вот так и эти люди убеждены в том, что они добывают
рыбу.
- Стало быть, остается выяснить, зачем ему вы.
- Мои услуги, впрочем, довольно скромные, носят
лингвистический характер.
- Мы что-то не поняли.
- Китайский язык, мисс Джудит, не делает разницы между
существительными и глаголами. Таким образом, в основании его не
лежат Пространство и Время, Материя и Сознание или иные
дуализмы, включающие в себя концепции Материи и Движения.
Примерно в начале столетия Хозяин обнаружил, что английский
язык уже не пригоден для отображения его умственных процессов,
так что ему пришлось искать альтернативные способы. На какое-то
время для этого оказался полезен китайский язык, - хотя с тех
пор мы разработали более совершенные средства обмена
информацией.
- Если вы больше не говорите с ним по-китайски, - с горькой
иронией произнес Никки, - я думаю, надолго он вас не задержит.
- Я научился приносить пользу в лаборатории.
Птицы Роколла, за которыми дети следили краешком глаза, -
ибо они всегда следили за птицами, - казались до странности
несовместимыми с миром, в котором они вдруг очутились.
Маленькая черно-белая гагарка со свистом порхнула мимо,
произвела торопливый вираж, используя лапки вместо рулей, и
плюхнулась на воду. В отсутствие ветра морские птицы снимаются
с места и садятся с меньшей, чем обыкновенно, грацией. Гагарка
поплавала, словно пробка, покачиваясь, как яичная скорлупка или
кулик-плавунчик, и вдруг нырнула. Сию минуту плыла по воде и
вот - резкий нырок и нет ее. Сгинула с глаз долой, оставив в
кильватере пузырьки, словно она в погоне за рыбой улетела на
крыльях под воду. Но дети почти и не заметили ее.
- Как Хозяину удалось заполучить всех этих людей?
- По объявлениям. Мистер Фринтон, к примеру, откликнулся на
объявление в "Таймсе", и я провел с ним в Белфасте
предварительную беседу.
- То есть вы просто дали объявление, что вам требуется
пилот?
- После второй войны он оказался не у дел, поскольку
единственное ремесло, какому его обучили, это убивать ближнего.
Баловался контрабандой, участвовал в продаже самолетов Израилю.
Так, - мелкий исполнитель.
- Мы считаем мистера Фринтона очень хорошим человеком и
верим тому, что он нам рассказал.
- Человек он прекрасный.
- А вы сами на чьей стороне - его или Хозяина?
Китаец на некоторое время задумался.
Затем осторожно сказал:
- Вы, разумеется, понимаете что всякая доверительность,
равно как и интриги, весьма затруднительны в ситуации, когда
сознание каждого открыто для проверки.
- Вы любые распоряжения Хозяина исполняете?
Желтое лицо Китайца казалось лишенным всякого выражения, при
том, что шаг, на который он все же решился, мог стоить ему
жизни, ибо Китаец ответил:
- Нет.
- Я же знала, что нет! - воскликнула Джуди. - Не мог он
подарить нам Соловья, если бы не был нашим другом.
- Или столкнуть нас с обрыва?
- Я выполнял приказ, - пояснил Китаец.
- Значит, когда вам приказывают стрелять в детей, - сказал
Никки, - вы стреляете.
- Если вы примете во внимание все, что узнали от мистера
Фринтона и от меня, вы, возможно, поймете, что положение наше
нельзя назвать легким. В присутствии Хозяина я редко, что
называется, "принадлежу сам себе".
Они замолчали, думая каждый о своем.
Гагарка после очередного нырка вновь всплыла на поверхность,
поглядывая через плечо и потряхивая головой. Она всплыла так
близко от них, что они различили белую полоску на клюве, вроде
повязки на рукаве офицера. И на крыле у нее имелось подобие
нашивки.
"Нет, - думал Китаец, - больше мне их пока подталкивать не
стоит."
Глава двадцатая. Среда, восход солнца
В общем и целом, Шутька была довольна жизнью, поскольку
близнецы были рядом, но и у нее имелись свои тайные горести.
