И он поддался волшебству. Не помня себя, удивившись себе, едва до него дошло, что случилось, он оказался в зале среди танцующих. Он включился в волшебство, танцуя сам с собой, - после стольких лет одиночества он наконец-то вновь ощутил себя частью целого. Музыка заполнила мир, мир сузился до размеров танцевальной площадки, и пусть у него сегодня не было девчонки и он танцевал сам с собой, зато он вспомнил всех девчонок, с какими танцевал когда-либо прежде.
Чья-то тяжелая рука легла ему на предплечье, но кто-то другой сказал:
- Да ради Бога, оставь ты старика в покое, у него есть такое же право веселиться, как у любого из нас...
Тяжелая рука отдернулась, хозяин руки побрел, пошатываясь, куда-то прочь, и вдруг в том направлении завязалась возня, которую при всем желании нельзя было принять за танец. Тут откуда-то возникла девчонка и сказала:
- Давай, папаша, пойдем отсюда...
Кто-то подтолкнул его в спину, и он вслед за девчонкой очутился на улице.
- Знаешь, папаша, иди-ка ты лучше подобру-поздорову, - предложил какой-то парнишка. - Они вызвали полицию. Да, а как тебя зовут? Откуда ты взялся?
- Хэнк, - ответил он. - Меня зовут Хэнк, и я раньше частенько сюда хаживал. Вместе со стариной Верджем. Мы тут бывали почти каждый вечер. Хотите, я подвезу вас? У меня модель №Т¤, она там на стоянке...
- Ладно, почему бы и нет, - откликнулась девчонка. - Поехали...
Он пошел впереди, а они повалили следом и набились в машину, и их оказалось гораздо больше, чем думалось поначалу. Они не поместились бы в машину, если б не залезли друг дружке на колени. А он сел за баранку, но ему и в голову не пришло прикасаться к ней: он уже усвоил, что модель №Т¤ сама сообразит, что от нее требуется. И она, конечно же, сообразила - завелась, вырулила со стоянки и выбралась на дорогу.
- Эй, папаша, - обратился к нему парнишка, сидевший рядом, - не хочешь ли хлебнуть? Не первый сорт, но шибает здорово. Да ты не бойся, не отравишься - никто из нас пока что не отравился...
Хэнк принял бутылку и поднес ее ко рту. Запрокинул голову, и бутылка забулькала. Если б у него еще были сомнения насчет того, куда он попал, спиртное растворило бы их окончательно. Потому что вкус этой бурды был незабываем. Впрочем, запомнить вкус тоже было немыслимо - но попробуешь сызнова и не спутаешь ни с чем. Оторвавшись от бутылки, он вернул ее тому, у кого взял, и похвалил:
- Хорошее пойло...
- Не то чтобы хорошее, - отозвался парнишка, - но лучшее, какое удалось достать. Этим чертовым бутлегерам все равно, какой дрянью торговать. Прежде чем покупать у них, надо бы заставлять их самих пригубить, да еще и понаблюдать минутку-другую, что с ними станет. Если не свалятся замертво и не ослепнут, тогда, значит, пить можно...
Другой парнишка перегнулся с заднего сиденья и вручил Хэнку саксофон.
- Ты, папаша, смахиваешь на человека, умеющего обращаться с этой штуковиной, - заявила одна из девчонок, - так давай, угости нас музыкой...
- Где вы его взяли? - удивился Хэнк.
- Из оркестра, - ответили сзади. - Тот мужик, что играл на нем, если разобраться, не имел на то никакого права. Терзал инструмент, и все.
Хэнк поднес саксофон к губам, пробежал пальцами по клапанам, и сразу зазвучала музыка. №Смешно, - подумал он, - я же до сих пор даже дудки в руках не держал...¤ У него не было музыкального слуха. Однажды он попробовал играть на губной гармонике, думал, она поможет ему коротать время, но звуки, какие она издавала, заставили старого Баунса завыть. Так что пришлось забросить гармонику на полку, и он даже не вспоминал о ней до этой самой минуты.
Модель №Т¤ легко скользила по дороге, и вскоре павильон остался далеко позади, Хэнк выводил рулады на саксофоне, сам поражаясь тому, как лихо у него получается, а остальные пели и передавали бутылку по кругу. Других машин на дороге не было, и вот немного погодя модель №Т¤ вскарабкалась на холмы и побежала вдоль гребня, а внизу, как серебряный сон, распластался сельский пейзаж, залитый лунным светом.
