цифр. - Сегодня ночью он видел вакуумный колпак с подвешенной спиралькой.
Потом прибор исчез: видимо, Комлин разобрал его.
"Психодинамическое поле - мышца мозга - работает. Не знаю, как это у
меня получается. И ничего нет странного в том, что не знаю. Что нужно
сделать, чтобы согнулась рука? Никто не ответит на этот вопрос. Чтобы
согнуть руку, я сгибаю руку. Вот и все. А ведь бицепс - очень послушный
мускул. Мышцу надо тренировать. Мышцу мозга нужно научить сокращаться.
Вопрос - как? Интересно, ни одной вещи я не могу поднять. Только
передвигаю. И не по произволу. Спичку и бумагу - всегда вправо. Металл - к
себе. Лучше всего обстоит дело со спичками. Почему?"
"Психодинамическое поле действует через колпак из стекла и не
действует через газету. Чтобы действовать на предмет, мне надо видеть его.
Воздух (насколько я понимаю) начинает в точке приложения поля двигаться
турбулентно. Гашу свечу. Расстояние в пределах "нейтринника", по-моему, не
играет роли".
"Убежден, что возможности мозга неисчерпаемы. Необходима только
тренировка и определенная активация. Придет время, и человек будет считать
в уме лучше любой счетной машины, сможет за несколько минут прочитать и
усвоить целую библиотеку..."
"Это страшно утомляет. Раскалывается голова. Иногда могу работать
только под непрерывным облучением и к концу весь покрываюсь потом. Не
надорваться бы. Сегодня работаю со спичками".
На этом записи Комлина кончались.
Инспектор сидел зажмурившись и думал о том, что когда-нибудь эти идеи
принесут свои плоды.
Но все это еще будет, а пока Комлин лежит в госпитале. Инспектор
открыл глаза, и взгляд его упал на кусок миллиметровки. "...С этим зверьем
- обезьянами и собаками - ничего не узнаешь. Надо самому", - прочитал он.
Может быть, Комлин прав?
"Нет, Комлин не прав. Не прав дважды. Он не должен был идти на такой
риск в одиночку. Даже там, где не могут помочь ни машины, ни животные
(инспектор снова взглянул на кусок миллиметровки), человек не имеет права
вступать в игру со смертью. А то, что делал Комлин, было именно такой
игрой. И вы, профессор Леман, не будете директором института, потому что
не понимаете этого и, кажется, завидуете Комлину. Нет, товарищи, говорю я
вам! Под огонь мы вас не пустим. В наше время вы, ваши жизни дороже, чем
самые грандиозные открытия".
Вслух инспектор сказал:
- Я думаю, что можно писать акт расследования. Причина несчастья
понятна.
- Да, причина понятна, - проговорил директор. - Комлин надорвался,
пытаясь поднять шесть спичек.
Инспектора провожал директор. Они вышли на площадь и неторопливо
двинулись к вертолету. Директор был рассеян, задумчив и никак не мог
приспособиться к неспешной, ковыляющей походке инспектора. У самой машины
их догнал Александр Горчинский, взлохмаченный и мрачный. Инспектор, уже
пожав руку директору, взбирался в кабину - это было трудно ему.
- Андрею Андреевичу значительно лучше, - негромко сказал Горчинский в
широкую спину инспектора.
- Знаю, - сказал инспектор, усаживаясь, наконец, с довольным
кряхтением.
Подбежал пилот, торопливо вскарабкался на свое место.
- Будете писать рапорт? - осведомился Горчинский.
- Буду писать рапорт, - ответил инспектор.
- Так...
Горчинский, шевеля усиками, посмотрел инспектору в глаза и вдруг
спросил высоким тенорком:
- Скажите, пожалуйста, вы не тот Рыбников, который в шестьдесят
восьмом году в Кустанае самовольно, не дожидаясь прибытия автоматов,
разрядил какие-то штуки?
- Александр Борисович! - резко сказал директор....
- Тогда еще что-то случилось с вашей ногой...
- Прекратить, Горчинский!
Инспектор промолчал. Он крепко стукнул дверцей кабины и откинулся на
мягкое сиденье.
Директор и Горчинский стояли на площади и, задрав головы, смотрели,
как большой серебристый жук со слабым гудением проплыл над
семнадцатиэтажной бело-розовой громадой института и исчез в синем
предвечернем небе.
