нитями и скоро совсем исчезли, лишь вода сделалась вся
золотою с голубыми отливами. Я поставил вазу на прежнее
место, и снова мой перстень слился на дне ее. Признаюсь
тебе, невольная дрожь пробежала у меня по телу; я призвал
человека и спросил его, не замечает ли он чего в моей вазе;
он отвечал, что нет. Тогда я понял, что это странное
явление было видимо только для одного меня. Чтоб не подать
повода человеку смеяться надо мною, я отпустил его,
заметив, что мне вода показалась нечистою. Оставшись один,
я долго повторял свой опыт, размышляя над этим странным
явлением. - Я несколько раз переливал воду из одной вазы в
другую: всякий раз то же явление повторялось с удивительною
точностию - и между тем оно неизъяснимо никакими
физическими законами. Неужли в самом деле это правда?
Неужли мне суждено быть свидетелем этого странного
таинства? Оно мне кажется столько важно, что я намерен его
исследовать до конца. Я больше прежнего принялся за мои
книги, и теперь, когда самый опыт совершился пред моими
глазами, все более и более мне делается понятным сношение
человека с другим, недоступным миром. Что будет далее!..
ПИСЬМО VII
Нет, мой друг, ты ошибся и я также. Я предопределен быть
свидетелем великого таинства природы и возвестить его
людям, напомнить им о той чудесной силе, которая находится
в их власти и о которой они забыли; напомнить им, что мы
окружены другими мирами, до сих пор им неизвестными. И как
просты все действия природы! Какие простые средства
употребляет она для произведения таких дел, которые
изумляют и ужасают человека! Слушай и удивляйся.
Вчера, погруженный в рассматривание моего чудесного
перстня, я заметил в нем снова какое-то движение: смотрю -
поверх воды струятся голубые волны, и в них отражаются
радужные опаловые лучи; бирюза превратилась в опал, и от
него поднималось в воду как будто солнечное сияние; вся
вода была в волнении; били вверх золотые ключи и
рассыпались голубыми искрами. Тут было соединение всех
возможных красок, которые то сливались бесчисленными
оттенками, то ярко отделялись. Наконец радужное сияние
исчезло, и бледный зеленоватый цвет заступил его место; по
зеленоватым волнам потянулись розовые нити, долго
переплетались между собою и слились на дне сосуда в пре
красную, пышную розу - и все утихло: вода сделалась чиста,
лишь лепестки роскошного цветка тихо колебались. Так уже
прошло несколько дней; с тех пор каждый день рано поутру я
встаю, подхожу к моей таинственной розе и ожидаю нового
чуда; но тщетно - роза цветет спокойно и лишь наполняет всю
мою комнату невыразимым благоуханием. - Я невольно вспомнил
читанное мною в одной кабалистической книге о том, что
стихийные духи проходят все царства природы прежде, нежели
достигнут своего настоящего образа. Чудно! чудно!
(Чрез несколько дней)
Сегодня я подошел к моей розе и в средине ее заметил что-
то новое... Чтоб лучше рассмотреть ее, я поднял вазу и
снова решился перелить ее в другую; но едва я привел ее в
движение, как опять от розы потянулись зеленые и розовые
нити и полосатою струею перелились вместе с водою, и снова
на дне вазы явился мой прекрасный цветок: все успокоилось,
но в средине его что-то мелькало: листы растворились мало-
помалу, и - я не верил глазам моим! - между оранжевыми
тычинками покоилось, - поверишь ли ты мне? - покоилось
существо удивительное, невыразимое, неимоверное - словом,
женщина, едва приметная глазу! Как описать мне тебе
восторг, смешанный с ужасом, который я почувствовал в эту
минуту! - Эта женщина была не младенец; представь себе
миньятюрный портрет прекрасной женщины в полном цвете лет,
и ты получишь слабое понятие о том чуде, которое было перед
моими глазами; небрежно покоилась она на своем мягком ложе,
и ее русые кудри, колеблясь от трепетания воды, то
раскрывали, то скрывали от глаз моих ее девственные
прелести. Она, казалось, была погружена в глубокий сон, и
я, жадно вперив в нее глаза, удерживал дыхание, чтоб не
прервать ее сладкого спокойствия.
