значить ровным счетом ничего.
Жадно подрагивающие щупальца способны высасывать
квазиэлектричесние нервные токи с такой силой и быстротой, что могут
парализовать сердечные мышцы. Люди - а особенно старые - часто умирают
от такой напасти, никак не связанной со сверхъестественным
вмешательством. Так что же всетаки случилось с Фармилоу - вышел ли его
жизненный срок, или же он умер потому, что его мудрый старый ум
взлелеял какую-то мысль, способную перерасти в угрозу?
Печально глядя на мертвое тело, Грэхем ругая себя последними
словами. "Или вы, как всегда, прибудете слишком поздно?" На этот раз
она прямо как в воду глядела! Я просто Джонни-опоздайка, и так каждый
раз! Почему, черт бы меня побрал, я не бросился и старику сразу, как
только она мне все рассказала? - Он сокрушенно потер лоб. - Иногда мне
кажется, что я так никогда и не научусь поторапливаться. - Он оглядел
комнату. - Что ж, олух, берись за дело!"
С лихорадочной быстротой он обыскал помещение. Это была не
лаборатория, а скорее кабинет и одновременно библиотека. Без особого
трепета он перевернул все вверх дном, твердо решив найти что-нибудь
стоящее. И ничего не нашел - ни единой вещи, от которой можно было бы
протянуть какую-то ниточку. Масса книг, документов и бумаг, казалось,
содержала так же мало смысла, как речь политического деятеля. На
худощавом лице Грэхема появилась печать безнадежности; наконец он
прекратил поиски и собрался уходить.
От возни, которую он поднял, тело ученого потеряло равновесие и
постепенно сползло вперед, руки раскинулись на блестящей поверхности
стола. Взяв холодный труп под мышки, Грэхем поднял скорбную ношу и
перенес на диван. Что-то упало на пол и покатилось с металлическим
позвякиванием. Уложив профессора, Греем прикрыл ему лицо, сложил на
груди старческие руки с набухшими венами. Потом отыскал упавший
предмет.
Это был автоматический карандаш - он заметил его блестящий
серебристый колпачок около ножки стола. Грэхем поднял карандаш.
Очевидно, он выпал из окоченевших пальцев Фармилоу или скатился с его
колен.
Находка снова настроила Грэхема на боевой лад. Он вспомнил
последние каракули других умерших - и карандаш стал казаться ему
весьма многообещающим подарком судьбы. Ведь Фармилоу вполне могли
выбросить из этой жизни в следующую - если это возможно - как раз в
тот миг, когда его мозг уже сформулировал мысль, которую рука
готовилась записать. Это было совсем не в характере витонов - дать
жертве передышку. Они убивают без всякого предупреждения или
колебания, и к тому же окончательно и бесповоротно.
И тут он с изумлением взглянул на ситуацию под новым углом: витоны
не умеют читать. Как столь очевидная мысль не пришла ему в голову
раньше? Ведь у витонов нет органов зрения, их заменяет экстрасенсорное
восприятие. Это значит, что они выносят смертный приговор тому, кто
вынашивает опасные замыслы или собирается их записать непонятным для
них образом. Может быть, напечатанные или написанные на бумаге знаки
ничего не говорят вражеским органам чувств: они разбираются в мыслях,
но не в почерке или машинописи. Они владыки неуловимого, но не
конкретного и вещественного.
Следовательно, если Фармилоу воспользовался карандашом, его
записка скорее всего сохранилась, не была уничтожена, точно так же,
как не были уничтожены другие послания. Грэхем еще раз перерыл ящики
стола в поисках памятных книжек, записок, любых торопливых каракулей,
которые могли бы сообщить посвященному что-то важное. Внимательно
осмотрев все, что было на столе, и убедившись в девственной чистоте
блокнота и промокашки, он напоследок пролистал от корки до корки два
научных трактата.
Никакого результата. Оставалась только газета "Сан". Последний
вечерний выпуск лежал сложенным посередине стола, как будто Фармилоу
собирался его просмотреть, но потом внезапно потерял всякий интерес к
тому, что творится в мире. Устремив зоркий взгляд на страницу газеты,
разведчик глубоко вздохнул: карандашная пометка!
