кустарника, лиан, неухоженных деревьев. За барьером начиналась местность,
явно носившая на себе следы воздействия человека. Строгими рядами росли
окультуренные растения - одни, с крупными листьями, напоминали сахарную
свеклу; другие курчавились мелкими листиками; еще одно растение
ощетинилось побегами невероятного ярко-изумрудного цвета. Вдоль ряда
деревьев тянулась тропинка, по которой и зашагала Пэкриаа. Под деревьями
стояли крытые травой строения. Прежде чем принцесса свернула с тропы, Пол
насчитал тридцать построек. Из них не доносилось ни звука. Деревья
принадлежали преимущественно к одному виду - высокие, тонкостволые, с
темными зубчатыми листьями. Огненно-алый цветок за ухом у Пэкриаа явно был
сорван с одного из этих деревьев. От алых цветов на деревьях исходил
запах, подобный аромату красного жасмина - густой и сладкий, но
удивительно свежий. Здесь, в наполовину освещенном солнцем коридоре, не
было сельскохозяйственных посадок, щедрая плодородная почва была пуста. Не
росли здесь и пурпурные лианы.
Сопровождавшие Пэкриаа мужчины-пигмеи куда-то исчезли. Женщина с
копьем проводила принцессу и землян через просеку к другому коридору. Там
их ждали. Женщины-воины выстроились в три шеренги, по пятьдесят человек в
каждой. Вновь Пол и его товарищи увидели юбочки из травы всевозможных
цветов, кроме королевского синего. На меднокожих лицах женщин застыло
невозмутимое выражение, как будто они и в самом деле были вырезаны из
меди.
Эбро Пэкриаа начала речь, оснащенную сложными ораторскими периодами.
Пол рассматривал застывших в неподвижности воинов. Более двух третей
женщин были недавно ранены. Раны были самыми разными - от царапин до
недостающих рук, грудей или глаз. У некоторых были такие ужасные раны на
теле, что непонятно было, как им вообще удается стоять прямо. Однако даже
самые серьезные раны выглядели чистыми, не гноились. И никто в шеренгах
даже не шелохнулся, пока Пэкриаа говорила. Принцесса высоко воздела правую
руку с растопыренными пальцами. О чем она говорила, о полете шлюпки? Пол
услышал имя "Торооти". Пэкриаа повторила его несколько раз, и женщины с
непроницаемыми лицами закачались из стороны в сторону, шепотом в унисон
повторяя имя Дороти вслед за принцессой - словно ветерок прошелестел над
шеренгами. Пэкриаа повернулась к своим гостям. Быть может, она знала, что
такое смех; но вот слезы ей были неведомы. Женщина-пигмей сжимала и
разжимала кулаки, четырнадцать пальцев мелькали так быстро, что Пол
потерял счет движениям: больше двадцати раз, но сколько? Пэкриаа показала
на воинов, и проделала то же самое помедленнее, и только десять раз, затем
показала еще одну руку с загнутым большим пальцем. Пол пробормотал:
- По-моему, она хочет сказать, что после войны их осталось только сто
сорок шесть из... из трех сотен, или около того.
Пэкриаа положила свое копье у ног Энн.
- Отдай ей таким же образом свой нож, - посоветовал Пол.
Пэкриаа взяла нож, положила его поперек копья, шагнула назад и
сделала знак Энн повторить ее движение. Трое землян отступили на шаг, но
Пэкриаа продолжала нетерпеливо махать руками. Пол прошептал:
- Эд, мы с тобой никчемные мужчины. Давай отойдем подальше.
- Черта с два, - грозно проворчал Спирмен.
- Давай отойдем! Это всего лишь церемония. Наша безопасность все
равно зависит от тридцать восьмых калибров у нас в руках. Дело не в
расстоянии. Назад!
Эд Спирмен попятился назад, недовольно бурча. На пронзительный призыв
Пэкриаа из-под деревьев вышла шаркающая процессия. Это все были мужчины:
старые, дряхлые, грязные. Некоторые хромали, у двоих были пустые глазницы,
а один был настолько болезненно толст, что едва тащил свое рыхлое тело.
