Брюс Стерлинг.
Джим и Айрин
Jim and Irene - by Bruce Sterling
Jim and Irene, First published in WHEN THE MUSIC'S OVER, edited
by Lewis Shiner. Bantam Spectra 1991. (C) 1991 by Bruce Sterling.
Неавторизованный перевод по изданию:
Bruce Sterling GLOBALHEAD A Bantam/Spectra Book
ISBN 0-553-56281-9 pp 73-118
С переводчиком можно связаться по электронной почте:
lazyone@iname.com
Джим извлекает дневник из кармана куртки, садится, скрестив ноги,
дневник - на сморщенной коже ковбойского ботинка. Наклоняется, пишет:
"3 февраля. Сижу в загаженной прачечной в Лос-Аламосе, Нью-Мексико.
Лечение виски определенно не дает результата. Возможно, нужно купить
виски получше, импортное?"
Прочищает нос влажным "клинексом".
"Мистер", - произносит женский голос.
Джим вздрагивает, смотрит вверх из-под козырька бейсбольной кепки.
Худая женщина, далеко за тридцать, когда-то коричневые седеющие волосы,
короткая стрижка обрамляет тонкое, обветренное, много повидавшее лицо. На
ней мальчиковая куртка, вытертые джинсы, кроссовки поверх теплых фланелевых
носков.
Глаза острые и злые, два осколка холодного голубого стекла. От них
трудно отвести взгляд.
Джим убирает "клинекс", закладывает карандаш за ухо. "Мэм, чем могу
быть полезен?"
Она показывает на разменный автомат. "Мистер, машину разбили. Если
есть, мне нужны монеты".
"Конечно". Джим встает, пытается изобразить дружескую улыбку. Женщина
отступает чуть назад, руки в карманах куртки сжимаются в кулаки. Немного
испугана. Кто знает, чего нынче можно ожидать от незнакомца.
Они одни в прачечной. Еще есть стайка подростков, загипнотизированных
"Пэкменом" в углу - но их можно не считать. Дети там слишком долго и стали
невидимы. К тому же они мексиканцы. Или индейцы - или что-то в этом роде.
Джим роется в куртке и вытаскивает кожаный мешочек. Внутри - десять
долларов четвертаками. "Я именно тот, кто Вам нужен, мэм".
Женщина долго ищет в большой сумке. Джим понимает, что она иностранка.
У нее сильный, неприятный акцент - но в первую очередь ее выдает то, как она
обращается с американскими деньгами. Она аккуратно распрямляет три
долларовые бумажки. Как будто это портреты человека в парике.
Джим дает ей двенадцать четвертаков и смотрит, как она старательно и
грустно пересчитывает их. "Хорошие кроссовки", - говорит он, чтобы
что-нибудь сказать. Она бросает на него взгляд, как на буйного сумасшедшего,
затем смотрит вниз - не на свои кроссовки, а на его ковбойские ботинки, как
будто он предлагает ей купить их. Похоже, они ей не нравятся. Она кивает,
уходит за ряд молчащих машин горчичного цвета. Перекладывает капающую одежду
в сушилку.
Джим снова садится, поднимает дневник. У него сложные чувства к
дневнику - он думал, что тот поможет ему, позволит что-то сохранить, чтобы
потом восстановить и найти свое место. Но все это как-то высохло в
бесконечной череде шоссе, остановок, гамбургеров и мотелей. Ему нечего себе
сказать.
Джим приподнимает очки в золотой оправе и сильно нажимает на болящую
переносицу. Забитые пазухи поскрипывают внутри, как ржавый гвоздь,
выдираемый из старой балки.
В углу желтый "Пэкмен" издает очень похожий звук, протестующее
взвизгивание
- синие копы наконец поймали его. Джим хорошо знает этот звук. Джим был
превосходным игроком, он вложил тысячи четвертаков в автоматы во
всевозможных забегаловках. Фокус в том, чтобы определить маршруты копов и не
быть слишком жадным, собирать только те точки, которые нужны для того, чтобы
перейти на следующий уровень.
Две его стиральные машины закончили полоскание. Он перебрасывает
светлое и темное в пару сушилок, рядом с машинами женщины. Похоже, у нее не
слишком много одежды. Он замечает, что она сидит в углу, читает оставленную
кем-то газету.
