Сергей Рублев
ИСПОЛНИТЕЛЬ
Видели,
как собака бьющую руку лижет?!
(Вл. Маяковский)
Честно сказать - достали меня. Этим и объясняю то, что сделал. Только
не говори мне о предопределении или, чего уж хуже детерминизме, терпеть
этого не могу! Сделал и сделал, чего уж теперь... Сейчас вот сижу и не
знаю, сколько мне еще осталось так сидеть. Но не жалуюсь - покайся,
брат, коль сам виноват... В чем? Если б сказал, небось, решили бы, что
сдурел, или лихой славы ищу - видано ль дело, брать на себя такое! Я бы
и не брал - да больше, видать, некому. А почему так вышло... Что ж, могу
и рассказать - не понаслышке, что ценно! Может, разберешься, раз уж мне
не дано.
...А начну с того, что мне многое дано - как пить дать, божец горы
своротил, чтобы в меня впихнуть побольше! Только не в прок - как селедка
в арбуз. Ну и судьбина-мамочка не подкачала, выбрав родиться в самой что
ни на есть пролетарской среде, да еще в этой пятимиллионной трущебине на
болоте. Не надо было мне здесь появляться, ох не надо! И памятников этих
не надо, и дворцов - прожил бы и без них где-нибудь в тундре или там в
тайге, и чтоб до ближайшего жилья не меньше сотни верст. Да что гово-
рить... Ладно, замнем. Дальше было детство. Не золотое, но и не сказать,
чтобы совсем уж беспросветное - не хуже, чем у других. В школе переби-
вался с тройки на тройку, похерив домашние зады - лучше с приятелями по-
шататься или в футбол поиграть. Ни в каких-таких кружках не занимался,
но и на учете в милиции не состоял... Существовал, в общем - серое на
сером. Может, до времени это меня и спасало... Сейчас вот думаю, а как
бы все сложилось, родись я в семье, например, академика (ну, из тех, кто
еще не совсем импотент)? Не знаю - может, еще хуже... Но почему-то я в
это не верю. Ладно, хоть в школе тупицей не числили иногда работал моз-
гами, а не той губкой, что у многих мозги заменяет. Знаешь, небось, про-
цесс - рты-поры пораскрывают, как коралловые полипы, а педагоги эту их-
нюю губку орошают знаниями, чтоб впитывала. Спросить бы, из какого мес-
та... Ну, орошают. Это место у них завсегда заместо мозгов - произросло,
понимаешь, из той самой губки, разбухло - и ну давай! По себе знаю, как
разберет охота поучать, тянет хуже, чем на баб, ей богу! Да нет, не хаю
я учителей - им, бедолагам, не позавидуешь. С таким быдлом, как мы, лю-
бая поучалка виснет. Наверное, я еще и от той самой жалости из школы
ушел - в путяге проще, там насильно не учат, ну и не достают любозна-
тельностью. А я еще в пацанах понял, что лучше не задевать других - тог-
да и они тебя не обидят. Короче - не высовывайся. Но бог-то, он что, зря
мне такой подарок сделал? Вот именно - божий дар. К чему вот только -
если бы, к примеру, я считал, как машина, или сочинения строчил, или хо-
тя бы прыгал дальше других... Вундеркиндам житье хорошее, позавидуешь. Я
и завидовал, пока не скумекал - сам-то я не хуже, только тем, что я могу
делать, лучше не хвастаться. Даже и названия этому нет - так, суеверия
одни... Что могу? А вот как на духу все! Не веришь? Конечно - вот и те
мздыри не верили, пока не запузырились. Давняя история, и вспоминать
неприятно - меня после этого в школе "колдуном" прозвали. Почтенное
прозвище, не ко всякому пристанет... Что за мздыри? Ну, как их еще -
трясуны, жималы... Трясут мелочь с младенцев, знаешь ведь, небось, не в
гимназию эту ходил. Хотя, может, там свои гаврики есть, еще похуже на-
ших. Но нам и наших хватало - дошло уже до того, что младенцев на правеж
ставить начали - это их-то! В конце концов, когда за одним "скорая" при-
ехала, терпение лопнуло - собрали мы шоблу человек десять и устроили са-
мосуд посредством битья. Да только мздыри - не младенцы, и после той ве-
селой ночки житья нам не стало. Обложили, как волков - со всей округи
собрались, и не мелочь, а здоровые парни из тех, что по крупному трясут
- решили, значит, защитить подрастающую смену. Не прошло и недели, как
пятерым из нас рыло начистили, да так, что еще раз пришлось "скорую" вы-
зывать. Тогда на меня в первый раз нашло...
