детей и взрослых, яркими красками их одежд. Попадались и старики - они
пришли достаточно рано, чтобы занять местечко, но оказались слишком ста-
ры и слабы, чтобы удержать всю скамью.
Я принес с собой завтрак и медленно жевал сандвичи. Апельсин и вторую
жестянку пива я оставил на потом. Люди сновали передо мной по дорожкам -
они и в мыслях не держали, что я наблюдаю за ними.
Полуденное солнце припекло мне макушку, и я впал в оцепенение, как
ящерица. Голоса взрослых, отчаянные и самозабвенные выкрики детей словно
стихли и замерли. Но эти шаги я расслышал. Они сотрясали землю. Я при-
открыл глаза и увидел разгонщика.
Росту в нем было полных шесть футов, и вкроен он был крепко. Его шарф
и синие просторные штаны не слишком даже вышли из моды, но как-то не вя-
зались друг с другом. А кожа-по крайней мере там, где ее не прикрывала
одежда, - болталась на нем складками, будто он съежился внутри нее. Буд-
то жираф напялил слоновью шкуру.
Шаг его был лишен упругости. Он вколачивал ноги в гравий всем своим
весом. Не удивительно, что я расслышал, как он идет. Все вокруг или уже
уставились на него или заворочали шеями, пытаясь понять, куда уставились
все остальные. Кроме детей, которые тут же и позабыли о том, что видели.
Соблазн оказался выше моих сил.
Есть любопытные обыденного, повседневного толка. Когда им больше не-
чего делать, они подсматривают за своими соседями в ресторане, в магази-
не или на станции монорельссвой дороги. Оки совершенные дилетанты, они
сами не знают, чего ищут, и, как правило, попадаются с поличным. С таки-
ми я ничего общего не имею.
Однако есть и любопытные-фанатики, вкладывающие в это дело всю душу,
совершенствующие технику подглядывания на специальных занятиях. Именно
из их среды вербуются пожизненные подписчики на "Лица в толпе", "Глаза
большого города" и тому подобные журнальчики. Именно они пишут в редак-
ции письма о том, как им удалось выследить генерального секретаря ООН
Харумана в мелочной лавке и как он в тот день нехорошо выглядел.
Я-фанатик. Самый отъявленный.
И вот, пожалуйста, в каких-то двадцати ярдах от меня, а то и меньше,-
разгонщик, человек со звезд.
Разумеется, это разгонщик и никто другой. Странная манера одеваться,
чуждые Земле драпировки из собственной кожи... И ноги, не приученные еще
пружинить, неся вес тела в условиях повышенной . тяжести. Он излучал
смущение и робость, озирался с интересом, удивлением и удовольствием,
возглашая безмолвно: я здесь турист.
Глаза, выглядывающие из-под плохо пригнанной маски лица, были ясные,
синие и счастливые. От него не ускользнуло мое внимание, но ничто не
могло омрачить его почти молитвенный восторг. Даже непослушные ноги, ко-
торые, наверное, нещадно ныли. Улыбка у него была мечтательная и очень
странная. Приподнимите спаниелю уголки пасти - вы получите именно такую
улыбку.
Он впитывал в себя жизнь - небо, траву, голоса, все, что растет кру-
гом. Я следил за его лицом и пытался расшифровать: может, он приверженец
какой-нибудь новой, обожествляющей Землю религии? Да нет. Просто он, ве-
роятно, видит Землю впервые, впервые настраивается биологически на зем-
ной лад, впервые ощущает, как земная тяжесть растекается по телу, и ког-
да от восхода до восхода проходит ровно двадцать четыре часа, самые его
гены внушают ему: ты дома.
Все шло как надо, пока он не заметил мальчишку. Мальчишке было лет
десять - прекрасный мальчишка, ладненький, загорелый с головы до пяток,
А ведь в дни моего детства даже совсем-совсем маленьких заставляли но-
сить одежду на улице. До той минуты я его и не видел, а он, в свою оче-
редь, не видел разгонщика. Он стоял на дорожке на коленях, повернувшись
ко мне спиной. Я не мог разглядеть, что он там делает, но он что-то де-
лал - очень серьезно и сосредоточенно.
Прохожие на разгонщика уже почти не обращало вниманиякто по безучаст-
ности, кто от переизбытка хороших манер. Я же глаз с него не сводил.
