когда я сам его сварю, ваш мне понравится еще больше.
- Тогда действуйте, - сказал киборг. - Правда, это не по правилам.
Мы в поясе астероидов, и пассажирам полагается сидеть по местам. Могут
быть ускорения, толчки. Экспресс уходит от метеорита, а вы влетаете во
что-нибудь головой. Но что нам правила? Не можете же вы сорок часов
подряд не вставать с кресла.
Двинский возился у кухонного автомата. В принципе экспресс мог
нести в себе пять человек. Сейчас четыре кресла были сняты, и места
было достаточно. Кухонный автомат размещался позади, справа от кресла
Двинского. Рядом с автоматом был иллюминатор. За прозрачным стеклом
начиналась пустота, заполненная чернотой неба. Окно в черноту,
посыпанную мелкими звездами - как порошок кофе с сахаром перед тем,
как его заваривать по-турецки.
Как это делается в невесомости? Очень просто, Настенька.
Элементарно, любимая. Жидкость слегка намагничивается. Или
электризуется. Это раз. Джезва тоже электризуется. Или
намагничивается. Это два. Теперь это уже не джезва, а магнитная
ловушка. Магнитная чашка. Сейчас мы будем пить кофе по-турецки из
магнитных чашек...
Джезву вырвало из рук Двинского. Самого его бросило вперед - мимо
иллюминатора, головой к пульту, к металлическим углам и напряжению. Но
он не ударился о пульт. У самого пульта его подтормозило, остановило,
поставило на ноги. Потом его швырнуло в кресло. Потом были
перегрузки.
8
Двинский осматривал кабину. Немного кофе, две маленькие чашки. Но
кабину испачкало основательно. Теперь он с тряпкой в руках ползал по
полу, отмывая кофейные пятна. Киборг ему помогал.
- Должны быть две лужи в углу. Правильно. Еще правее.
- Точно, - сказал Двинский, снимая пятно тряпкой. - Как вы их
находите? Разве у вас есть глаза внутри кабины?
- Нет, - сказал киборг. - Они глядят во вселенную. Но у меня есть
инерционные датчики.
- Вы хотите сказать, что реагируете на смещение центра тяжести?
- Естественно.
- На смещение из-за пролитого кофе?
- Почему нет?
- Нужна потрясающая точность.
- Что вы знаете о моей точности?
- Ничего, - сказал Двинский. Он нашел второе пятно в углу. - Нет,
нет, нет. Я ничего не знаю. Но каждый сравнивает с собой. И еще - как
вам удалось сманеврировать так, что я очутился в кресле? По-моему, вы
спасли мне жизнь.
- Не стоит благодарности. Нам угрожал метеорит. Есть множество
траекторий, уводящих от опасности. Бесконечное множество. Оно содержит
бесконечное подмножество траекторий, на которых инерционные силы
бросают вас в кресло. Что остается? Выбрать путь, оптимальный по
какому-либо параметру. Например, по величине ускорений.
- Но ведь это очень сложная вариационная задача! - воскликнул
Двинский. - Ее нужно решить, и практически мгновенно! Разве это
возможно?
- Почему нет? - сказал киборг.- Если решение однозначно, процесс
его нахождения сводится к переводу. Это чистая лингвистика. Вы
переводите задачу с языка начальных условий на язык решений.
Естественно, все переводят с разной скоростью.
- И вы быстрее всех?
- Нет, - сказал киборг. - Как пишут в анкетах, я владею обоими
языками в совершенстве. Мне не нужно переводить. Если задача
поставлена, я сразу знаю решение.
- Слова я слышу, - сказал Двинский. - Впрочем, если вы делаете
такие вещи инстинктивно, как я перехожу улицу, мне очевидна и суть.
Только почему я не оказался в кресле вверх ногами? Впрочем, для вас
это тоже просто.
- Естественно, - сказал киборг.- Я могу придать вам любое положение
относительно кабины. Могу усадить в кресло, прижать лицом к
иллюминатору, положить вашу руку на пульт, заставить нажать
какую-нибудь кнопку. Наш ручной пульт - фикция. Когда кораблем
управляет робот, пилот всегда может перехватить управление. У нас
такое возможно лишь в принципе. Сигнал с пульта перебивает мои
команды, но от меня зависит, чтобы пульт молчал.