Остался один в пустой школе - парня увезли, все разошлись, только
где-то внизу уборщица ведрами гремит. А я сижу себе на ступеньках лест-
ницы и думу думаю. Думаю? Куда там! В голове крошево из каких-то недо-
мыслей, а главное - ненависть к этим подонкам. То есть ненавидеть-то я
их всегда ненавидел, но тут... Не знал, что можно испытывать такое.
Словно плотину прорвало, и затопило меня по самую макушку в этой самой
ненависти - ни вздохнуть, ни охнуть. Если б я тогда догадался, откуда ее
столько... Не догадался, не подумал, да и не мог. Поздно уже было. Сижу
я, значит, у лестницы перила грызу, а перед глазами все еще мигает, как
сигнал у "скорой"... И вдруг - бац! Вижу. Что вижу? Я бы объяснил, кабы
смог. Вижу, как эта ихняя подлость устроена, и все. Знаешь, будто нитки
у марионеток - за какую дергать... Нет, не так - проще еще... Ну, не
объяснишь. Но что делать, знаю - ясно, как в фонаре. Главное, не остано-
вишься уже, так и катит, того гляди, на хвост наедет. Ну, схватился я -
и домой. И, понимаешь, всю дорогу иду - ухмыляюсь во весь рот, будто ре-
пу съел. Видать, нехорошая то было ухмылка - детвора во дворе сразу при-
тихла... Да мне-то что - шмыг к себе, и за дело - инструмент, благо, под
рукой, материал тоже кое-какой нашелся... В общем, соорудил я диво. Ди-
во-выверт с названием "дергунец". Машина не машина - чучело из проволоки
и пары костей. Но действовало безотказно. Действовало как? Просто -
подстережешь кого из шайки в тихом месте и покажешь шутки ради. Ну, сна-
чала, как водится рот до ушей: "Гы-гы-гы! Ты че, съехал, Кривой?" Я стою
- жду. Он тоже. И вдруг сразу делается серьезный такой, смурной, словно
вспомнил что-то - и мимо, мимо норовит, как бы и не замечает... Да
только шалишь! Все, голубчик, попался, и отныне на роду тебе написано
очутится вскорости в больнице с парой переломов, а то и с чем похуже.
Почему? Потому что это вот чучело так врезается в память, что вроде бы и
забыл ты его - ан нет, в самый неподходящий момент - улицу там перебега-
ешь или купаешься - вспомнится. Да не так, как умершая надысь пратетя -
вздрогнул и плюнул. Нет, тут все остальное забудешь... Иногда одного не-
ловкого движения достаточно, чтобы загреметь - а тут словно кто под ло-
коть толкает. Глядишь, вот и поскользнулся перед самосвалом, или выныр-
нуть забыл; или рука дрогнула, что бревнышко держит центнера на два - и
ты уже под ним грудой обломков. Один ли хрен, под самосвалом или под
бревном...
Всех я их запомнил, голубков - как стояли на переменках кружком, зубы
скалили; как издевались: "Что, Кривой, куклу завел? Может, и в штанишки
прудишь, гы-гы-гы!. . " И как все меньше их было. Первый погорел через
три дня - поражение электротоком. Еще двое отравились какой-то химичес-
кой бурдой - убей, не знаю, связано это с "дергунцом" или нет. А когда
еще одного с переломом обеих ног увезли, оставшиеся попритихли. Только
глазами зырк, зырк на меня, и в шепот. Почуяли. Вокруг тоже попритихли
что происходит, непонятно, но что-то происходит. И тоже - на меня. Хоть
вообще на уроки не ходи... Пришлось притвориться деревянным и терпеть.
Недолго - через месяц ни одного в школе не осталось, и я зарыл "дергун-
ца" на пустыре. Надеюсь, он уже сгнил... Может, конечно, кто и посейчас
жив, только не верится - с этой пиявкой в мозгу... Нет, не верю. Жалко
их не было. Вот жутко - это да! Иной раз спать не мог - все мучился... А
черт его знает, как это называется - совесть или еще как. Сделанного не
воротишь - это я точно знал.
В школе меня побаиваться стали - уважение оказывать. Некоторые в
прихлебатели набивались, и, что самое противное - в ушко зашептали, сво-
лочи! "Того-то, - шепчут, - и того-то ты... Это... можешь? Да он, паску-
да такой, знаешь, что о тебе говорил! А слабо доказать?" и т. д. Что от-
вечать на такое - матерщиной разве... Вот еще причина, что в школе не
задержался. Уже учителя коситься начали - слухи-то ходят... А вот что
два самых моих закадычных приятеля на мотоцикле перевернулись, это факт.
