- Что ж, - заметил незнакомец с улыбкой, - в таком случае тебе здесь есть с кем помериться силами. Королевская гвардия Людовика, охраняющая эти стены, вся состоит из твоих соотечественников - шотландских стрелков. В ней числится триста человек дворян из благороднейших домов твоей родины.
- Так будь я на месте короля Людовика, - подхватил с живостью юноша, - я возложил бы свою охрану только на этих шотландцев! Я снес бы эти неприступные стеньг, засыпал бы рвы, призвал бы ко двору своих пэров и рыцарей и зажил бы в свое удовольствие, ломая копья на блестящих турнирах, задавая пиры своим приближенным и танцуя ночи напролет с красивыми женщинами! А о своих врагах думал бы не больше, чем о какой-нибудь мухе.
Спутник Дорварда опять улыбнулся и, сказав, что они подошли слишком близко к замку, повернул назад и направился к лесу, но уже не прежней тропинкой, а другой, более широкой тропой.
- Эта дорога ведет в деревню Плесси, где ты можешь найти удобное и недорогое пристанище, - пояснил незнакомец. - Милях в двух отсюда лежит красивый город Тур, по имени которого называется и все это богатое и цветущее графство. Но - мне кажется, что тебе будет гораздо лучше остановиться не в городе, а в деревне Плесси, или Плесси при парке, как ее называют благодаря ее соседству с королевским охотничьим парком.
- Спасибо вам, сударь, за добрый совет, но я не думаю долго здесь оставаться, и, если только в деревне Плесси - будь то Плесси при парке или Плесси у пруда - мне посчастливится найти кусок говядины да стаканчик чего-нибудь повкуснее воды, все мои дела с нею на этом и закончатся.
- Вот как! А мне почему-то казалось, что у тебя здесь есть друзья, - сказал его спутник.
- Это верно, у меня есть здесь родственник, брат моей матери, - ответил Дорвард. - В былое время в своем родном графстве он слыл молодцом и красавцем.
- А как его зовут? - спросил незнакомец. - Я мог бы о нем справиться, потому что, видишь ли.., тебе не совсем безопасно самому являться в замок, где тебя могут принять за шпиона.
- Меня - за шпиона! - воскликнул Дорвард. - Клянусь богом, славно бы я отделал всякого, кто осмелился бы меня так назвать! Что касается дяди, у меня нет причин скрывать его имя. Его зовут Лесли; это честное и благородное имя.
- Нисколько не сомневаюсь, но дело в том, что в шотландской гвардии трое носят эту фамилию.
- Дядю зовут Людовик Лесли, - сказал юноша.
- Но из троих Лесли двое Людовики.
- Моего дядю прозвали Людовик со Шрамом, - сказал Дорвард. - В Шотландии так часто встречаются одинаковые имена и фамилии, что людям безземельным, которых нельзя отличать по названиям их поместий, дают обыкновенно какую-нибудь кличку.
- То есть не кличку, a nomme de guerre <Военное прозвище (франц.).>, хочешь ты сказать. Я, кажется, догадываюсь, о ком ты говоришь... Должно быть, о Людовике Меченом, как его у нас прозвали за его шрам... Он честный малый и добрый солдат Мне бы очень хотелось устроить ваше свидание, но, видишь ли, это не так-то легко, потому что порядок у королевских гвардейцев строгий и они редко выходят из замка, кроме тех случаев, когда сопровождают самого короля. Но прежде, милый друг, ответь мне на один вопрос. Бьюсь об заклад, что ты хочешь поступить под начальство своего дяди в шотландскую гвардию? Если я угадал, то это очень смелый план при твоей молодости: подобная служба требует большого опыта.
- Может быть, раньше я и помышлял о чем-нибудь в этом роде, - ответил беспечно Дорвард, - но теперь у меня пропала всякая охота.
- Что так, любезный? - спросил француз, и в голосе его послышалась строгая нотка. - Почему ты так свысока отзываешься о службе, на которую стремятся попасть благороднейшие и знатнейшие из твоих соотечественников?
- И пусть стремятся на здоровье, - ответил спокойно Дорвард. - Откровенно говоря, я был бы не прочь поступить на службу к французскому королю; но только, как он там меня роскошно ни корми и ни одевай, хоть всего озолоти, я не променяю своей свободы на его железные клетки, на "ласточкины гнезда", как вы зовете вон те проклятые каменные перечницы. Да и кроме того, - добавил Дорвард, понижая голос, - мне, сказать по правде, не особенно хочется жить в замке, вблизи которого растут дубы с такими желудями, как, например, вон тот.
