матери и комсомола, Алныкин - комбрига и замполита.
Светлая ночь простерлась от Таллина до Наргена. Сидели в каюте, которая днем
прятала сбежавшего со службы помощника, и вспоминали город на Неве. В
удостоверение личности Алныкин вложил бумажку с нужными анкете сведениями -
кто отец Леммикки, кто мать, когда родились. Есть жена, есть противная теща
и забулдыга тесть, следовательно - семья. И дом есть, где поселятся Владимир
и Леммикки. Остался сущий пустяк - пропуск для нее. Вид на жительство,
документ, открывающий границы. Через месяц, если не раньше, Леммикки Ивиевна
Алныкина сойдет с поезда в Кирканумми и будет встречена мужем.
В бухту вошли, когда на "Софье Павловне" еще светились иллюминаторы.
Помощник стремглав помчался на корабль. Самоволка осталась, кажется,
незамеченной.
Тральщики разбежались по всему Финскому заливу, катера берегли соляр, в море
выходили трижды, выполняя плановые стрельбы. Еще до начала учений покинул
базу командир тральщика, Алныкин официально получил ключи от его квартиры и
брезгливо рассматривал следы отвальной вечеринки. Битые тарелки и вонючие
бутылки снес в помойные баки, вымыл полы. Комната с видом на синий заливчик,
две печки и кухонька - здесь они будут жить, он и она. Кровать с панцирной
сеткой, стол, обеденный и письменный сразу, два стула и шкаф, называемый
почему-то шифоньером. Судя по металлическим биркам, мебель транспортами
везли сюда из всех портов Балтики, большую часть своей жизни шкаф провел в
Кронштадте, стуль служили в разных воинских частях, военно-морская судьба
соединила их в Поркалла-Удде, как В. Алныкина и Л. Йыги, тумбочка же на
кухне была пришлой, бездомной собачкой попала она в эту квартирку. Два
грязных стакана да вилка с загнутыми зубьями - с такого вот убожества и
начинается семья. Жена (странно звучит это слово!) прислала письмо,
спрашивала как раз о посуде и постельных принадлежностях, не тащить же в
самом деле тарелки через Финляндию, гораздо проще буксиром перебросить вещи
из Таллина. Родители что-то подозревают, беспокоится жена, мать нашла
спрятанное колечко, поскандалила, Аста-Настя хранит верность и молчит, но
долго так продолжаться не может, надо что-то решать с учебой: Таллин или
Тарту? Москва и Ленинград отпадают, конечно; недалек тот день, когда
понадобятся детские вещи, Таллин, слава богу, богат ими, надо запастись.
Ребенок, уверяла жена, примирит ее родителей с Володею, но даже если этого и
не произойдет, Порккала-Удд станет не только местом рождени сына или дочери,
но и землей, по которой пойдут крохотные ножки первенца.
К стрельчатым буквам Алныкин уже привык, в них было что-то бережливое,
странноватой казалась датировка: сперва год, потом уже месяц и число, а не
наоборот, как у русских. Письмо это попало к нему оказией, через жену
минера, частенько бывавшую в Таллине. Три последующих письма бросались в
почтовый ящик, пришли они к Алныкину густо вымаранные цензурой,
исполосованные продольными мазками, и что-либо понять было невозможно. Не
один Алныкин получал такие таинственные послания, родные и знакомые не раз
предупреждались, что название военно-морской базы, арендуемой у Финляндии,
глубокий секрет, спрашивать же о погоде означает, какова
гидрометеорологическая обстановка в бухте Западная Драгэ и какие глубины у
пирсов?
Вдруг Леммикки умолкла. Каждый вечер Алныкин пропускал мимо себя
возвращавшихся из Таллина женщин, с надеждой заглядывая в их глаза. Писем не
было.
Однажды на пирсе его окликнул бригадный особист, веснушчатый
капитан-лейтенант с рыжими ресницами. "Оформляем пропуск жене" - так сказал
он.
- Ты ее давно знаешь, жену-то?
- С марта.
- Где познакомились?
- На улице.
- Любовь с первого взгляда. Так и запишем.
Из отпуска вернулся капитан 2-го ранга, когда-то проводивший со свеженьким
лейтенантом Алныкиным собеседование по анкете. Изучил теперь новую,
дополненную, поднял глаза на женатого лейтенанта и попросил внятно
произнести "Йыги", после чего поинтересовался, какой сегодня год, месяц и
почему в рапорте о бракосочетании не указана девичь фамилия супруги.