Хорошо, живы остались... Но ко мне после этого - ни ногой, что один, что
другой. И в школе обходили - незаметненько так... Не стал я выяснять -
они молчат, ну и я... И без того на душе муторно. Проще всего - уйти.
Ушел... Да только недалеко - вот он я, сижу, дышу воздухом. Пожинаю пло-
ды. Что посеешь, то и пожнешь - народная мудрость, и нишкни перед ней. А
из-за чего? Все из-за того же - только если после мздырей обошлось парой
бессонных ночей, то ныне расплата малость покруче... Помнишь, небось,
недавнюю заваруху? Вот-вот - из-за меня. Смешно подумать - целый город
на рога поставил. Если б узнали те сволочи - и часу бы не прожил. Хотя -
может, наоборот, посулили бы золотые горы... А один черт, пристукнули бы
потом. Кто? Так, можно сказать, что те же мздыри, только рангом повыше,
и трясут они не младенцев, а всех нас. Ух, как я их ненавидел после пу-
тейства! Круглопузые клопы, крестные папаши и крестные мамаши, разжирев-
шие на нас и на нас же срущие, эдак - с ленцой. Быдлу, мол, сойдет за
патоку. Куда не сунешься, теперь один разговор - "гонибабки". Располз-
лась зараза... Подонки, фарца, мелкое жулье выперло на поверхность, рас-
фуфырилось, завоняло - новые люди. В компании если скажешь, что рабочий
посмотрят, как на придурка и отодвинутся - сгинь, сгинь, нечистый! И
продолжат бесконечные свои разговоры о долларах, ценах, золоте, о том,
что и где дешевле - суетятся, брызгают слюной, считают копейки, болтливо
хвастаются жратвой, квартирами, машинами, сервизами... Откуда их
столько? Вроде и воспитывали нас, помнится - не деньги любить учили; кто
в космонавты хотел, кто в учителя, кто в доктора... Ну, в доктора и сей-
час не прочь - там платят неслабо, а вот в космонавты - уволь, не зама-
нишь.
...В общем, потихоньку, полегоньку, а становилось мне невмоготу, как
видел, что творилось вокруг. Главное - люди как менялись. Сегодня - че-
ловек, а завтра, глядишь - вошь захребетная, с улыбкой - чмок, чмок...
Жирец наедает, спешит. Кому надо задницу полижут и опять за свое. А
сколько их! Целое клопиное государство - ларьки, магазины, банки, биржи,
всякие конторы - все чмок, чмок! И я со своей нищей зарплатой кормлю их
самих, их задастых отпрысков, их породистых - опять же задастых! - боло-
нок, их задастых шлюх и холуев... Тошнило меня уже от одного вида глян-
цевых упаковок - как они от моего взгляда не сворачивались в трубочку...
Нет, не объяснить. Это как жить в унитазной дыре, что сверху, что снизу
- дерьмо. И за всеми этими блестящими упаковками - оно же.
...Жил дальше - а что делать? Друзей вот растерял... Да были ли они?
А ее... Ее видел издалека, в БМВ, с каким-то хлыщем. Кого ее? Дудки! Уж
об этом-то я промолчу - не хочу душу травить. Одно скажу - верил я этой
сучке с шестнадцати лет. Как оказалось - с шестнадцати лет она и начала.
И все - без комментариев!
...Не знаю, как тогда до дому добрался. Перед глазами темно, как пос-
ле стоваттной "свечки", в ушах звон... Как услышал я этот звон, так все
понял. Это у меня как предупреждение - сейчас накатит. После того раза
такое со мной случалось, но как-то минуло. И я старался - глаза зажму-
ришь и только молишься кому-то - Христу, Будде или своему холодильнику,
в который уперся лбом для охлаждения. Холодильник, так тот помогал... На
сей раз не помог. Я и не хотел. Решился. И сразу стало легче - не надо
ничего давить в себе - плыви по течению... Вот оно, это течение, подхва-
тило - прорвало плотину. Ух, какая это была силища! Точно тебя стало в
миллион раз больше, и ты продолжаешь расти - нет, не ты - уже не поймешь
кто, но с одним желанием - мстить! Все вот это вдруг сглотнуло меня од-
ним глотком... В общем, минуты две я сидел оглушенный. Как ни странно,