- Я, кажется, понял тебя, - сказал француз, - но все-таки выскажись ясней.
- Извольте, могу и ясней. Вон там, на выстрел от замка, стоит прекрасный старый дуб, - сказал Дорвард, - а на нем висит человек в точно таком же сером камзоле, какой на мне. Теперь ясно?
- А ведь и правда! Вот что значит молодые глаза, черт возьми! - заметил француз. - Я и сам вижу что-то меж ветвей, да только подумал, что это ворона. Впрочем, милый друг, что ж тут особенного? Лето перейдет в осень, лунные ночи станут длинней, а дороги опасней, и ты увидишь на этом дубе не один, а десяток и два таких желудей. Что за важность? Подобные знамена развешиваются на страх негодяям, и с каждым таким висельником во Франции становится меньше одним разбойником или мошенником, одним грабителем или притеснителем народа. Это только доказательство справедливости нашего государя, милый друг, вот и все.
- Будь я королем Людовиком, я запретил бы вешать их так близко от своего замка, - сказал юноша. - У меня на родине мертвых ворон вешают обыкновенно в таких местах, где часто собираются живые вороны, но никак не в садах и не на голубятнях. Этот ужасный трупный запах.., фу, гадость! Он даже сюда доходит.
- Поживи-ка на свете да сделайся преданным, верным слугой своего государя, и ты узнаешь, дружок, что в мире ничто так приятно не пахнет, как труп врага, предателя или изменника, - заметил француз.
- Упаси бог дожить до того, чтобы потерять обоняние, зрение или любое из пяти чувств, - сказал шотландец. - Поставьте меня лицом к лицу с живым врагом или предателем - и вот вам моя рука и мой меч; но я не знаю ни ненависти, ни вражды, которые пережили бы смерть... Однако вот мы добрались и до деревни. Надеюсь доказать вам на деле, что ни холодное купание, ни этот отвратительный запах ничуть не испортили мне аппетита. Теперь прежде всего в гостиницу, и чем скорее, тем лучше... Кстати, прежде чем я воспользуюсь вашим гостеприимством, позвольте узнать ваше имя.
- Меня зовут дядюшка Пьер. За титулом я не гонюсь, потому что человек я простой и живу скромно, довольствуясь небольшим доходом.
- Ну что ж, пусть будет дядюшка Пьер, - сказал Дорвард. - Как бы то ни было, я очень благодарен счастливому случаю, который свел меня с вами.
Пока они вели эту беседу, из-за деревьев показались церковная колокольня и деревянное распятие, говорившие о близости селения. В эту минуту тропинка вывела путников на большую дорогу, но, вместо того чтобы идти по ней, дядюшка Пьер свернул в сторону, сказав своему товарищу, что гостиница, в которую они направляются и где останавливаются все порядочные люди, находится поодаль от деревни.
- Если порядочными людьми вы называете тех, у кого тугой кошелек, - ответил шотландец, - то я не из их числа и скорее согласен встретиться с грабителем на большой дороге, чем где-нибудь в трактире.
- Однако, черт побери, какой вы, шотландцы, расчетливый народ! Не чета англичанам: те очертя голову врываются в трактиры, пьют и едят все, что есть лучшего, а о цене спрашивают только тогда, когда хорошенько набьют живот. Но ты, кажется, забыл, мистер Квентин, - ведь твое имя Квентин? - что за мной завтрак, которым я должен расквитаться с тобой за хорошую ванну, принятую по моей вине. Пусть это будет расплатой за мою оплошность.
- И правда, я ведь совсем забыл и о купании, и о вашей провинности, и об обещанной расплате, - сказал Добродушно Дорвард. - Забыл потому, что платье на мне почти высохло на ходу. Тем не менее я не откажусь от вашего любезного предложения, так как вчера обед у меня был очень легкий, а ужина и вовсе не было... А вы мне кажетесь человеком таким почтенным, что я решительно не вижу причины отказываться.
Француз незаметно улыбнулся. Он прекрасно видел, с каким трудом молодой шотландец, несмотря на то, что умирает с голоду, мирится с мыслью поесть на чужой счет, и отлично понимал, что всеми этими рассуждениями он старается успокоить свою гордость и убедить себя в необходимости ответить любезностью на любезность и принять это небольшое одолжение.
