ругательств не слабее этих.
- Сержант их без вас добавит, - уверил рыжий. - Кстати, познакомимся.
Джим Проктор, сорок четыре года, рост сто семьдесят восемь, вес шестьдесят
девять, лживость средняя, коварство пониженное, сообразительность ниже
ноль шести, нездоровые влечения в пределах государственно допустимых,
леность и чревоугодие на грани тревожного, все остальное не подлежит
преследованию закона...
Эриксен пожал его руку.
- Сожалею, что не могу отрекомендоваться с той же обстоятельностью.
Во всех важных отделах психики у меня нули. Я в умственном отношении,
видите ли... не совсем...
- Это ничего. И с нулями можно просуществовать, если беречься. У нас
был солдат Биргер с полной кругляшкой в области лживости и эгоизма и всего
ноль двумя самовлюбленности. И что вы думаете? Он отлично чувствовал себя
в казарме. Временами он даже что-то мурлыкал себе под нос.
- Он в нашем взводе?
- Его распылили на учении. Он сослепу сунулся под взгляд генерала
Бреде, когда тот скомандовал наступление. Ну и сами понимаете... Квантовые
умножители генерала не чета солдатским. Бедный Биргер запылал как тряпка,
вымоченная в бензине. Если не возражаете, я вздремну около вас.
- Спите, пожалуйста.
Проктор тут же захрапел. Эриксен печально осматривал равнину.
Над холмами ревел ураган, гоня красноватую взвесь. С того года, когда
энергетические станции спустили с цепей ветры, в атмосфере воздуха стало
меньше, чем пыли, - было трудно дышать, уже в ста метрах предметы
расплывались. Солнце холодным оранжевым шариком тускло светило в пыли.
Эриксен думал о том, что с детства не видел звезд. О звездах не
приходилось и думать. Ураганы пыльной войны день и ночь гремели над
планетой, они лишь меняли направления, обегая за сутки все румбы света и
тьмы. Люди вставали и засыпали, работали и отдыхали под вечный,
непрерывный, наполняющий уши, раздирающий тело грохот.
Планета была отполирована ветрами, красноватый грунт сверкал, как
металл, он был металлически тверд и гладок, а все, что можно было извлечь
из него, давно было извлечено и, не оседая, вечно моталось в воздухе.
Оранжевый шарик солнца светил так тускло, что казался не оранжевым, а
серым. "Серое солнце, - с тоской думал Эриксен. - Холодное серое солнце. А
спутников Марса вовсе уже не видно!"
Еще он думал о том, что на далекой Земле, покинутой его предками,
никогда не бывает пыльных бурь и люди там могут разговаривать без приборов
и без приборов слушать, не рискуя быть оглушенными. Эриксен опасливо
одернул себя. О Земле размышлять было заказано. Земля была навеки закрыта
для глаз и разговоров. И Северная Демократия, и Южная Диктатура,
враждовавшие между собой на Марсе, одинаково запрещали вспоминать Землю,
жестоко наказывая ослушников. Эриксен порой нарушал запрет. Но то, что
сходило с рук дома, могло выйти боком в казарме.
- Еще попаду под удар гамма-карателей, - пробормотал Эриксен. -
Только этого недоставало - гамма-казни!
Из канцелярии выкатился Беренс.
- Строиться, ленивцы! - гремел Беренс, заглушая вой урагана. -
Напяливай боевую оболочку, разгильдяи!
Проктор, пробудившись, сладко зевнул.
- Чего-то я ему пожелал бы, только не знаю - чего.
- А я пожелал бы, чтоб он уткнулся носом в грунт, а потом погнал нас
в казарму на отдых, - сказал Эриксен, наблюдая, как сержант расталкивает
спящих солдат.
Эриксен еще не закончил, как Беренс свалился с грохотом, отдавшимся
во всех ушах.
Вскочив, он заревел:
- Чего вылупили лазерные гляделки, гады? Живо запускайте моторы,
скоты, и марш в казарму на отдых!