Разгонщик наблюдал за мальчишкой, а я изучал его самого из-под полуприк-
рытых век, прикидываясь старигеом, задремавшим на солнышке. Существует
непреложное, как принцип Гейзенберга, правило: ни один подлинный любо-
пытный не допустит, чтобы его поймали.
Мальчишка вдруг нагнулся, потом поднялся на ноги, сомкнув ладони пе-
ред собой. Двигаясь с преувеличенной осторожностью, он свернул с дорожки
и пошел по траве к потемневшему от старости дубу.
Глаза у разгонщика округлились и вылезли из орбит. Удовольствие сос-
кользнуло с его лица, выродившись в ужас, а потом и от ужаса ничего не
осталось. Глаза закатились. Колени у звездного гостя начали подгибаться.
Хоть я и не могу теперь похвалиться резвостью, я успел подскочить к
нему и подставить свое костлявое плечо ему под мышку. Он с готовностью
навалился на меня всем весом. Мне бы тут же сложиться вдвое и втрое, но
я, прежде чем сделать это, сумел коекак доволочь его до скамейки.
- Доктора, - бросил я какой-то удивленной матроне. Живо кивнув, она
удалилась вперевалочку. Я вновь обернулся к разгонщику. Он смотрел на
меня мутным взглядом из-под прямых черных бровей. Загар лег ему на лицо
странными полосами: оно потемнело повсюду, куда солнце могло добраться,
и было белым как мел там, где складки хранили тень. Грудь и руки были
расцвечены таким же образом. И там, где кожа оставалась белой, она поб-
леднела еще сильнее от шока.
- Не надо доктора, - прошептал он,-Я не болен. Просто увидел кое-что.
- Ну конечно, конечно. Опустите голову между колен. Это убережет вас
от обморока.
Я открыл еще не початое пиво.
- Сейчас я приду в себя,- донесся его шепот из-под колен. На нашем
языке он говорил с акцентом, а слабость присуждала его еще и глотать
слова. - Меня потрясло то, что я увидел.
- Где? Здесь?
- Да. Впрочем, нет. Не совсем...
Он запнулся, будто переключаясь на другую волну, и я подал ему пиво.
Он посмотрел на него озадаченно, как бы недоумевая, с какого конца
взяться за банку, потом наполовину осушил ее одним отчаянным глотнем.
- Что нее такое вм видели? - осведомился я.
Прошлось ему оставить это недолитым.
- Чужой космический корабль. Если бы не корабль, сегодняшнее ничего
бы не значило.
- Чей корабль? Кузнецов? Монахов?
"Кузнецы" и "монахи" - единственно известные инопланетные расы, овла-
девшие звездоплаванием. Не считая нас, разумеется. Я никогда не видел
чужих космических кораблей, но иногда они швартуются на внешних плане-
тах.
Глаза на складчатом лице разгонщика обратились в щелочки.
- Понимаю. Вы думаете, я о каком-нибудь корабле, официально прибывшем
в наш космический порт. - Он больше не глотал слова.- Я был на полпути
между системами Хорвендайл и Кошей. Потерпел катастрофу почти на скорос-
ти света и ожидал неизбежной гибели. Тогда-то я и увидел золотого вели-
кана, шагающего среди звезд.
- Человека? Значит, не корабль, а человека?
- Я решил, что это все-таки корабль. Доказать не могу. Я издал глубо-
комысленный невнятный звук, дав ему тем самым понять, что слушаю, но не
связываю себя никакими обязательствами.
- Давайте уж я расскажу вам все по порядку. К тому моменту я уже уда-
лился на полтора года от точки старта. Это была бы моя первая поездка
домой за тридцать один год...
Лететь на разгонном корабле - все равно что лететь верхом на паутине.
Даже до развертывания сети такой корабль невероятно хрупок. Грузовые
трюмы, буксирные грузовые тросы с крючьями, кабина пилота, система жиз-
необеспечения и стартовый термоядерный реактор-все это втиснуто в жест-
кую капсулу неполных трехсот футов длиной. Остальную часть корабля зани-
мают баки и сеть.
Перед стартом баки заполняются водородным топливом для реактора. Пока
корабль набирает скорость, достаточную для начала разгона, половина топ-
лива выгорает и замещается разреженным газом. Баки теперь играют роль
метеоритной защиты.