Позже Хэнк спрашивал себя, как долго это продолжалось, как долго машина бежала по гребню в лунном свете, а он играл на саксе, прерывая музыку и откладывая инструмент лишь затем, чтоб сделать еще глоток-другой. Казалось, так было всегда и так будет всегда: машина плывет в вечность под луной, а следом стелются стоны и жалобы саксофона...
Когда он очнулся, вокруг опять была ночь. Сияла такая же полная луна, только модель №Т¤ съехала с дороги и встала под деревом, чтобы лунный свет не падал ему прямо в лицо. Он забеспокоился, впрочем, довольно вяло, продолжается ли та же самая ночь или уже началась другая. Ответа он не знал, но не замедлил сказать себе, что это, в сущности, все равно. Пока сияет луна, пока у него есть модель №Т¤ и есть дорога, чтоб ложиться ей под колеса, спрашивать не о чем и незачем. А уж какая именно это ночь, и вовсе не имеет значения.
Молодежь, что составляла ему компанию, куда-то запропастилась. Саксофон лежал на полу машины, а когда Хэнк приподнялся и сел, в кармане что-то булькнуло. Он провел расследование и извлек бутылку с самогоном. В ней все еще оставалось больше половины, и вот уж это было удивительно: столько пили и все-таки не выпили.
Он сидел за рулем, вглядываясь в бутылку и прикидывая, не стоит ли приложиться. Решил, что не стоит, засунул бутылку обратно в карман, потянулся за саксофоном и бережно положил инструмент на сиденье рядом с собой.
Модель №Т¤ вернулась к жизни, кашлянула и содрогнулась. Выбралась из-под дерева, вроде бы неохотно, и плавно повернула к дороге. А затем выехала на дорогу и тряско покатилась вниз, взбивая колесами облачка пыли - в лунном свете они зависали над дорогой тонкой серебряной пеленой.
Хэнк гордо восседал за баранкой. И чтоб никоим образом не прикоснуться к ней, сложил руки на коленях и откинулся назад. Чувствовал он себя превосходно, лучше, чем когда-либо в жизни. №Ну, может, не совсем так, - поправил он себя, - вспомни молодость, когда ты был шустряком, гибким и полным надежд. Ведь выпадали, наверное, дни, когда ты чувствовал себя не хуже...¤ Разумеется, выпадали: переворошив память, он ясно припомнил вечер, когда выпил как раз, чтоб быть под хмельком, но не окосеть и даже не хотеть добавить, - он стоял в тот вечер на гравийной автостоянке у Большого Весеннего, впитывая музыку перед тем как войти, а бутылка за пазухой приятно холодила тело. Днем была жара, он вымотался на сенокосе, но вечер принес прохладу, снизу из долины поднялся туман, напоенный невнятными запахами тучных полей, - а в павильоне играла музыка и ждала девчонка, которая, само собой, не сводила глаз с дверей в предвкушении, что он вот-вот войдет.
№Что и говорить, - подумалось ему, - тогда было здорово...¤ Тот вечер, выхваченный памятью из пасти времени, был хорош - и все же не лучше нынешней ночи. Машина катится вдоль гребня, залитый лунным сиянием мир стелется внизу. Тот вечер был хорош, но и эти минуты, пусть непохожие на тот вечер, в каком-то смысле не хуже.
А дорога сбежала с гребня и устремилась обратно в долину, змеясь по скалистым склонам. Сбоку выпрыгнул кролик и застыл на мгновение, пригвожденный к дороге слабеньким светом фар. Высоко в ночном небе вскрикнула невидимая птица, но это был единственный звук, не считая клацанья и дребезжанья модели №Т¤.
Машина достигла долины и понеслась во всю прыть. К самой дороге подступили леса, то и дело загораживая луну. Потом машина свернула с дороги, и он услышал под колесами хруст гравия, а впереди обозначился темный затаившийся в ночи силуэт. Машина затормозила, и на этот раз Хэнк, примерзший к сиденью, ни на секунду не усомнился, где он.
Модель №Т¤ вернулась к танцевальному павильону, но волшебство рассеялось. Огни погасли, все опустело. На автостоянке не осталось других машин. Едва модель №Т¤ заглушила мотор, наступила полная тишина, и он услышал бормотание родниковой воды, стекающей по лотку к поилкам.