- Почему так сделано? - спросил Двинский. Вновь на секунду он
ощутил знакомое чувство, будто на него повеяло холодом. - Зачем?
- Никто этого не предвидел, - сказал киборг. - Все думали, что у
пилота есть возможность взять управление на себя. На деле получилось
не так. И правильно. Человек всегда во власти эмоции. У него могут
возникнуть галлюцинации, он может сойти с ума, его может затопить
черная волна из глубин психики. Я знаю это на опыте. Мало ли что может
случиться с человеком!..
- А с вами?
- К моему глубокому сожалению,- монотонно произнес киборг, -
ничего.
9
Двинский любовался Юпитером. Более величественного зрелища он не
видел. Земля тоже впечатляет, но мы привыкли к Земле. Юпитер - другое
дело. Никакая кинохроника не в силах передать вид на Юпитер с
расстояния 'в миллион километров. Бездонные глубины атмосферы,
выпуклости тайфунов, полосы облаков, круглые тени спутников. И то, для
чего в языке еще нет подходящих слов.
Экспресс догонял Европу. Торможение началось вскоре после выхода из
пояса астероидов. Основная скорость была сброшена. Даже наиболее
сложный маневр - гравитационное торможение при пролете Каллисто и
Ганимеда - был завершен. Сейчас экспресс, почти погасив скорость,
приближался к Европе. Ее пятнистый диск висел впереди, превышая Землю,
наблюдаемую со стационарной орбиты. И увеличивался на глазах.
- Вы не забыли, как вести себя при посадке? - спросил киборг. -
Через несколько минут мы войдем в атмосферу. Когда скорость упадет до
тысячи километров в час, я выпущу крылья. Верней, сначала тормозные
парашюты. Ленточный, потом обыкновенные. Их четыре. Они очень красиво
смотрятся на фоне неба - как букет из четырех цветов. Хотя я бы
предпочел, чтобы их было три.
- Почему?
- Ну, четные букеты кладут на могилы, - сказал киборг. - Парашюты
напоминают мне, что я... не совсем жив.
Некоторое время они молчали.
Европа стала больше Юпитера. Ее вогнутая чаша занимала полнеба. Она
уже не увеличивалась в размерах, но рисунок пятен укрупнялся.
- Пора прощаться, - сказал киборг. - Надеюсь, наши беседы не
пропадут впустую. Вы нравитесь мне, Володя. Главное, берегите свою
невесту. Не поддавайтесь ревности. Мужчина должен уметь прощать.
Сейчас я никогда бы не поступил так, как раньше. Мне бы хотелось,
чтобы вы всегда ее любили. Пусть моя печальная история не повторится.
- Ваша жена тоже была неправа,- сказал Двинский. - По-моему, ей
нравилось вас мучить. Женщина должна быть другой. Если любит,
конечно.
- Она меня любила, - сказал киборг. - Есть вещи, которые ты знаешь.
Кстати, обратите внимание на пейзаж: скалы Европы - это вам не
какие-нибудь Альпы! А какой, по-вашему, должна быть женщина?
Небо в иллюминаторах окрасилось алым: экспресс накалял воздух.
Скалы были далеко внизу, дикие, нетронутые цивилизацией. От них
тянулись длинные тени. Экспресс приближался к линии терминатора -
внизу была вечерняя заря, там заходило Солнце, хотя на ста километрах
оно стояло еще высоко. Еще немного - и будет видна темная сторона
спутника. Там обитаемый центр, и ночь, и люди уже засыпают.
- Женщина должна быть доброй,- сказал Двинский. - Как моя Настя.
- Ее зовут Настя?
- Да. А почему вы спросили?
- Так, - монотонно произнес киборг. - Действительно глупо. Она у
вас, наверное, красивая.
- Очень, - сказал Двинский. - Хотя почему-то ее лицо ускользает, я
не могу удержать его перед собой. Отчетливо помню лишь родинку на
щеке.