О, теперь я верю кабалистам; я удивляюсь даже, как
прежде я смотрел на них с насмешкою недоверчивости. Нет,
если существует истина на сем свете, то она существует
только в их творениях! Я теперь только заметил, что они по
так, как наши обыкновенные ученые: они но спорят между
собою, не противоречат друг другу; все говорят про одно и
то же таинство; различны лишь их выражения, но они понятны
для того, кто вникнул в таинственный смысл их... Прощай.
Решившись исследовать до конца все таинства природы, я
прерываю сношения с людьми; другой, новый, таинственный мир
для меня открывается; я лишь для потомства сохраню историю
моих открытий. Так, мой друг, я предназначен к великому в
этой жизни!..
ПИСЬМО ГАВРИЛА СОФРОНОВИЧА РЕЖЕНСКОГО К ИЗДАТЕЛЮ
Милостивый государь!
Извините меня, что хотя я лично не имею чести быть с
вами знакомым, но, по сведению о тесной вашей дружбе с
Михаилом Платоновичем, решаюсь беспокоить вас письмом моим.
Вам, конечно, небезызвестно, что у меня с покойным его
дядюшкою, по коем он ныне находится законным наследником,
имелась тяжба о значительном количестве строевого и
дровяного леса. Почувствовав склонность к старшей дочери
моей Катерине Гавриловне, ваш приятель предложил мне себя в
зятья, на что я, как вам известно, изъявил свое согласие;
впоследствии чего, надеясь на обоюдную пользу, я остановил
ход сего дела; но ныне нахожусь в крайнем недоумении.
Вскоре после обручения, когда и повестки были ко всем
знакомым разосланы, и приданое дочери моей окончательно
приготовлено, и все бумаги нужные к сему очищены, Михаил
Платонович вдруг прекратил ко мне свои посещения. Полагая
сему причиною случившееся нездоровье, я посылал к нему
человека, а наконец и сам, несмотря на свою дряхлость, к
нему отправился. Неприлично, да и обидно мне показалось
напомнить ему о том, что он забыл свою невесту; а он хоть
бы извинился! только что рассказывал мне о каком-то важном
деле, им предпринятом, которое ему должно кончить до
свадьбы и которое в продолжение некоторого времени требует
его неусыпного внимания и надзора. Я полагал, что он хочет
завести поташный завод, о котором он прежде поговаривал;
думал я, что он хочет удивить меня и припасти для меня
свадебный подарок, показав на опыте, что он может
заниматься чем-нибудь дельным, по причине того, что я его
часто журил за его пустодомство; однако же я никаких
приготовлений для такого завода не заметил и ныне не вижу.
Я положил было посмотреть, что дальше будет, как вчера, к
величайшему моему удивлению, узнал, что он заперся и никого
к себе не пускает, даже кушанье ему подают в окошко. Тут
мне пришла, милостивый государь, престранная мысль в
голову. Покойный дядя его жил в этом же доме и слыл в нашем
уезде чернокнижником; я, сударь, сам некогда учился в уни
верситете; хотя немного поотстал, но чернокнижию не верю;
однако же мало ли что может причиниться человеку, особливо
такому философу, как ваш приятель! Что же наиболее уверяет
меня в том, что с Михаилом Платоновичем случилось что-то
недоброе, - это слух, дошедший до меня стороною, будто бы
он сидит по целым дням и смотрит в графин с водою. В
таковых обстоятельствах, милостивый государь, обращаюсь к
вам с покорнейшею просьбою - немедленно поспешить вашим
сюда приездом для вразумления Михаила Платоновича, по
вашему к нему участию, дабы и я мог знать, чего мне
держаться: снова ли начать тяжбу, пли покончить решенное
дело; ибо сам я, после нанесенной мне вашим приятелем
обиды, к нему в дом не поеду, хотя Катя и с горькими
слезами меня о том упрашивает.
