родильные пути собак. Оно передавалось также при их случках и
через слюну при укусе или облизывании.
Но ни одной дендритно обогащенной "Рэлейской колли" и в
голову не придет укусить человека. Совсем наоборот, эти
послушные и воспитанные домашние любимцы, как достоверно
известно, даже поднимают опрокинувшиеся мусорные баки и
забрасывают в них обратно просыпанный мусор. Среди людей
случаи инфицирования нейронным чернобылем остаются резкими,
зато среди собачьей популяции Северной Америки инфекция
распространилась со скоростью лесного пожара - и доктор Хоттон
иллюстрирует это серией логично составленных карт и диаграмм.
Глава пятая предоставляет нам преимущество
ретроспективного взгляда. К настоящему времени мы уже свыклись
с представлением о многих различных видах "разумности".
Существуют, к примеру, различные типы компьютерного
Искусственного Разума, не имеющего реального родства с
человеческим "мышлением". Они не были неожиданностью, зато
всевозможные формы разумности животных до сих пор способны
удивлять нас своим разнообразием.
Различие между Canis familiaris и его диким двоюродным
родственником койотом до сих пор оставалось необъясненным. Д-р
Хоттон предлагает нам весьма убедительное объяснение,
основывая свое толкование картой нервной системы койота,
составленной его коллегой, доктором Рейной Санчес из
Лос--Аламосской национальной лаборатории. Вполне вероятно, что
причина кроется в строении ретикулярной формации. Сейчас, во
всяком случае, ясно, что среди дико популяции койотов на всей
территории страны существует поразительно совершенная форма
социальной организации, использующая развитую систему
кодированного лая, "запаховую монетную систему" и
специализацию ролей при охоте и хранении пищи. Многие
владельцы ранчо сейчас склонные прибегать к "системе защиты",
при которой от стай койотов "откупаются" целиком зажаренными
тушами крупного скота и мешками собачьих лакомств. Из Монтаны,
Айдахо и Саскачевана упорно поступают сообщения о койотах,
облачающихся в разгар зимних холодов в выброшенную на свалки
одежду.
Не исключена возможность, что обычные домашние кошки
оказались заражены раньше собак, однако эффекты повышения
разумности у кошек малозаметны и трудноуловимы. Кошки,
печально известные своим нежеланием служить объектами
лабораторных исследований, в инфицированном состоянии еще
больше обозляются при прохождении лабиринтов, разгадывании
ящиков с сюрпризами и прочих подобных испытаниях, с
несокрушимым кошачьим терпением предпочитая дожидаться, пока
исследователю не надоест проводить эксперимент.
Высказывалось предположение, будто некоторые домашние
кошки проявляют повышенный интерес к телевизионным программам.
Д-р Хоттон проливает на это суждение скептический свет своей
критики, указывая (с чем я согласен), что кошки большую часть
бодрствования проводят сидя и вглядываясь в пространство.
Разглядывание мелькающих на экране картинок ничуть не
примечательнее склонности сидящих у камина кошек рассматривать
пламя, и, конечно же, не подразумевает "понимания" смысла
программы. Но, тем не менее, известно много случаев, когда
кошки обучались нажимать лапой кнопки пультов дистанционного
управления, а те, кто держит кошек для борьбы с грызунами
утверждают, что теперь кошки долгое время мучают пойманных
птиц и мышей, к тому же с большой изобретательностью и в
некоторых случаях при помощи импровизированных орудий.
Остается, однако, связь между развитым дендритным
ветвлением и способностью к ручному труду, о которой мы ранее
не подозревали, и в существовании которой доктор Хоттон
убеждает нас в шестой главе. Эта концепция вызвала революции в
палеоантропологии. Теперь мы вынуждены с неудовольствием
признать, что Pitecantropus robustus, некогда отброшенный
эволюцией как обезьяна-вегетарианец с большими челюстями, был,
по всей видимости, намного разумнее Homo sapiens'а.
Исследование недавно найденного в Танзании ископаемого
скелета, названного "Леонардо", выявило, что черепной купол
питекантропа скрывал под собой мозг с обильным дендритным
ветвлением. Было высказано предположение, что питекантропы
страдали от повышенной "мыслительной активности", сходной с
опасно для жизни рассеянной гениальностью, характерной для
последних стадий пораженных нейронным чернобылем. Отсюда
вытекает печальная теория о том, что природа при посредстве
эволюции возвела "барьер тупости приматов", позволяющий людям,
в отличие от Pitecantropus, успешно продолжать жить и
размножаться, подобно прочим тупым животным.