Кормиться на острове приходилось по большей части консервами,
которых она терпеть не могла, а любимейшее из ее блюд было и
вообще недоступно. Больше всего на свете Шутька любила копченую
селедку. Каждую среду, - на следующий день после визита рыбного
торговца, - в Гонтc-Годстоуне к завтраку всегда подавалась
селедка. Для Шутьки это событие превращало среду в "красный
день календаря", от которого велся отсчет недели. Не было
селедки, не было и среды. В итоге весь календарь у нее сбился,
как если бы Шутька была священником, у которого отняли
воскресенье.
Сегодня как раз и была среда, и Шутька проснулась рано. Ей
приснился мусорный ящик, доверху забитый похожими на гребешки
селедочными скелетиками, - сзади у каждого оставался хвост,
смахивающий на пропеллер игрушечного аэроплана, а спереди -
золотистая головка с выпученными глазами и обиженным ротиком.
Шутька проснулась, еще ощущая божественный запах, и подумала:
"Лишь это вспомните, узнав, что я убита: стал некий уголок,
средь моря, на чужбине, навек селедкою".
Детям-то что, - они молоды и легко приспосабливаются к
новизне. Так или иначе, а они, несмотря на опасность их
положения, обжились на острове, словно и впрямь приехали сюда
на каникулы. Они плескались в дивном океане или изучали чудеса
машинного зала, казавшиеся Никки нескончаемыми, пока
добродушные техники болтали о футбольном тотализаторе, за
которым следили по радио. Шутька же, в отличие от них,
приближалась к преклонному по собачьим меркам возрасту. Ей
недоставало не одной только селедки, но и многого другого, к
чему привязываются пожилые люди, - собственного кресла, в
котором так приятно посидеть у огня, закадычных друзей, вроде
принадлежавшего Герцогине сеттера Шерри, и даже кухонной кошки.
Она не испытывала удовольствия от перемены обстановки, от
чужеземных островов, на которых и кролика-то не найдешь, все
сплошь какие-то птицы, которые к тому же жутко больно кусаются.
Нос вот ободрали. Ее томило неопределенное подозрение, что в
любую минуту кто-то может выскочить неизвестно откуда и
спихнуть ее в море. Подобная перспектива приводила ее,
приверженную принципу личного выживания, в негодование. И
селедки днем с огнем не сыщешь. Нет даже травы, - нечего
пожевать, когда хочешь, чтобы тебя стошнило. Шаткость бытия и
отсутствие домашних удобств начинали окрашивать в мрачные тона
ее представления о человеческой надежности, каковые и прежде-то
не были особенно розовыми во всем, что не касалось близнецов.
Шутька прошлась вдоль койки Джуди и тронула лапой глаз
девочки, чтобы та проснулась. Шутька твердо знала, что когда
человек не спит, глаза у него открыты, и этот прием, простой,
как нажатие на рычаг игорного автомата, уже не раз доказал свою
действенность.
- Шутька!
Было около четырех утра, когда они, спотыкаясь и протирая
слипающиеся глаза, выбрались на воздух, решив, что Шутьке
необходимо сделать свои дела, - в чем она совсем не нуждалась.
Уже вставало солнце. Или еще не вставало? В этих широтах
краткая летняя ночь завершалась столь протяжной зарей, что
уловить точный миг восхода было трудно.
Дети стояли посреди безветренного утреннего покоя, еще
немного дрогнущие в ночных рубашках после теплых постелей, а
опаловое, млечное, молчаливое море, - день ожидался жаркий, и
на большой земле сейчас, наверное, висел росный туман, - море
перетекало в бесцветное небо, не отделенное от него какой-либо
чертой. Постепенно, покамест Шутька бездельно топталась вокруг,
а морские птицы, уже занятые делом, хотя, быть может, и
несколько сонные, слетали к морю, чтобы выловить рыбу, едва
уловимые тона кармина и желтого кадмия, нежные и мягкие, как
оперение на голубиной шее, проступили в призрачном храме
рассвета. Солнце, которому еще предстояло набраться свирепости,
мирно всплывало над дымкой зари. Океанские птицы, совершенно