Новость дня - телевизор какого-то калифорнийца, показывающий загадочные
образы. Большая нечеткая фотография - что-то, похожее на ангела или
призрака. Или надутый мешок для мусора. Женщина изучает статью, не замечая
Джима. Ее губы шевелятся в борьбе с английским языком.
Джим отправляется обратно в пластиковое кресло, чувствует себя больным
и слабым, стены прачечной как будто падают на него. Надо осесть где-то, -
говорит он себе. Купить ингалятор, и вдыхать горячий пар, и смотреть видео в
тихом спокойном мотеле. Может быть, попринимать женьшень, или витамин C, или
еще что-нибудь, пока не выздоровеет.
Но у него нет денег на неделю в мотеле. Сначала придется сделать
несколько остановок - он сильно потратился, покупая бесполезные игрушки себе
на Рождество. Сейчас они ему ничем не могут помочь - ни электромассажер
ступней, ни цифровой генератор белого шума, ни штопор с газоанализатором.
Так что придется делать остановки - или воспользоваться кредиткой - но у
него появилось к ней параноидальное чувство.
"У меня появилось параноидальное чувство к кредитке - пишет он в
дневнике, грызет карандаш, думает. - Каждый раз, когда используешь этот
пластик... это не настоящие деньги. Как будто ты покупаешь вещи по
удостоверению личности. Поэтому часто просят удостоверение личности, когда
расплачиваешься кредиткой. Сегодня удостоверение личности - это все. Раньше
деньги были золотом или серебром, или еще чем-то осязаемым. Пластиковые
деньги - это просто способ сказать людям, кто ты есть, как тебя найти. Где
ты. Как тебя достать".
Он решил не записывать это - из страха, что, когда он позже это
прочитает - решит, что сходил с ума.
Джим засовывает дневник обратно в куртку, поглубже усаживается в
пластиковое кресло, натягивает кепку пониже и наблюдает, как крутится одежда
в машинах. Возвышенная тоска этого процесса поглощает, его как двойная доза
"никвилла"
- Восстанавливающего Сна, Так Нужного Вашему Телу. Стеклянная стена, за ней
- движущиеся цветные пятна. Очень похоже на телевидение.
Проходят двое парней, игравших в "Пэкмен". Пыльные теннисные тапочки
ступают бесшумно. Похоже, что эти ребята могут пить "никвилл" для
развлечения. Грязные черные волосы свисают во все стороны, толстые серые
дырявые свитера. Джим смотрит на них из-под козырька кепки, глаза прищурены,
мозг почти отключился.
Парни тихо открывают дверь сушилки и перекладывают вещи в грязные
бакалейные сумки.
Джим впадает во вневременную апатию.
Внезапно женщина вскрикивает и вскакивает на ноги. Парни уносятся,
дверцы сушилок качаются на петлях.
Парни стремятся наружу - пробегают мимо Джима, выскакивают за дверь -
они уже на улице.
Они забрали его одежду - доходит наконец до Джима. Его, и женщины. Они
просто вынули одежду из сушилок и засунули в бакалейные пакеты. Джим
неуверенно встает на ноги, в голове шумит. Женщина пытается гнаться за ними,
лицо ее искажено яростью и каким-то незнакомым, болезненным отчаянием.
Джим бежит за ней.
Распахивает стеклянную дверь, выбегает к слабому зимнему солнцу. Дети
несутся по тротуару, из сумок падают носки. Джим кашляет. Пешком он их не
догонит. Он распахивает дверь своего фургончика, запрыгивает внутрь, "Эй!" -
зовет женщину, включает зажигание. Женщина быстро соображает, запрыгивает на
пассажирское сиденье.
Джим врубает заднюю, затем первую и с ревом устремляется в погоню.
Парни опередили их на полквартала, неуклюже бегут вдоль витрины магазина.
Джим нагоняет их, мотор ревет, мозг медленно, неохотно оживает. Сзади,
за сварочным аппаратом, у него лежит дубинка. Еще у него есть коротконосый
револьвер 38 калибра в правом ботинке. При минимальном везении парни
сообразят, что дело плохо, бросят сумки и разбегутся. Он не хочет
неприятностей.