Они были причудливо раскрашены разноцветными пятнами и полосами, в
основном белыми и желтыми. А их кожа, потемневшая то ли от грязи, то ли от
старости, имела цвет красного дерева. Жалкая процессия образовала кольцо
вокруг скрещенных ножа и копья. Проходя мимо оружия, каждый старик плевал
на него и бросал сверху пригоршню земли, пока на месте ножа и копья не
возник небольшой холмик. Совершая все это, дряхлые пигмеи бормотали, выли
и вскрикивали. Пальцы их непрестанно шевелились, рисуя в воздухе странные
знаки. В руках они держали наподобие палиц бедренные кости, ожерелья и
браслеты из ракушек украшали сморщенные шеи и уродливые щиколотки. На
первый взгляд это была простая церемония в знак мира и дружбы, но
презрительное отношение к мужчинам-колдунам придавало ей неприятный
оттенок. Колдуны искоса бросали на незнакомцев взгляды, полные скрытого
недоброжелательства.
- Знахари, - шепотом сказал Пол. - Отдаленное подобие знахарок и
ведуний женского пола в патриархальных обществах. Эд, мы должны наладить
хорошие отношения с этими кошмарными пугалами, иначе нам несдобровать.
И Пол с неожиданной тревогой всмотрелся в лицо человека, который
никогда не позволял себе расслабиться настолько, чтобы предложить
кому-нибудь дружбу. Пол задумался, сможет ли Эд приспособиться к миру, в
котором наука и техника были мечтой, а реальностью - суровая необходимость
выжить.
Церемония окончилась без особой помпы. Жуткие старики просто
заковыляли прочь от свежего холмика и скрылись в тени деревьев.
Женщины-воины расслабились. Но колдуны не ушли совсем, они уселись под
деревьями, разглядывая незнакомцев. Они плевали, почесывались и
переговаривались между собой. Одни прикрыли подслеповатые глаза, но другие
смотрели открыто, и в их взглядах явственно читалась ненависть, причинами
которой были зависть и страх. Чудовищно толстый старик примостил свое
распухшее брюхо на коленях и что-то бурно нашептывал на ухо слепому
колдуну. Темные губы шепчущего кривились в зловещей улыбке.
8
Эбро Пэкриаа жестом пригласила своих гостей сесть перед большим
строением. Волокна растений, из которых были сплетены его стены, были
выкрашены в такой же ярко-синий цвет, как и ее юбка. Воины-пигмеи
прогуливались вокруг, демонстрируя беспечность. Молодые мужчины и голые
ребятишки стали понемногу робко выходить из домов. Самые маленькие дети
были непропорционально крошечными, хотя и большеголовыми - величиной не
больше домашней кошки. Возможно, рождение ребенка для женщин этой расы
представляло лишь легкое неудобство. Среди детей было много явно
одинаковых двойняшек. Детвора держалась поближе к заботливым мужчинам;
только девочки постарше рисковали подойти довольно близко к незнакомцам.
Это была деревня, не знающая смеха. Ни ребячьей возни, ни каких-либо
проявлений нежности, кроме как между мужчинами и совсем маленькими
детишками. Все обитатели деревни сгорали от любопытства, но его внешние
проявления были сведены до абсолютного минимума: пигмеи жадно разглядывали
землян, храня каменное выражение на лицах.
Пэкриаа вошла в синее строение одна - внутри ее встретил хор голосов
- и оставалась там несколько минут. Когда Пэкриаа пригласила гостей
садиться, большинство раскрашенных дряхлых мужчин захромали прочь, даже
ужасный толстяк, для которого ходьба должна была быть страданием. Они
пересекли вырубку и устроились в тени на противоположной стороне, откуда и
продолжали злобно разглядывать землян. Пол заметил, что даже женщины -
носительницы копий делали шаг в сторону, уступая дорогу колдунам, и
избегали встретиться с кем-либо из них взглядом. Толстый колдун нашел
такое место, откуда ему были хорошо видны все три посетителя деревни, и
пялился на них, беззубо посасывая бедренную кость, которая служила ему
палицей.