- Родинку на щеке?
- Да. У нее небольшая родинка возле левого глаза. Но она ей идет.
Только ее фамилия мне не нравится. Но это дело поправимое. Ведь
правда?
- А как ее фамилия? - помедлив, спросил киборг.
- Фамилия? - Двинский назвал фамилию. - Зачем она вам?
Киборг не ответил. Несколько мгновений висела тишина. И внезапно
оборвалась - в репродукторах замяукало и засвистело. Это Двинский уже
слышал - радиоголос Юпитера, превращенный в звук.
Но почему киборг включил приемник, не ответив на заданный вопрос?
Экспресс во что-то уперся - это пошли за борт парашюты, гася
оставшуюся скорость.
Опять невесомость. Без предупреждения, без приглашения затянуть
ремни. Поверхность спутника метнулась вверх, запрокинулась,
перевернулась. Экспресс падал. Мелькнуло небо - пустота, заполненная
черным. В отдалении возник причудливый разноцветный букет. Четыре
небесных цветка, отделенные парашюты.
- Почему вы не выпускаете крылья?..
Киборг молчал. Или ответ потонул в грохоте радио.
- В чем дело? - закричал Двинский. Спутник медленно поворачивался в
иллюминаторах. Снизу. Слева. Справа. Сверху. Опять снизу. Экспресс
вращало.
- Что случилось?
Никакого ответа.
Что могло случиться? "К сожалению, ничего". За иллюминаторами -
лишь небо и скалы. Скалы все ближе, и небо все ближе. И жуткий хохот
радио.
Двинский дернулся к пульту. Еще не поздно. Включить двигатель и
выпустить крылья. С киборгом что-то произошло. Там разберемся.
Двигатель ожил сам. Корабль вздыбился. Двинского вырвало из кресла
и швырнуло вперед - на острые углы и напряжение.
Это уже когда-то происходило.
Он не ударился головой о пульт. Его подтормозило в воздухе. Нет -
он висел неподвижно, а кто-то уводил от него пульт, медленно
поворачивал вокруг него кабину и приближал к его глазам иллюминатор. И
давил, давил, давил иллюминатором на лицо.
Перегрузка была оглушительной. Двинский не мог шевельнуться, но
мысль работала. Были фразы, которые все объясняли: "Роботы добрые, но
бесчувственные", "Я сто раз клялся, что это не повторится", "Что-то на
меня находило", "Я готов был убить каждого", "Теперь я бы так не
поступил", "Со мной ничего не случится", "Ее зовут Настя?", "А как ее
фамилия?", "И у нее родинка на щеке? Ведь правда?.."
Совпадение? Нелепое совпадение? Нет. Нет. Нет!
Когда он уже видел место, в которое врежется экспресс, неведомая
сила оторвала его от иллюминатора и швырнула в кресло.
10
Очнулся Двинский на Европе, в больнице. Рядом стояли врач и
руководитель станции.
- Ну, молодец, - сказал руководитель. - Экспресс ты посадил просто
чудом. Что у тебя произошло?
Двинский молчал.
- Мы уже давно следили за тобой. Все шло по программе, и вдруг
машина словно взбесилась. Ты вырвал ее у самой поверхности. Что же
все-таки произошло?
- Экспресс посадил киборг, - сказал Двинский.
- Нет. Он-то и вышел из строя первым. Это мы знаем, но непонятны
причины. Какой был компьютер! Почти человек. А сейчас...
Руководитель станции невесело усмехнулся.
- То есть внешне все цело, но теперь это просто шкаф с
микросхемами. Ассоциативные связи разрушены, ограничители уничтожены,
память стерта. Кибернетики говорят, это невозможно. Неужели ты ничего
не заметил?
Двинский молчал. Руководитель станции повторил с сожалением:
- Какой был компьютер! Мечта!..
Используя форму гротеска, американский писатель-фантаст показывает,
к каким пагубным последствиям может привести бездумная "машинизация",
охватившая в последние годы многие капиталистические страны.