Солдаты кинулись к оболочкам. Взвыли воздушные двигатели. Взвод,
человек за человеком, поворачивался в сторону казармы.
Сержант Беренс, раздувая горловой микрофон, завопил еще исступленней:
- Куда, мерзавцы? Отставить отдых! Стой, кому говорю!
Взвод торопливо выворачивался от казарм на сержанта. Беренс, катясь
вдоль строя, неистовствовал:
- Какой недоносок скомандовал моим голосом возвращение? Я сам слышал,
что голос мой, меня не проведете, пройдохи! Я спрашиваю, бандиты, кто
кричал моим голосом?..
Беренс докатился до Проктора и яростно заклекотал:
- Это вы, негодяй? Вы, обжора? Вы, проходимец?
Он ткнул кулаком в Проктора. Затрепетав, Проктор гаркнул:
- Никак нет, не я. Так точно, не я.
- Это ваша работа, Эриксен! - надрывался сержант. - Вот они где
сказались, ваши психические нули, идиот! Я с самого начала знал, что от
такого столба с перекладиной взамен рук хорошего не приходится... Я
спрашиваю вас, прохвост, почему вы кричите моим голосом?.. Вы меня
слышите, растяпа?
Эриксен, бледный, сдержанно отрапортовал:
- Так точно, слышу. Никак нет, вашим голосом я не кричал! Я не умею
говорить чужим голосом.
Беренс еще побушевал и начал учения. Эриксену и Проктору выпало
наступать в переднем ряду. Проктор обалдело скосил на Эриксена оптические
усилители и с уважением прошептал:
- А вы, оказывается, чудотворец!
3
В день, когда у сержанта Беренса начались нелады с новобранцем
Эриксеном, неподалеку от них, в Верховной Канцелярии, на Центральном
Государственном Пульте - сокращенно ЦГП, дежурил командующий
Квантово-взглядобойными войсками - сокращенно КВВ, известный всему Марсу
лихой полковник Флит, еще ни разу на маневрах не побежденный. Он
прохаживался вдоль щита с Автоматическими Руководителями - так недавно
стали называться регуляторы общественной структуры - и, всматриваясь в
диаграммы самописцев, мурлыкал популярную детскую песенку: "Будешь,
подружка, дразнить меня, разложу тебя вмиг на атомы". Дежурство проходило
отлично. Диспетчеризация государства шла на высоком уровне.
Внезапно Флит нахмурился. Кривая одного из руководителей показывала,
что на ЦГП идет начальник Флита генерал Бреде. Флит недолюбливал генерала
Бреде, хотя по официальным записям нейтринных соглядатаев они
вычерчивались приятелями. Дело было не только в том, что генералу Бреде,
как первому заместителю Властителя-19, было положено не три, как Флиту, а
восемь процентов сомнения, и не два, как прочим Верховным Начальникам, а
пять процентов иронии, и что сам Бреде, по часто повторяющимся
импульсивным донесениям приборов Особой Секретности, временами перебирал
отпущенный ему Законом лимит сомнения и иронии, а это Флит считал
отвратительным. В конце концов, Флит мог примириться с некоторой
нестандартностью своего начальника, дело было не такое уж
катастрофическое. Но он не мог примириться с тем, что Бреде начальствует
над ним. По личным статьям Флит был выше Бреде (это не относилось к росту,
но не рост в армии определяет высоту). Генерал Бреде выглядел анахронизмом
в государственной иерархии Южной Диктатуры. Это был обломок древней
ракетно-ядерной эпохи. Он и мыслил изжитыми категориями всеобщего
механического разрушения и энергетического распада. Испепеленная,
превращенная в радиоактивную пыль планета - таковы были его примитивные
концепции будущей войны. Правда, Бреде не высказывал таких взглядов
открыто - не только люди, но и самописцы высмеяли бы отсталость его
стратегических концепций, - но Флит не сомневался, что втайне Бреде от них
не отделался.