Парни увидели надвигающийся фургон, глаза от ужаса расширились. Они
свернули на стоянку магазина подержанных автомобилей. Из сумок посыпались
майки Джима и плотное, теплое белье женщины.
Женщина роется в сумочке, кричит: "Они обокрали нас!"
"Точно". Джим сконцентрировался на управлении. Женщина рывками опустила
затемненное окно. Они набирают скорость, сокращают расстояние, маневрируют
на стоянке. Джим влетает в промежуток между двумя рядами старых "тойот".
Женщина нащупала в сумочке пистолет. Высовывает руку в окно.
Джим услышал грохот выстрела до того, как понял, что она делает. Она
быстро выпускает три пули вслед детям - огромные, звонкие шары звука. Стекло
дальней "тойоты" как будто покрывается снегом.
Джим бьет по тормозам, фургон заносит. Женщина ударяется головой о
ветровое стекло, поворачивается к нему, глаза ее наполнены яростью. "Черт
тебя побери!" - кричит Джим, в ужасе глядя на детей. Те в панике прижались
друг к другу, пригнулись - но все еще держат сумки. Слава Богу, она
промахнулась. Через секунду парни уносятся со стоянки и исчезают за холмом.
"Ты могла их убить!" - кричит Джим.
Она уставилась на него, убирает руку из окна. Джим только сейчас
по-настоящему испугался. Никелированный ствол ее пистолета длинный, как
рука. Магнум -357. Пушка.
Джим врубает задний ход. "Надо убираться отсюда. Копы слышали выстрелы.
Полиция".
"Но мои вещи!"
"Забудь о них. Они пропали".
Фургон поворачивает на улицу. Джим проезжает желтый сигнал,
направляется на восток. Кожаная накладка на руль под потными руками.
Женщина хмурится, потирает шишку на лбу, смотрит на свои руки, как
будто боится увидеть на них кровь. "В прачечной еще остались мои вещи, -
произносит сухо. - Мы возвращаемся". Колеблется, обдумывает. "Мы вызовем
полицию и сообщим о преступлении".
"Полиция не поможет нам. Послушайте, уберите эту штуку. Леди, она
действует мне на нервы".
"Я не "леди", я миссис Бейлис".
Джим почувствовал момент, когда она решила не направлять пистолет на
него. Такая возможность приходила ей в голову, он видел, как она пробежала
по ее лицу.
Она не глядя запихивает магнум в сумочку, откидывается в кресле,
подавленная. Растирает запястье правой руки - у магнума сильная отдача.
Смотрит в окно.
"Мы не возвращаемся в прачечную. Куда вы везете меня, мистер?"
"Я не мистер. Я - Джим".
Она закрывает сумочку. "Джим, да? Тогда называй меня Ирина".
"Хорошо, Адина", - Джим пытается улыбнуться.
" Ирина".
"А, Айрин. Понял. Прошу прощения".
Джим улыбается, как ему кажется - успокаивающе. "Послушай, Айрина, нам
лучше некоторое время держаться подальше от этой прачечной. Там будет
полиция, к тому же ты прострелила одну из этих старых тачек. У тебя есть
лицензия на этот пистолет?"
"Лицензия? Официальная бумага, разрешение на оружие? Джим, это
Америка".
"Правда? - Джим встряхивает головой. - А ты откуда? С Плутона?"
"Я из Советского Союза. Из города Магнитогорска".
"Ты - русская? Ничего себе. Никогда не видел русских раньше".
Джим сбавил скорость, пристроился за мебельным фургоном. Он чувствует
себя не то чтобы лучше - но спокойнее, более уверенно. Снова на дороге, руки
на кожаном руле. В движении, где ничто не может достать его.
Заработала печка, погнала сухой горячий воздух к его ногам. Проснулось
любопытство. "Что с тобой произошло? Как ты дошла до жизни такой?"
"Мой муж и я - эмигранты. Диссиденты. Муж - образованный, талантливый
инженер! Интеллигенция! Я сама - юрист". Джим вздрагивает. Она
говорит все быстрее, ее английский превращается в кучу согласных.
Джим вытаскивает еще один "клинекс" из приклеенной к панели коробке.