Жирное, наспех нарисованное кольцо, небрежный кружок - такой можно
изобразить в минуту безумия или на пороге смерти.
"Если они до него добрались, - размышлял Грэхем, - то он,
очевидно, сделал это уже после того, как его схватили. Ведь смерть не
наступает одновременно с остановкой сердца, мозг продолжает работать
еще несколько секунд. Однажды я видел парня, который пробежал шагов
десять, пока не понял, что уже мертв".
Облизнув пересохшие губы, он попытался расшифровать послание с
того света Кое-как нацарапанное кольцо отражало последнее усилие
Фармилоу - упрямое стремление угасающего разума оставить хоть какой-то
ключ, пусть грубый, неясный, несовершенный. По-своему трогательный
жест посмертный вклад профессора в копилку ума и сообразительности
человеческого рода. Только уж больно странным он оказался, трудно себе
представить что-нибудь более странное: в кружке красовалось
изображение медведя!
Рисунок помещался в колонке объявлений. Зверь стоял вертикально на
фоне айсберга, правая передняя лапа призывно вытянута, на морде -
мерзкое выражение самодовольного торгаша. Он рекламировал огромный
нарядный грузовик-рефрижератор, ниже были начертаны хвастливые слова:
"Рекомендую лучший в мире рефрижератор - вы найдете меня на его
дверце!"
- Рекламный писака не страдает недостатком скромности, - проворчал
Грзхем и снова бросил сокрушенный взгляд на рисунок - Надо поспать, -
решил он. - Если я хоть немного не сосну, мне прямая дорога в
психушку!
Аккуратно вырвав объявление, он сложил его и спрятал в бумажник.
Потом выключил свет и удалился.
По дороге домой он нашел в метро телефонную будку и позвонил в
полицейское управление. Грэхем сообщил о Фармилоу и, перемежая слова
зевками, дал краткие инструкции. Потом набрал номер Боро 8-19638, не
получил ответа и сонно удивился, что офис Разведывательного управления
не откликается. Он слишком устал, чтобы ломать себе голову, ощущать
подозрения или тревогу. Не отвечают - ну и черт с ними!
Добравшись до дому, он рухнул в постель и блаженно сомкнул
воспаленные от усталости веки. А на расстоянии мили застыли во тьме
обезлюдевшие зенитная батарея, прибор управления огнем, радар службы
оповещения, подслушивающая установка; их команды были насильственно
удалены со своих постов. Ничего не ведая об этом, Грэхем беспокойно
вертелся в постели, одолеваемый фантастическими сновидениями. Он видел
брошенный офис, окруженный морем живой светящейся голубизны, через
которое пробирался гигантский медведь.
Тревога, которую он должен был ощутить прошлой ночью, с избытком
дала о себе знать утром. Он попытался дозвониться до офиса
Разведывательного управления - ответа по-прежнему не было. На этот раз
он среагировал мгновенно. "Тут что-то не так, - предупредил
отдохнувший, снова бдительный ум, - будь начеку!"
Подходя ж зданию, он заранее был начеку. Все выглядело вполне
невинно. Вокруг царило нарочитое спокойствие, свойственное только что
поставленной мышеловке. Ближайшие витоны болтались далеко на востоке;
свисая из-под пышных облаков, они, казалось, созерцали собственные
пупки.
С четверть часа Грэхем слонялся вокруг, попеременно поглядывая то
на зловещее здание, то на грозное небо. У него не оставалось другой
возможности выяснить, что же случилось с телефоном Лимингтона, кроме
как пойти и посмотреть самому. Он решительно вошел в здание и
направился к лифтам. И сразу же из ниши по соседству с лифтами, где
обычно находился лифтер, выступил мужчина и шагнул ему навстречу.
У незнакомца были черные глаза и еще более черные волосы,
облепившие белое как мел лицо. Костюм, ботинки, шляпа - все на нем
было черное. Просто крик похоронной моды.