Между тем они прошли узкую аллею рослых вязов, которая вела к воротам гостиницы, и вошли во двор. Гостиница была поставлена на широкую ногу и предназначалась для благородных посетителей, имевших какое-нибудь дело в замке, где Людовик никому и ни под каким видом не позволял останавливаться, если только его не вынуждал к этому неизбежный долг гостеприимства. Над главным входом этого большого и неуклюжего здания красовался щит с изображением королевской лилии <Лилии изображались на гербах и флагах французских королей, это был один из отличительных признаков королевского герба.>. Ни во дворе, ни в доме, ни в прилегающих к нему службах не было заметно оживления и суеты, которые в те годы, когда и частные дома и общественные здания были полны слуг, указывали бы на обилие постояльцев и процветание дела. Казалось, суровый, мрачный характер соседнего замка наложил свою печать и на это место, предназначенное, по тогдашним обычаям, для шумных сборищ с обильной выпивкой и хорошим угощением.
Миновав главный вход и ни с кем не заговаривая, дядюшка Пьер поднял щеколду одной из боковых дверей и ввел Дорварда в большую комнату, где ярко пылал огонь в камине и стоял стол, накрытый для обильного завтрака.
- Мой куманек обо всем подумал, ничего не забыл, - сказал он, обращаясь к Дорварду. - Ты, наверно, продрог - вот тебе огонь, обсушись и погрейся; ты голоден - сейчас тебе будет и завтрак.
Он свистнул, и в дверях показался хозяин гостиницы, ответивший на его приветствие низким поклоном и ничем не обнаруживший болтливости, столь свойственной французским трактирщикам всех времен.
- Я посылал сюда джентльмена и велел заказать завтрак... Исполнено ли мое поручение?
Хозяин ответил новым безмолвным поклоном и стал торопливо вносить и расставлять на столе разнообразные блюда прекрасного завтрака, ни единым словом не заикаясь об их необыкновенных достоинствах. А между тем этот завтрак, как читатель увидит из следующей главы, стоил похвал, на которые обыкновенно так щедры болтливые французские трактирщики.
Глава 4
ЗАВТРАК
Святые небеса! Какие челюсти!
И что за хлеб!
"Путешествия Йорика"
Итак, на долю нашего юного чужестранца выпала такая удача, какой он еще не видывал с минуты вступления на землю древней Галлии <Галлия - название Франции во времена Древнего Рима.>.
Завтрак, как мы уже сказали в конце предыдущей главы, удался на славу. Был тут и знаменитый перигорский пирог, за который истинный любитель охотно положил бы свою жизнь, как те гомеровские герои, которые, отведав лотоса, забывали и родину, и близких, и свои общественные обязанности <В поэме Гомера "Одиссея" рассказывается о сказочной стране лотофагов, которые питались растением - лотосом Путники, попавшие в эту страну и отведавшие лотоса, забывали сваю родню.>. Его аппетитно подрумяненная корка вздымалась подобно крепостной стене вокруг богатого города, поставленной, чтобы охранять его несметные сокровища. Было тут и сочное рагу с чесночной приправой, любимое кушанье гасконцев, которое, однако, признают и шотландцы. Был великолепный окорок, еще недавно составлявший часть благородного вепря из соседнего Монришарского леса. Белые круглые булочки с румяной коркой были сами по себе так вкусны, что могли показаться лакомством, если бы даже их пришлось запивать простой водой. Но на столе, кроме воды, красовалась еще кожаная фляга почтенных размеров, так называемый "сапожок", вмещавший около кварты превосходного вина. Такое обилие вкусных блюд способно было и в мертвом возбудить аппетит. Поэтому легко себе представить, какое действие они произвели на здорового двадцатилетнего молодца, который (уж если говорить правду) два последних дня питался только случайно попадавшимися ему по дороге недозрелыми плодами да небольшим куском ячменного хлеба. Теперь он первым делом набросился на рагу и живо очистил все блюдо; потом смело атаковал величественный пирог и, не теряя времени, врезался в самую его середину. Запивая каждую солидную порцию стаканчиком доброго вина, он несколько раз возобновлял свои нападения на блюдо с пирогом, к изумлению трактирщика и к удовольствию дядюшки Пьера.
