Франц закрыл глаза и минуты три лежал не шевелясь. Генрих без шума
раздвинул шторы, на цыпочках возвратился в кресло. Только теперь он
разглядел, что комната, в которой лежал Франц, была овальная, без острых
граней и углов: полы переходили в стены плавными изгибами, такими же
изгибами со стенами смыкался потолок, а перехода от стены к стене вообще
нельзя было заметить, настолько они были мягко вычерчены. Мебель
соответствовала комнате - округлая, зализанная, мягких кривых линий.
Франц, несомненно, не выносил теперь никакой прямолинейности. В
рассуждениях его, впрочем, особой округлости нет, с удивлением подумал
Генрих. В мыслях он разрешает себе резкость, ставшую ему отвратительной в
вещах.
- Ты не забыл, для чего я пригласил тебя? - спросил Франц, открывая
глаза.
- Нет, конечно, - поспешно сказал Генрих. - На твое существование
замышляется покушение, и ты просишь спасти тебя. Догадываюсь, что
опасность исходит от Лоренцо.
Франц слабо кивнул. В неярком свете, лившемся от единственного в
комнате окна, сходство профиля Франца с топориком, установленным на шее,
сделалось сильней. Франц раскрыл еще не все тайны, он переходит к
последней. Расхождение методов творения бессмертия не исчерпывается
проблемами устойчивости телесного бытия и остроты интеллекта. Расхождение
трагически шагнуло дальше. Бессмертные по методу Франца физически
несовместимы с бессмертными по методу Лоренцо!
Верней, не физически, а химически. Сама структура их клеток
претерпела такие удивительные изменения, что при малейшем соприкосновении
они вступают в бурные реакции, как натрий с водой или порох с огнем.
- Это кажется невероятным, но это так, - с волнением продолжал Франц.
- Впервые это стало ясным, когда Лоренцо захотелось получить потомство от
своего бессмертного петуха Васьки при сочетании его браком с бессмертной
курочкой Катенькой, выведенной Францем. Васька был дикарь, горлопан и
забияка, Катенька - тоненькая, нежная бессмертница (такой у них в
лаборатории прижился термин для выведенных насекомых и птиц: "бессмертник"
и "бессмертница"). Васька, только его впустили в прозрачный баллон, где
хранила свое бессмертие Катенька, ринулся прямо к ней и мигом вскочил ей
на спину. Раздался взрыв, взвился столб пламени, баллон разлетелся
вдребезги, а на Франца с Лоренцо просыпалось облачко горячей пыли - ничего
другого не осталось от испепеленной бессмертной пары. Они погибли от
простого соприкосновения.
- Ты уверен, Франци, что нет других причин, объясняющих взаимное
сожжение твоих бессмертников?
- Абсолютно! Лоренцо с его слабеющим интеллектом не способен понять
эту трагическую истину, но для меня она очевидна. Я бы подтвердил ее
новыми опытами, взяв для этого еще одного-двух бессмертников у Лоренцо,
но, скажу откровенно, я боюсь прикоснуться к ним.
- Надо бояться, если вы химически несовместимы, благодаря...
благодаря...
- Благодаря разной структуре нашего бессмертия. Теперь я могу наконец
сформулировать свою просьбу. Завтра я выступаю на сессии Академии наук с
докладом о наших работах. После меня докладывает Лоренцо - если он сумеет:
говорю тебе, интеллект его с каждым днем деградирует. Он, дубина, не
понимает, насколько опасно для него самого прикосновение ко мне. Я ужасно
боюсь, что он полезет здороваться рукопожатием или похлопает по плечу, он
страшно любит такие вульгарные жесты. Охрани меня от него, Генрих! Не
позволяй касаться меня! Оттесни, если он станет приближаться ко мне.
Сможешь это сделать?
- О, несомненно! - сказал Генрих. - Можешь быть уверенным, Франци, я
раньше всех завтра приду в академию и постараюсь защитить тебя от Лоренцо.
- "Постараюсь"... Не надо такого слова! Оно угловатое, такие резкие
грани... Просто защити, Генрих! Так круглей...