Дома были построены таким образом: легкие деревянные рамы на две
трети высоты занимала плетенка из коры, крыша была перекрыта тем же
материалом. Похожие конструкции Пол видел на Земле в республике Океания,
где провел год. Он вспомнил, что современные граждане этой республики, в
состав которой входило много островов, предпочитали древний способ
постройки домов жилищам из пластика и камня. Строения, возведенные по
образу и подобию домов предков, гораздо больше соответствовали и климату
Океании, и непритязательному стилю жизни приветливых островитян. Однако
здесь, в отличие от Земли, не было домов, возведенных на помостах. Надо
полагать, здесь не существовало проблемы ядовитых змей и насекомых. Еще
эта деревня отличалась от земных отсутствием домашних животных. Не было
заметно, чтобы ее обитатели страдали от паразитов или болезней. Если не
считать ран, да грязи на старых колдунах, кожа пигмеев выглядела чистой и
здоровой. Землянам не пришлось столкнуться здесь даже с неприятными
запахами, если не считать специфического запаха масла, которым мужчины
натирали тела.
Пэкриаа вернулась. На ней была явно ритуальная раскраска, за оба уха
были воткнуты цветы, и еще один цветок привязан стеблем к медальону
Дороти. Ее глаза, груди и пуп были обведены жирными белыми кругами,
запястья украшали синие браслеты. Вместо юбки на ней оказалась бахрома из
раковинных бус, которая самым невинным образом оставляла ее почти
обнаженной. Ракушки напоминали, на взгляд Пола, раковины улиток. Ножные
браслеты Пэкриаа были сделаны из деревянных бусин, выкрашенных в оранжевый
цвет. Макушка ее лысой головы была покрашена голубой краской - такого
цвета, как яйцо малиновки. Двое мужчин, отмеченных клеймами, - надо
полагать, рабов, - несли за ней сиденье. Оно представляло собой деревянную
колоду, покрытую искусно вырезанными стилизованными изображениями
животных. Когда Пэкриаа уселась на него, ее голова оказалась на уровне
головы Энн. Энн вежливым тоном произнесла:
- Какого черта я не могу быть столь же очаровательной?
Пэкриаа наклонила голову. Появился мальчик без рабского клейма с
деревянной чашей. Пэкриаа сделала глоток зеленоватой жидкости и передала
чашу Энн. Спирмен заворчал.
- Ритуал, - сказал Пол. - Ты должна глотнуть, Энн. Только не
предлагай нам, ничтожным мужчинам.
Энн отпила из чаши. На глаза ей навернулись слезы; она с трудом
подавила отрыжку.
- Крепко... я хочу сказать, это алкоголь.
Празднество затянулось на целый час. Нелегкий час, ибо блюда
следовали без передышки одно за другим. Их приносили рабы с другой стороны
просеки. Оттуда доносился шум голосов и тянуло дымом. Все блюда включали
мясо, нарезанное мелкими кубиками - вареное, жареное, тушеное с
неизвестными овощами. Только одно кушанье оказалось совершенно жутким:
основательно протухшее мясо в очень остром соусе. Судя по всему, оно было
любимым лакомством Пэкриаа, ибо принцесса рьяно расправилась с немалой
порцией и похлопала себя по животу в знак довольства. Энн заметила:
- Еще одно такое угощение, и я предпочту поискать другую планету.
Наконец даже Пэкриаа решила, что трапезу пора заканчивать. Она
хлопнула в ладоши. Женщины-воины, вытирая жирные губы, выстроились в
неровную линию. Спирмен беспомощно проворчал:
- И они в состоянии танцевать с такими набитыми животами?
- Может, оно как раз утрясется... - предположила Энн.
Пляски тоже продолжались около часа и представляли собой один
монотонный танец - что-то вроде повествования о войне. Некоторые из
наиболее сильно раненых женщин разыгрывали сольные пантомимы, показывая,
как они получили боевые раны. Кульминацией танца послужило появление на
площадке соломенного чучела женщины. У тщательно сделанной и ярко
раскрашенной фигуры была кошмарная маска вместо лица и преувеличенные