А писем все не было и не было. Жизнь, однако, продолжалась, каждый день
происходили чрезвычайные происшествия. В распивочной под условным названием
"Зайди, голубчик" патруль открыл огонь по ремонтникам из плавдока, ранив
смертельно пьяного работягу. Потом напился в Кирканумми химик с "Выборга",
опоздал на автобус, пошел к бухте на нетвердых ногах, заблудился и в пяти
метрах от госграницы свалилс в яму, где его, пьяного, и нашла утром
поисковая группа. От неминуемой расплаты химика спас алкоголь, особисты
сообразили, что к империалистам бегут только трезвые. Тем не менее прибыла
комиссия, к ней прибавилась другая, самая идиотская из всех когда-либо
ревизовавших базу. Три офицера в почтенном звании капитан-лейтенантов стали
пересчитывать патроны к пистолетам ТТ, те самые патроны, что выдавались
бессчетно, катались в ящиках столов, оттягивали карманы. Стреляли из ТТ
редко, больше от скуки, берегли не патроны, а белок, пугать их, доверчивых,
стеснялись.
Офицерский мат висел над бухтой Западная Драгэ, на БК-133 не услышали
поэтому приказа из Кирканумми: лейтенанту Алныкину - срочно прибыть в штаб!
Жена бригадного минера опрометью помчалась к Володе, чинившему табуретку, и
сообщила радостную весть: пропуск оформлен! Иного и не должно быть: с 1944
года по нынешний всех жен пускали в Порккала-Удд, хотя мурыжили и мытарили
порою. Однажды, правда, пропуска аннулировали - не женам, а вольнонаемным
женщинам из западных областей Украины.
Алныкин отшвырнул табуретку, приладил пистолет и во всеоружии отправился в
штаб базы.
Там он узнал, что ждут его в особом отделе, рядом, в минуте ходьбы.
Дежуривший там лейтенант фуражкою, кителем и погонами не отличался от
корабельного офицера, но сухопутность проглядывала в нем отчетливо. Резко и
нелюдимо, он сказал, куда идти и кому доложить о себе.
Два подполковника курили у раскрытого в кабинете окна, оживленно обсуждая
что-то рыбацко-охотничье, ровно никакого внимания не обратив на Алныкина,
лишь досадливо кивнув на стул у двери: садись, жди. "Надо с вечера уходить
туда, чтоб местечко облюбовать, присмотреться, угадать, откуда ветер
дует..."
Докурили наконец и закрыли окно. Стало тихо. Алныкину предложили пересесть
ближе к столу, что он и сделал. Подполковники зажали его в клещи, один сел
за стол, другой сбоку от Алныкина. Участливо спросили, как служится, есть ли
жалобы, не вреден ли климат. Умолкли. Пауза угнетала. Куда девать руки -
Алныкин не знал, китель не шинель, волнение в карманы не спрячешь. Отвечал
он спокойно и кратко. Ждал, каким еще вопросом прервется молчание, и вопрос
последовал. Возникло, сказали Алныкину, затруднение с пропуском в закрытую
зону, жена его, Алныкина Леммикки Ивиевна, забыла приложить к анкете две
фотокарточки размером шесть на девять, не может ли лейтенант Алныкин
сообщить ей об этом - по телефону хотя бы?
Предложение это показалось Алныкину диким, рука его поплавала над услужливо
придвинутым аппаратом и убралась. Звонить в Таллин? Леммикки, у которой
телефона не было? Кажется, подполковники сами поняли нелепость просьбы,
сменили тему, сказали, что личное оружие надо сдать "на временное хранение",
с чем Алныкин согласился, тем более что в выданной ему расписке (написал ее
приглашенный в комнату майор) значилось "и патроны к нему", то есть к
пистолету ТТ номер такой-то, без указания количества патронов. Теперь-то,
возрадовался Алныкин, комиссии, которая эти патроны считает, можно смело
заявить: в особый отдел обращайтесь!
Вслед за майором, унесшим пистолет, в комнату стали заглядывать сподвижники
обоих подполковников, изучающе поглядывали на Алныкина, и тот тоже запоминал
их на всякий случай.