В надежде скорого свидания с вами, честь имею быть, и
проч.
РАССКАЗ
Получив это письмо, я счел долгом прежде всего обра
титься к знакомому мне доктору, очень опытному и ученому
человеку. Я показал ему письма моего приятеля, рассказал
его положение и спросил его, понимает ли он что-нибудь во
всем этом?.. Все это очень понятно, - сказал мне доктор, -
и совсем не ново для медика... Ваш приятель просто с ума
сошел... - Но перечтите его письма, - возразил я, - есть
ли в них малейший признак сумасшествия? отложите в
сторону странный предмет их, и они покажутся хладнокровным
описанием физического явления...
Все это понятно...- повторил медик. - Вы знаете, что мы
различаем разные роды сумасшествии - vesaniae (безумия
(лат.)).
К первому роду относятся все виды бешенства - это не ка
сается до вашего приятеля; второй род содержит в себе: во-
первых, расположение к призракам - hallucinationes;
(галлюцинации (лат.)) во-вторых, уверенность в сообщении с
духами - demonomania (демономания (лат.)). Очень понятно,
что ваш приятель, от природы склонный к ипохондрии, - в
деревне, один, без всяких рассеянностей, углубился в чтение
всякого вздора, это чтение подействовало на его мозговые
нервы; нервы...
Долго еще объяснял мне доктор, каким образом человек
может быть в полном разуме и между тем сумасшедшим, видеть
то, чего он не видит, слышать, чего не слышит. К
чрезвычайному сожалению, я не могу сообщить этих объяснений
читателю, потому что я в них ничего не понял; но,
убежденный доводами доктора, я решился пригласить его ехать
со мною в деревню моего приятеля.
Михайло Платонович лежал в постели, худой, бледный; в
продолжение нескольких дней он уже не принимал никакой
пищи. Когда мы подошли, он не узнал нас, хотя глаза его
были открыты; в них горел какой-то дикий огонь; на все наши
слова он не отвечал нам ни слова... На столе лежали
исписанные листы бумаги - я мог разобрать в них лишь
некоторые строки, вот они:
ОТРЫВКИ
Из журнала Михаила Платоновича
- Кто ты?
- У меня нет имени - оно мне не нужно...
- Откуда ты?
- Я твоя - вот все, что я знаю; тебе я принадлежу и
никому другому... но зачем ты здесь? как здесь душно и хо
лодно! У нас веет солнце, звучат цветы, благоухают звуки...
за мной... за мной!.. как тяжела твоя одежда - сбрось,
сбрось ее... а еще далеко, далеко до нашего мира... но я не
оставлю тебя! - Как все мертво в твоем жилище... все живое
покрыто хладною оболочкой: сорви, сорви ее!
...Так здесь ваше знание?.. Здесь ваше искусство?.. вы
отделяете время от времени и пространство от пространства,
желание от надежды, мысль от ее исполнения, и вы но
умираете от скуки? - За мной, за мной! скорое, скорое...
...Ты ли это, гордый Рим, столица веков п пародов? Как
растянулась повилика по твоим развалинам... Но развалины
шевелятся, из зеленого дерна подымаются обнаженные столпы,
вытягиваются в стройный порядок, - чрез них свод отважно
перегнулся, отряхая вечный прах свои, помост стелется
игривым мозаиком, - на помосте толпятся живые люди, сильные
звуки древнего языка сливаются с говором волн, - оратор в
белой одежде с венцом на главе поднимает руки... И все
исчезло: пышные здания клонятся к земле; столпы сгибаются,
своды врываются в землю - повилика снова вьется по
развалинам - все умолкло, - колокол призывает к молитве,
храм отворен, слышны звуки мусикийского орудия - тысячи
созвучных переливов волнуются под моими пальцами, мысль
стремится за мыслию, они улетают одна за другою как
сновидения... если бы схватить, остановить их? - И покорное