Разгонная сеть представляет собой ковш из сверхпроводящей проволоки,
тонкой, как паутина, - десятки тысяч миль паутины. Во время старта она
скатана в рулон не крупнее главной капсулы. Но если пропустить через нее
отрицательный заряд определенной величины, она развертывается в ковш ди-
аметром двести миль.
Под воздействием противоположных по знаку полей паутина поначалу ко-
лышется и трепещет. Межзвездный водород, разжиженный до небытия - атом
на кубический сантиметр, попадает в устье ковша, и противоборствующие
поля сжимают его, нагнетая к оси. Сжимают, пока не вспыхивает термоядер-
ная реакция. Водород сгорает узким голубым факелом, слегка отороченным
желтизной. Электромагнитные поля, возникающие в термоядерном пламени,
начинают сами поддерживать форму сети. Пробуждаются могучие силы, спле-
тающие паутину, факел и поступающий в ковш водород в одно неразъединимое
целое.
Главная капсула, невидимо крошечная, висит теперь на краю призрачного
цилиидра двухсот миль в поперечнике. Крохотный паучок, оседлавший испо-
линскую паутину.
Время замедляет свой бег, расстояния сокращаются тем значительнее,
чем выше скорость. Водород, захваченный сетью, течет сквозь нее все
быстрее, мощность полей в разгонном ковше нарастает день ото дня. Паути-
на становится все прочнее, все устойчивее. Теперь корабль вообще не нуж-
дается в присмотре - вплоть до разворота в середине пути.
- Я был на полдороге к Кошей, - рассказывал разгонщик,с обычным гру-
зом - генетически видоизмененными семенами, специями, прототипами машин.
И с тремя "мумиями" - так мы называем пассажиров, замороженных на время
полета. Короче, наши корабли возят все, чего нельзя передать при помощи
лазера связи.
Я до сих пор не знаю, что произошло. Я спал. Я спал уже несколько ме-
сяцев, убаюканный пульсирующими токами. Быть может, в ковш залетел кусок
метеорного железа. Может, на какойнибудь час концентрация водорода вдруг
упала, а затем стремительно возросла. А может, корабль попал в резко
очерченный район положительной ионизации. Так или иначе, что-то нарушило
регулировку разгонных полей, и сеть деформировалась.
Автоматы разбудили меня, но слишком поздно. Сеть свернулась жгутом и
тащилась за кораблем как нераскрывшийся парашют. При аварии проволочки,
видимо, соприкоснулись, и значительная часть паутины попросту испари-
лась.
- Это была верная смерть, - продолжал разгонщик.- Без разгонного ков-
ша я был совершенно беспомощен. Я достиг бы системы Кошей на несколько
месяцев раньше расписания - неуправляемый снаряд, движущийся почти со
скоростью света. Чтобы сберечь хотя бы доброе имя, я обязан был информи-
ровать Кошей о случившемся лазерным лучом и просить их расстрелять мой
корабль на подлете к системе...
- Успокойтесь, - утешал я его. Зубы у него сжались, мускулы на лице
напряглись, и оно, иссеченное складками, стало еще разительнее напоми-
нать маску. - Не переживайте. Все уже позади. Чувствуете, как пахнет
трава? Вы на Земле...
- Сперва я даже плакал, хоть плакать и считается недостойным мужчин.
- Разгонщик огляделся вокруг, будто только что очнулся ото сна. - Вы
правы. Я не нарушу никаких запретов, если сниму ботинки?
- Не нарушите.
Он снял обувь, опустил ноги в траву и пошевелил пальцами. Ноги у него
были чересчур маленькими. А пальцы длинными и гибкими, цепкими, как у
зверька.
Доктор так и не появился. Наверное, почтенная матрона просто удали-
лась восвояси, не пожелав ввязываться в чужую беду. Но разгонщик и сам
уже пришел в себя.
- На Кошей, - говорил он, - мы склонны к тучности. Сила тяжести там
не так жестока. Перед тем как стать разгонщиком я сбросил потом половину
своего веса, чтобы ненужные мне двести земных фунтов можно было заменить
двумястами фунтами полезного груза.
- Сильно же вам хотелось добраться до звезд...
- Да, сильно. Одновременно я штудировал дисциплины, названия которых
