когда за месяц личный состав сменился чуть ли не наполовину,
мешала злобе изливаться внутрь отряда. Строго говоря, все они
были смертниками, но надеялись если не уцелеть, то хоть по
возможности продлить свое существование. Все, кроме одного.
Скадли за чужие спины не прятался, однако ему пока что везло. Он
и ранен-то ни разу не был.
...Он еще не понимал, в чем дело, когда их посадили верхом на
заморенных кляч и погнали куда-то. Не понимал, когда им выдали
боевое оружие лишь со слегка притупленными краями. И только
когда тертые и резанные вояки вокруг него по-детски испуганными
голосами затянули смертную жалобу, он огляделся по сторонам.
Перед ними, замыкая отряд в полукольцо, стоял Строй. Глазам было
больно от солнечного блеска на отполированных сплошных доспехах.
И Скадли облегченно улыбнулся. Ну что ж, он сам не мог бы
пожелать себе лучшего конца. Этот вид Испытаний у собаководов
назывался "проба" - завершающая тренировка молодых псов под
руководством опытной Группы на действия в Строю. Только после
таких Испытаний их можно было посылать в бой, поэтому проверка
была максимально суровой. Обычно на "пробе" погибало до четверти
собак, но уж их противники ложились поголовно.
Снова, как прежде, он закрыл глаза и сознание его слилось со
Строем. На этот раз он его видел не оранжевым, а светло-желтым:
псы еще не набрали боевой ярости. Лишь в одном месте, прямо
напротив него, желтизна сгущалась,- значит, там и была Группа,
которая возглавит атаку. Эта Группа...
Скадли не смог удержать стон. Нет, это несправедливо! Ах
сволочи, какие сволочи! И склоняясь на шею коня, и чувствуя как
волосы гривы облепливают его мокрое от слез лицо, он только одно
твердил про себя: сволочи, сволочи!
Успокойся.
Никто ни в чем не виноват, кроме тебя. Группу, потерявшую
ведущего, всегда переводят в Строй, потому что только Нюхач
может привыкнуть к новому ведущему. Малый, как остальные,- не
может, но Малые не нужны и в Строю, поэтому их в таких случаях
убивают.
И никто ничего не подстраивал. Даже если бы кто-то специально
подгадал так, чтобы ты попал на "пробу" одновременно с твоей
Группой, он не мог знать, что ты окажешься в первом ряду. И уж
совсем невозможно было рассчитать, что Группа расположится точно
напротив тебя.
А может, так даже легче - от своих собак. От их мышц, которые ты
сам тренировал, и их клыков, к которым ты прилаживал стальные
наконечники.
Да, пожалуй, это легче.
Он еще раз прошелся по Группе, жадно запечатлевая
неповторимо-знакомый мысленный узор, и вдруг в мозг его
прорвалось собачье растерянное изумление. От горя и отчаянья он
забыл закрыться, и Группа, в свою очередь, нащупала его по
обратной волне.
На холмах взревели барабаны, подавая сигнал к атаке.
А атаки не было.
...Его средние рассыпались по сторонам, обернув морды к Строю,
рычали и взлаивали, останавливая молодняк, сбивая его в кучу,
как пастушьи собаки безмозглых травоядных. Лакхаараа же как был,
так и остался в центре, только прыжком швырнул себя на два
корпуса вперед и теперь показывал замершим рядам обнаженный в
оскале страшный двойной частокол. Молодой глоткой гаркнул кто-то
из строевых догов, бросился вперед, оттирая Лакхаараа плечом,- и
тут же покатился с распоротой шеей. Было видно, как с холмов,
что-то крича на ходу, сбегаются люди, но громадный зверь в
блестящем кованом панцире все так же глыбой возвышался перед
опешившим Строем, ловя малейшее шевеление, не сдвигаясь сам и не
давая двинуться остальным.
(C) Григорий Панченко, 1993.