Плавной тигриной поступью скользя по паркету, он прохрипел:
- Явился! - и выстрелил прямо в Грэхема.
Будь разведчик чуть более самоуверен или чуть менее бдителен, ему
снесло бы полчерепа. Упав ничком, он почувствовал, как осколки пули
злобно прожужжали над самой его головой. Оказавшись на полу, он бешено
рванулся прямо под ноги противнику. Он надеялся сбить незнакомца, пока
тот не выстрелил снова, но знал, что не успеет.
Мышцы спины судорожно сжались, ожидая пулевых осколков. Резко и
оглушительно прогремел выстрел. За ним последовала нервная реакция -
рот открылся, чтобы испустить крик, но звук замер в горле. Грэхем
изумленно осознал, что не ранен, и в тот же миг услышал слабый клекот
и глухой стук.
В поле его зрения, ограниченном уровнем пола, возникло заляпанное
кровью лицо. Огонек безумия так и остался в глазах даже после того,
как их блеск угас. С проворством акробата Грэхем вскочил на ноги и
тупо уставился на поверженного врага.
И тут его внимание привлек тихий стон. Перескочив через труп
мужчины в черном, он рванулся к лестнице, вьющейся вокруг шахты
пневматического лифта, и склонился над телом, неловко замершим у ее
подножия.
Не выпуская из рук еще не остывший пистолет, человек слабо
пошевелился; при этом спереди, на пиджаке, открылись четыре сочащихся
кровью отверстия. С трудом приподняв руку, он показал Грэхему гладкое
золотое кольцо.
- Не горюй, приятель. - Он говорил с трудом, изо рта вырывалось
булькающее дыхание. - Мне конец. Никуда не денешься. - Ноги его
судорожно дернулись. Умирающий выпустил пистолет, и он со стуком упал
на пол. - И все-таки я достал эту свинью... и тебя выручил...
Держа в руке кольцо, Грэхем переводил взгляд с разведчика,
лежащего у его ног, на траурную фигуру убийцы. За стенами, грозно
рыча, снова разверзся ад; здание содрогнулось, посыпалась штукатурка,
но Грэхем не обращал внимания на эти звуки. Что делал смертельно
раненный оперативник у самого входа в Разведывательное управление?
Почему в офисе ни вчера вечером, ни сегодня утром никто не отвечает на
звонки?
- Оставь меня, все равно мне конец! - Умирающий слабо попытался
оттолкнуть руки Грэхема, который расстегивал его окровавленный пиджак.
Загляни наверх - и скорее назад! - Он захлебывался кровавой пеной. - В
городе... полно придурков! Они открыли психушки, и все дурики...
бродят на свободе! Торопись, дружище!
- Проклятье! - Грэхем выпрямился, убедившись, что лежащий у его
ног разведчик отошел в мир иной. Взяв оброненный им пистолет, он
рванулся к ближайшему лифту. Снаружи все еще валились обломки, но
Грэхем не слышал шума. Что ожидает его наверху?
"Загляни наверх - и скорее назад!"
Сжимая в руке пистолет с сегментными пулями, устремив взгляд
сверкающих глаз к вершине лифтовой шахты, он приплясывал от
нетерпения, пока пневматический диск, казалось, нестерпимо медленно
воспарял вверх.
Едва он заглянул в нью-йоркскую штаб-квартиру Лимингтона, как его
внутренности свела страшная дурнота. Там была форменная бойня. Он
быстро пересчитал трупы - семь! Трое лежали у окна. На холодных лицах
застыла неизгладимая печать постигшей их дьявольской участи.
Бесполезное оружие так и осталось в кобурах. Им даже не дали шанса
пустить его в ход.
Еще четверо валялись кто где. Эти успели достать оружие и
воспользоваться им. Одним из четверки был полковник Лимингтон. Его
изрешеченный пулями труп сохранил достоинство даже в смерти.
"Тройку у окна прикончили витоны, - решил Грэхем. Отогнав
охвативший его поначалу ужас, он заставил себя как можно спокойнее
взвесить ситуацию. - Остальные перестреляли друг друга".