Внезапно его охватил холод и неясное чувство тревоги. Здесь теперь было так одиноко, как может быть лишь в очень памятном месте, откуда вдруг вычерпали всю жизнь. Против собственной воли он шевельнулся, выкарабкался из машины и встал с нею рядом, не отпуская дверцу и недоумевая, чего ради модель №Т¤ прикатила сюда снова и зачем ему понадобилось из нее вылезать.
От павильона отделилась темная фигура и двинулась к стоянке, еле различимая во мраке. Послышался голос:
- Хэнк, это ты?
- Я самый, - отозвался Хэнк.
- Скажи на милость, - спросил голос, - куда это все подевались?
- Не знаю, - ответил Хэнк. - Я был здесь недавно. Здесь было полно народу.
Фигура подошла ближе.
- Слушай, у тебя нет ничего выпить?
- Конечно, Вердж, - ответил он. Теперь он узнал голос. - Конечно, у меня есть что выпить.
Вытащив бутылку из кармана, он протянул ее Верджу. Тот взял, но сразу пить не стал, а, присев на подножку модели №Т¤, принялся нянчить бутылку, как дитя.
- Как поживаешь, Хэнк? - спросил он. - Черт, как давно мы не виделись!
- Живу ничего себе, - ответил Хэнк. - Переехал в Уиллоу Бенд да так и застрял там. Ты знаешь такой городишко Уиллоу Бенд?
- Был однажды. Проездом. Даже не останавливался. Если б знать, что ты там живешь, тогда бы, конечно... Но я совсем потерял тебя из виду...
Хэнк, со своей стороны, слышал что-то про старину Верджа и еще подумал, не стоит ли об этом упомянуть, но хоть режь, не мог припомнить, что именно слышал, и поневоле промолчал.
- Мне не очень-то повезло, - продолжал Вердж. - Все вышло против ожиданий. Джанет взяла и бросила меня, и я после стал пить и пропил свою бензоколонку. А потом просто перебивался - то одно, то другое, Нигде больше не оседал надолго. И никакого стоящего дела мне больше не попадалось... - Он раскупорил бутылку, отхлебнул и отдал Хэнку, похвалив: - Знатное пойло...
Хэнк тоже отхлебнул и опустился рядом с Верджем, а бутылку поставил на подножку посередине.
- У меня, ты помнишь, был №максвелл¤, - сказал Вердж, - но я его, кажется, тоже пропил. Или поставил где-то и не упомню где. Искал где только можно, но его нигде нет...
- Не нужен тебе №максвелл¤, Вердж, - произнес Хэнк. - У меня же есть модель №Т¤...
- Черт, как тут одиноко, - сказал Вердж. - Тебе не кажется, что тут одиноко?
- Кажется. Послушай, выпей еще малость. Потом решим, что нам делать.
- Что толку сидеть здесь? - сказал Вердж. - Надо было уехать вместе со всеми.
- Лучше посмотрим, сколько у нас бензина, - предложил Хэнк. - А то я понятия не имею, что там в баке делается...
Привстав, он открыл переднюю дверцу и сунул руку под сиденье, где обычно держал бензомерный штырь. Нашел, отвинтил крышку бензобака, но надо было подсветить, и он принялся шарить по карманам в поисках спичек.
- Эй, - окликнул Вердж, - не вздумай чиркать спичками возле бака. Взорвешь нас обоих ко всем чертям. У меня в заднем кармане был фонарик. Если он, проклятый, еще работает...
Батареи сели, фонарик светил совсем слабо. Хэнк отпустил штырь в бак до упора, отметив пальцем точку, где заканчивается горловина. Когда он вытащил бензомер, штырь оказался влажным чуть не до самой этой точки.
- Смотри-ка ты, почти полный, - заметил Вердж. - Ты когда заправлялся в последний раз?
- А я вообще никогда не заправлялся.
На старину Верджа это произвело сильное впечатление.
- Кто бы мог подумать, выходит, твоя жестяная ящерка почти ничего не ест...
Хэнк навинтил крышку на бензобак, и они вновь присели на подножку и сделали еще по глотку.
- Сдается мне, я мучаюсь одиночеством уже давно, - сказал Вердж. - Что б я ни делал, мне темно и одиноко. А тебе, Хэнк?
- Мне тоже одиноко, - признался Хэнк, - с тех самых пор, как Баунс состарился и подох у меня на руках. Я же так и не женился. До этого как-то ни разу не дошло. Баунс и я, мы повсюду бывали вместе. Он провожал меня в бар к Брэду и устраивался под столом, а когда Брэд выгонял нас, провожал меня домой...