Время по корабельному распорядку близилось к обеду, но особый отдел, видимо,
жил по иным часам. Открылся сейф, на стол легла какая-то папка, так до конца
разговора и не тронутая пальцами особиста, но определенно содержаща
чрезвычайно важные сведения о командире БЧ-2 БК-133. Оба подполковника знали
эту папку назубок, потому что в нее не заглядывали. Где и с кем провел
Алныкин отпуск - они сказали ему об этом, им известно было, что провожала
его в Таллин аспирантка. Интересовало: кто познакомил Алныкина с Леммикки
Ивиевной Йыги и что посулили ему за брак с нею?
Мелькнула в вопросах и фамилия - Лаанпере. Когда Алныкин спросил, кто это,
подполковники подумали и все-таки ответили:
- Ральф Лаанпере - настоящий отец вашей жены, враг советской власти, от
справедливого возмездия сбежал в Швецию... А указанный ею в анкете гражданин
Йыги - подставная фигура. Так кто же вас, Алныкин, навел на дочь Ральфа
Лаанпере? Где познакомились с человеком, от имени отца предложившего вам
сделку?
Еще ранее Алныкин заподозрил, что эти подполковники - такие же психованные,
как майор Синцов, и ему почему-то стало жалко тихого пьянчужку Иви Йыги, а
мать жены, Лилли Кыусаар, показалась совсем уж гадкой.
- С Леммикки Йыги мне предложил познакомиться Игорь Александрович Янковский,
он из госбезопасности.
Подполковники были ошеломлены, замешательства не скрывали.
- Где? Когда?
- Пятнадцатого марта сего года. В здании гарнизонной комендатуры. В
присутствии помощника коменданта майора Синцова. Он это может подтвердить.
Мне угрожали тюрьмою, если я с нею не познакомлюсь, я ведь за два дня до
встречи с Янковским столкнулся на улице с будущей женой, имени не спросил,
знакомства с нею не завел.
- Как вы попали в комендатуру?
- Этого я сказать не могу. Мне приказали никому ничего не говорить.
Облегчение снизошло на подполковников... Они, разминаясь, походили по
комнате, вновь открыли окно, покурили.
- Ну, тогда иное дело... Всякое бывает... Можете внизу получить личное
оружие. Всего хорошего!
Последние слова так возмутили Алныкина, что он забыл о пистолете, отданном
"на временное хранение". Доехал до бухты, пошел к домику, шкуркой продраил
тумбочку, снимая с нее местами сошедшую краску. За этим занятием его застал
помощник, присел, молчал. Поднялся наконец:
- Я с Галкой из сельпо договорился, она тебе кухонный столик презентует.
Три дня спустя тральщик высадил на пирс двух капитанов 3-го ранга,
подозрительно молодых и восторженных. Они глянули окрест - и благоговейно
сняли фуражки. Обоим нет еще тридцати, обоим до дубовых листьев на козырьках
трубить еще и трубить под военно-морским флагом.
- Вась, красота-то какая, а?..
- Парадиз...
Офицеры приступили к делу, получили на "Софье Павловне" каюту и вызвали
командира БЧ-2 БК-133. Говорили с ним как с закадычным другом.
Отрекомендовались бывшими сослуживцами покойного Ростова, преподавателя
кафедры военно-морской географии Училища имени М. В. Фрунзе. Тепло
вспоминали о нем, безвременно почившем. Остаются, погоревали они, кое-какие
неясности с его смертью, изучаются последние дни и часы покойного. В бумагах
обнаружена запись о встрече с Алныкиным накануне злосчастного вечера в
"Квисисане". Кстати, что означает цифра "5" рядом с датою и фамилией?
- "Отлично". Так он оценил мои знания, - удивился Алныкин. На дураков эта
парочка не походила. Но ведь ради одной цифры командировку в Порккала-Удд не
получишь.
Не цифра интриговала прибывших. Они установили, что три недели почти
ежедневно Алныкин приходил на кафедру и оставался наедине с Ростовым. О чем
тот говорил с ним? Что рассказывал? Швеция, Финляндия, Норвегия, Дания - об
этих странах шла речь? Политическая обстановка на Скандинавском полуострове
обсуждалась? Морские порты, военные базы, внутренние судоходные пути -
вопросы на эту тему задавались?
"Подозреваю, что к следующему визиту вы подготовитесь более успешно..." -
только эту фразу и помнил Алныкин. Обычно он вытаскивал билет, думал над
ответом минут десять, Ростов же что-то читал, потом вежливо выслушивал, не
отрывая взгляда от кончика дымящейся папиросы. "Подозреваю, что..."
- Нет... Нет... Нет...
Два вечера отвели на Алныкина приезжие. Хотели использовать его - но для