2
- Я с самого начала был уверен, что Франц не в своем уме, - задумчиво
сказал Рой. - Между прочим, все, кто общался с ним в последнее время,
замечали прогрессирующую ненормальность. О Лоренцо Нгага и говорить не
приходится. Мне охарактеризовали его как сумасброда и грубияна, не
лишенного некоторого таланта экспериментатора, но и не больше. Таким
образом, расспросы подтвердили первоначальное впечатление. Но, видишь ли,
имеется одно смущающее меня обстоятельство.
- Оно связано с решением гравитационной загадки?
- Да, Генрих. Я показал Томсону формулу "гравитационного крана",
принесенную тобой от Франца. Томсон ошеломлен. Именно так он
охарактеризовал свое состояние.
- Иван очень увлекающийся человек.
- Но преувеличения его не превосходят определенных границ. Он назвал
решение Франца гениальным. Он считает, что нам с тобой нужно немедленно
поискать конструктивное оформление идеи Франца. Согласись, такое отношение
многозначительно.
- Ты будешь завтра на сессии?
- Я опоздаю к открытию. Но доклада Франца не пропущу.
Генрих пришел даже раньше, чем обещал. Приглашенных было мало. Он
прогуливался по залу Истории цивилизации, это был его любимый зал,
наполненный статуями и картинами. Генрих словно бы здоровался со всеми
этими знаменитыми людьми, реально существовавшими и вымечтанными так
рельефно, что они стали реальней множества существовавших. В уголке
великих путешественников он постоял перед статуями Одиссея, Колумба и
Дон-Кихота. Колумб властно показывал вдаль. Одиссей с испугом и радостью
озирался, он словно бы увидел что-то восхитительное и страшное. Дон-Кихот
дружественно протягивал освобожденную от железной перчатки руку. Обычай
требовал, чтобы посетители пожали руку благородного рыцаря, Генрих
выполнил обычай.
Мимо несся Томсон, он всегда мчался как на пожар, но, разглядев
Генриха, академик притормозил.
- Это же черт знает что! - крикнул он возбужденно. - Что до меня, то
я ночь не спал! Такие открытия, такие открытия!.. Ожидаю и сегодня
сногсшибательных сообщений!
Генрих догадался, что Томсон не спал ночью из-за тех открытий, какие
углядел в гравитационных формулах Франца.
- Сегодня нас ожидает... - заговорил было Генрих. Но Томсон умчался:
он больше любил высказываться, чем прислушиваться к чужим высказываниям.
Встреча с Томсоном напомнила Генриху, что он может пропустить приезд
Франца. Он поспешил к выходу. На площади одна за другой садились авиетки,
из кабин вылезали академики и приглашенные. В толпе, поднимавшейся по
наружной лестнице, показался президент академии Альберт Боячек. Генрих
постарался, чтобы старый ученый его не заметил. Боячек мог и подозвать
Генриха, он с охотой разговаривал с ним, но разговоры могли помешать
наблюдению за входом.
Франц приехал в старинном электромобиле с давно вышедшими из моды
удобствами - просторная кабина древней машины имела фильтры воздуха и
кондиционеры. Автошофер подкатил электромобиль к самому входу, распахнул
дверцы, услужливо протянул рычаги, чтобы помочь Францу выбраться. Франц
кутался в странный костюм, непостижимо объединявший в себе шубу со
скафандром. Из-под шляпы наружу высовывался лишь острый нос, щеки
прикрывали прозрачные щитки. Франц простонал, подавая Генриху руку:
- Ох, как трудно было ехать! Ты не заметил, какая температура в зале?
Я просил держать ровно двадцать.
- Ровно двадцать и держат, - успокоил его Генрих.
Он помог Францу раздеться, проводил в зал, уселся рядом. Температура
Франца устраивала, все остальное раздражало. Он жаловался, что его ранят и
невыносимая угловатость помещения, и еще более нестерпимая угловатость
мебели: всюду ужасающие прямые линии, которые к тому же пересекаются,
образуя острые грани. Мучил его и цвет, слишком разнообразный: в одной
комнате стены были зеленые при белом потолке, желтом поле и кремовых
дверях, в других обнаруживалось еще более хаотическое сочетание красок, а
в конференц-зале к той сумятице добавлялись малиновые гардины и золотые
светильники.