Не один Флит замечал, что Бреде недооценивает последние открытия в
военной технике. Когда стало ясно, что человеческий взгляд, усиленный
лазерными устройствами, обладает большей эффективностью, чем термоядерная
бомба, отличаясь от последней легкостью перестройки на любую мощность,
именно в это время, когда уже не было места сомнению, Бреде усомнился: он
принимал Квантово-взглядобойные войска в качестве одной из частей армии,
но упрямо отказывался признать их главной ударной силой.
К тому же личная оптика генерала была не на высоте. Командующий
армией Южной Диктатуры был до отвращения синеглазым. Невооруженным зрачком
он не смог бы убить даже мухи, не говоря уже о том, чтобы сразить человека
или поджечь дом. У подчиненных, на которых Бреде кидал взгляд, почти
никогда не подгибались колени. Даже рост генерала - семь сантиметров выше
уровня для Сановников - Флит считал непозволительным нарушением
авторитета. Черноглазый, стандартной фигуры, стандартностремительный Флит
являлся, наоборот, живым воплощением воинственности. В его пылающих очах -
меньше всего их можно было назвать отжившим невыразительным словечком
"глаза" - сконцентрировались достижения оптической селекции четырех
поколений профессиональных военных. У самого Властителя-19 не всегда можно
было узреть такой пронзительный взгляд, каким гордился Флит. Без
светофильтров беседовать с ним считалось опасным. С женщинами он
разговаривал лишь в темноте, чтоб неосторожно не поранить их жаром своей
природной оптики. Его первая жена погибла в ночь свадьбы, и, хотя с тех
пор прошло десять лет, Флит не переставал горевать о ней.
Собственно, ночь, как показала запись контрольно-супружеских
автоматов, протекала со стандартной бурностью, но на рассвете Флит,
забывший задернуть портьеры на окнах, испепелил свою бедную возлюбленную
отраженным в его зрачках светом далекого солнца.
Бреде кивнул Флиту, уселся в кресло и задумчиво положил ноги на
Государственный Пульт.
- Что-то не нравится мне сегодня Земля, - промямлил он. - Доложите
земную обстановку, полковник.
С Землей ничего необычного не происходило. На суше строились
семьдесят четыре новых города, осушалось три мелководных залива,
разливалось сорок семь новых пресноводных морей, вырубались дикие
тропические леса и насаждались тропические парки. С космодромов Земли за
часы дежурства Флита стартовало за пределы солнечной системы два
звездолета, в межпланетном пространстве находится в космическом полете
сорок один экспресс. Запущено еще несколько термоядерных станций -
интеграторы фиксируют ежесекундный уровень потребления энергии около
одного эрга на десять с двадцатью пятью нулями, то есть около миллиона
альбертов мощности.
- Почти в тысячу раз больше, чем у нас, - сказал Бреде. - Высокого же
уровня добились проклятые земляне.
- Не вижу здесь страшного, генерал. Вы забываете о
концентрированности нашего супертоталитарного строя. У нас не существует
низменной потребности сделать райским существование каждого человека.
Каждый наш эрг в сотни раз боеспособней земного эрга.
- Это, пожалуй, правильно. Перейдем к Марсу. Что у малопочтенных
северян?
В Северной Демократии тоже не произошло ничего нового, если не
считать речи Второго Олигарха, прокарканной по внутренним каналам
Общественного сознания. Олигарх с обычной своей демагогией нашептывал в
подчиненные ему мозги, что только у них настоящая свобода, а на юге, где
господствует один человек, нет места индивидуальной независимости и
частной инициативе. И еще он прокаркал, что, пока монархическое
государство на Марсе не уничтожено, до тех пор существует вечная угроза
свободе. "Долой единоличного диктатора, - лаял он в заключение, - да
здравствует свободная демократия Рассредоточенных Олигархов и частная
инициатива под нашим квалифицированным руководством!"
- Чует стервец Второй, что собираемся слопать их всех, - сказал
Бреде. - Обратимся к нашим внутренним делам. Как наш главный
государственный показатель - косинус пси?
- В пределах ноль девяноста трех, - ответил Флит. - Считаю
