другом уровне. Несомненно, что многие люди воспринимают любые разговоры
о смерти как нечто такое, что в их сознании вызывает настолько реальный
образ смерти, что они начинают ощущать близость собственной кончины.
Чтобы уберечь себя от такой психологической травмы, они решают просто
избегать таких разговоров, насколько это возможно.
Другая причина, из-за которой трудно разговаривать о смерти,
несколько сложнее, поскольку коренится в самой природе нашего языка. В
основном, слова, составляющие человеческий язык, относятся к вещям,
знание о которых мы получаем благодаря нашим физическим ощущениям, в то
время как смерть есть нечто такое, что лежит за пределами нашего
сознательного опыта, потому что большинство из нас никогда не переживали
ее.
Таким образом, если мы говорим о смерти вообще мы должны избегать
как социального табу, так и языковой дилеммы, которая имеет основание в
нашем подсознательном опыте. В конце концов мы приходим к
эвфемистическим аналогиям. Мы сравниваем смерть или умирание с вещами, с
которыми мы знакомы из нашего повседневного опыта и которые
представляются нам весьма приемлемыми.
Вероятно, одна из аналогий такого типа - сравнение смерти со сном.
Умирание, говорим мы себе, подобно засыпанию. Такого рода выражения
имеют место и в нашем повседневном языке и мышлении, а также и в
литературе многих веков и культур. Очевидно, такие выражения были обычны
и в Древней Греции. Например, в Иллиаде Гомер называет сон "братом
смерти", а Платон в своем диалоге "Апология" вкладывает в уста своего
учителя Сократа, приговоренного Афинским судом к смерти следующие слова:
"И если смерть есть отсутствие всякого ощущения, -что-то вроде сна,
когда спящий не видит далее никаких снов, то она была бы удивительно
выгодной. В самом деле, я думаю, если бы кто должен был выбирать такую
ночь, в которую он так спал, что даже снов не видел и, сопоставив с этой
ночью все остальные ночи и дни своей жизни, сообразил бы, сколько дней и
ночей он прожил лучше и приятнее в сравнении со всеми остальными ночами
и днями пересчитать легко.
Итак, если смерть такова, то я, по крайней мере, считаю ее
выгодной, потому что все последующее время (с момента смерти)
оказывается ничем не больше одной ночи". (Перевод взят из "Собрания
Творений Платона". Петербург, Академия" 1823 г. , т. 1, стр. 81).
Та же аналогия используется и в нашем современном языке. Я имею в
виду выражение "усыпить". Если вы приносите к ветеренару собаку с
просьбой усыпить ее, вы обычно имеете в виду нечто совсем иное, чем
когда вы просите анестезиолога усыпить вашу жену или вашего мужа. Другие
люди предпочитают другую, но сходную аналогию. Умирание, говорят они,
похоже на забывание. Когда человек умирает, он забывает все свои
горести, исчезают все мучительные и неприятные воспоминания.
- 5 -
Как бы ни были стары и широко распространены эти аналогии, как с
"засыпанием", так и с "забыванием", их все же нельзя признать вполне
удовлетворительными. Каждая из них дает по-своему одно и то же
утверждение. Хотя они и говорят это в несколько более приятной форме,
тем не менее обе они утверждают, что смерть фактически есть просто
исчезновение нашего сознания навсегда. Если это так, то тогда смерть в
действительности не имеет ни одной из привлекательных черт засыпания или
забывания. Сон приятен и желателен для нас, поскольку за ним следует
пробуждение. Ночной сон доставляющий нам отдых, делает часы
бодрствования, следующие за ним, более приятными и продуктивными. Если
бы не было пробуждения, всех преимуществ сна просто не существовало бы.
Сходным образом аннигиляция нашего сознательного опыта подразумевает
исчезновение не только мучительных воспоминаний, но также всех приятных.
Таким образом, при более тщательном рассмотрении ни одна из аналогий не
является настолько адекватной, чтобы дать нам реальное утешение или
надежду перед лицом смерти.