Но в то же время синергические эффекты дендритного
ветвления и способности к ручному труду ясно видны и среди
некоторых неприматных видов. Я ссылаюсь, конечно же, на
общеизвестный "чернобыльский прыжок" Procion lotor,
американского енота. Поразительные достижения енотов и их
китайских родственников панд занимают целиком восьмую главу.
В ней автор высказывает так называемую "современную точку
зрения", от которой я вынужден отмежеваться. Для меня лично
недопустима сама мысль о том, что большие участки американской
дикой природы из-за вандалистской деятельности наших так
называемых "полосатохвостых двоюродных братьев" будут сделаны
"запретными для входа зонами". Да, действительно, при ранних
попытках обуздать хулиганскую и с огромной скоростью
размножающуюся популяцию этих бандитов в масках были допущены
некоторые эксцессы, но ведь и урон сельскому хозяйству был
нанесен жестокий. Вспомните хотя бы жуткие атаки
предварительно заразивших себя бешенством енотов-камикадзе!
Д-р Хоттон стоит на том, что нам следует "разделить
планету с братскими цивилизованными видами", и подкрепляет
свои аргументы кажущимися мне весьма сомнительными слухами о
"культуре енотов". Переплетенные полоски коры, известные как
"енотовые вампумы" - впечатляющие примеры способности животных
к труду, но, по моему мнению, еще следует доказать, что это
действительно "деньги". А их так называемые "пиктограммы" мне
кажутся более чем случайной мазней. Зато неоспорим тот факт,
что численность популяции енотов растет экспоненциально, а их
самки каждую весну приносят многочисленные выводки. Автор в
примечании предлагает сбросить давление перенаселенности,
увеличив человеческое присутствие в космосе. Подобная схема
представляется мне неудовлетворительной и притянутой за уши.
Последняя глава посвящена предположениям. Перспектива
существования разумных крыс в высшей степени отвратительна.
Пока что, слава богу, крепкая иммунная система крыс, привычных
к бактериям и грязи, не поддалась ретровирусной инфекции.
Кроме того, как мне кажется, популяция диких кошек вскоре
полностью уничтожит грызунов. Не болеют также опоссумы.
Кажется, у сумчатых имеется природный иммунитет, делающий
Австралию прибежищем ныне утерянного мира дикой природы. До
сих пор есть риск для китов и дельфинов, но они вряд ли когда
выйдут обратно на сушу несмотря на (пока еще неизвестные)
последствия чернобылизации для китообразных. Обезьяны же,
теоретически представляющие весьма существенную угрозу,
ограничены немногими оставшимися клочками тропических лесов и,
подобно людям, вроде бы устойчивы к заболеванию.
Наш нейронный чернобыль породил и собственный фольклор.
Современный городской фольклор повествует о "наследных
хозяевах" - группе жертв чернобыля, оказавшихся способными
пережить атаку вируса. Предположительно они "сходят за людей",
образуя среди нормальных людей, или "овец", тайную
контркультуру. Это шаг назад к мрачным традициям Луддизма, и
общественные страхи, некогда проецируемые на опасное и
безрассудное "жречество науки", ныне трансформировались в эти
сказки о суперлюдях. Подобный психологический перенос
становится ясным, когда узнаешь, что эти "наследные хозяева"
специализируются на научных исследованиях того рода, на
которые сейчас смотрят с неодобрением. Мнение, будто некоторая
часть человеческой популяции достигла физической бессмертности
и скрывает ее от все нас - полный абсурд.
Автор, и совершенно правильно, относится к этому мифу с
тем презрением, какого тот заслуживает.
За исключением уже отмеченных мной некоторых мест, книга
доктора Хоттона просто замечательная, и, вероятно, станет
решающим трудом по этому центральному явлению современности.
Доктор Хоттон вполне может надеяться добавить к своему списку
почетных наград еще одну Путлицеровскую премию. Этот великий
патриарх науки в возрасте девяноста пяти лет создал еще один
выдающийся труд в своей быстро развивающейся области знаний. И
его многочисленные читатели, включая автора настоящей
рецензии, могут лишь восхищаться его энергией и требовать
продолжения.
(с) 1992 перевод с английского А.Новикова
Bruce Sterling. Our Neural Chernobyl: Fantasy and Science
Fiction, June 1988.