Генрих, с сочувствием слушая жалобы, видел, что больше всего Франц
страдал от яркого света, заливавшего зал. Франц надел темные очки, теперь
он мог свободней смотреть по сторонам и здороваться со знакомыми, но
облегчения не пришло.
- Я понимаю, тебе смешно, - с безнадежным смирением сказал он, и в
голосе зазвучало такое отчаяние, что Генриху до боли в сердце стало жаль
его. - Но меня сводит с ума мысль, что если я сниму очки, то меня снова
ослепит беспощадный свет. Так тяжко сознавать, что всюду подстерегает это
терзающее сияние!
На возвышении, за столом президиума, появился Боячек. Президент
поднял руку, призывая гомонящий зал к тишине.
- Много удивительных сообщений нам довелось слышать в этом зале, -
начал президент традиционную вступительную речь, - но сегодня вы услышите
об открытии, которое поразит вас всех. Мечта о бессмертии всегда являлась
одной из самых пленительных фантазий человека. Сейчас мы узнаем, каким
образом можно претворить мечту о вечной жизни в реальную действительность.
О своих работах по созданию бессмертия нам будут докладывать два известных
наших ученых - Франц Мравинский и Лоренцо Нгага. Почему-то Нгага
задерживается, но друг Мравинский может занимать трибуну.
- Проводи меня до трибуны и останься поблизости, - шепнул Франц,
вставая.
Генрих заботливо поддерживал его под руку, пока они шли к столу
президиума. В раскрытую дверь торопливо вошел Рой и приветливо кивнул
Францу. За спиной Роя показался Лоренцо. Франц страдальчески охнул и
судорожно прижался к Генриху. В тупом лице второго бессмертного не было ни
мысли, ни чувства, ошалело-веселые, пронзительно-светлые глаза яростно
уставились на собрание.
- Здорово, ребята! - оглушительно гаркнул Лоренцо. Взгляд его упал на
съежившегося от страха Франца. Лоренцо заревел еще восторженней и
свирепей: - Привет, дружище!
- Держи его, Рой, держи! - крикнул Генрих.
Рой кинулся между Лоренцо и Францем, но тут же отлетел к стене, таким
мощным был ответный толчок Лоренцо. Генрих попытался увести Франца, у
Франца подогнулись ноги, он схватился за спинку кресла, чтобы не упасть.
Генрих выскочил вперед, заслоняя его, но попал под кулак Лоренцо и рухнул
на пол.
- Слабаки! - ликующе орал Лоренцо. - Куда вам против бессмертного!
Давай поцелуемся, Франци!
Генрих успел вскочить на ноги, когда Лоренцо соприкоснулся с Францем.
Нгага лишь протянул руку, чтоб поздороваться, но Франц сумел отшатнуться,
и Лоренцо ухватил друга за плечо. Надрывный вопль Франца и удивленный рев
Лоренцо потонули в грохоте столба пламени, взметнувшегося на том месте,
где они стояли. Перепуганные ученые кинулись кто куда, а на них падали
быстро гаснущие огненные языки и сыпался пепел. Обоих бессмертных уже не
существовало, а людям в зале все казалось, что отчаянные голоса,
вырвавшиеся из пламени, звучат и звучат.
Взрывная волна снова опрокинула Генриха. Рой подскочил к брату и
помог ему подняться. Генрих метнулся к месту катастрофы. Облачко пепла,
взвившееся к потолку, понемногу оседало. К братьям, с ужасом взиравшим на
угасающий костер, приблизился Боячек. Старый ученый был страшно бледен,
руки его тряслись, губы еле шевелились. Следом за ним подскочил бледный
Томсон.
- Какой финал! - едва прошептал Боячек. - Какой ужасный финал!
Он наклонился, осторожно тронул кусок несгоревшей одежды, снова
выпрямился, с отчаянием поглядел на подавленных братьев и насупленного
Томсона.
- Бессмертные погибли на наших глазах! - горестно сказал президент