Существует, однако, другая точка зрения, которая не приемлет
утверждение, что смерть есть исчезновение сознания. Согласно этой
второй, возможно еще более древней концепции, определенная часть
человеческого существа продолжает жить даже после того, как физическое
тело прекращает функционировать и полностью разрушается. Эта постоянно
существующая часть получила много названий - психика, душа, разум, "я",
сущность, сознание. Но как бы она не называлась, представление о том,
что человек переходит в какой-то иной мир после физической смерти,
является одним из наиболее древних человеческих верований. На территории
Турции, например, были обнаружены захоронения неандертальцев,
насчитывающие около 100 000 лет. Найденные там окаменевшие отпечатки
позволили археологам установить, что эти древние люди погребали своих
умерших на ложе из цветов. Это позволяет предполагать, что они
относились к смерти как к празнованию перехода умершего из этого мира в
другой. Действительно, с самых древних времен захоронения во всех
странах мира свидетельствует о вере в продолжение существования человека
после смерти его тела.
Таким образом, мы имеем дело с противостоящими друг другу ответами
на наш первоначальный вопрос о природе смерти. Оба они имеют очень
древнее происхождение и тем не менее оба широко распространены и по сей
день. Одни говорят, что смерть это исчезновение сознания, другие же
утверждают, с такой же уверенностью, что смерть есть переход души или
разума в другое измерение реальности. В повествовании, которое
приводится ниже, я ни в какой мере не стремлюсь отвергнуть какой-либо из
этих ответов. Я просто хочу привести отчет об исследовании, проведенном
лично мною.
За последние несколько лет я встретился с большим числом людей,
которые претерпели то, что я буду называть "предсмертным опытом". Я
находил их разными путями. Сначала это произошло случайно. В 1965 году,
когда я был студентом - дипломником по курсу философии в университете
штата Вирджиния, я встретил человека который был профессором психиатрии
в Медицинской школе. Меня с самого начала поразили его
доброжелательность, теплота и юмор. Я был очень удивлен, когда позднее
узнал о нем интересные подробности, а именно, что он был мертв, и не
один раз, а дважды, с интервалом в 10 минут, и что он рассказывал
совершенно фантастические вещи о том, что с ним происходило в это время.
Позже я слышал, как он рассказывал свою историю небольшой группе
студентов. В то время это произвело на меня очень большое впечатление,
но поскольку я не имел еще достаточного опыта, чтобы оценивать подобные
случаи, я "отложил его подальше" как в своей памяти, так и в виде
перепечатанного конспекта его рассказа.
- 6 -
Несколько лет спустя, после того, как я получил степень доктора
философии, я преподавал в университете штата Северная Каролина. В ходе
одного из курсов мои студенты должны были прочесть "Федон" Платона,
труд, в котором в числе других вопросов обсуждается также проблема
бессмертия. В своей лекции я сделал акцент на других положениях Платона,
предсталенных в этой работе и не стал останавливаться на обсуждении
вопроса жизни после смерти. В один из дней после занятий ко мне подошел
студент и спросил нельзя ли ему обсудить со мной вопрос о бессмертии.
Его интересовала эта проблема потому, что его бабушка "умирала" во время
операции и рассказывала потом об очень интересных впечатлениях. Я
попросил его рассказать об этом и, к моему величайшему изумлению , он
описал те же самые события, о которых я слышал от нашего профессора
психиатрии за несколько лет до этого.
С этого времени мои поиски подобных случаев стали более активными и
я начал в моих курсах философии читать лекции по проблеме жизни человека
после смерти. Однако, я соблюдал осторожность и осторожность и не
упоминал эти два случая переживания опыта смерти в моих лекциях. Я решил
подождать и посмотреть. Если такие рассказы не просто случайность,
предположил я, то, возможно, я узнаю больше, если просто подниму в общей
форме вопрос о бессмертии на философских семинарах, проявив
сочувственное отношение к этой теме. К моему изумлению, я обнаружил, что
почти в каждой группе, состоящей примерно из тридцати человек, по
крайней мере один студент обычно подходил ко мне после занятий и
рассказывал собственный случай опыта близости к смерти, о котором он
слышал от близких людей или перенес сам.
С того момента, как я начал интересоваться этим вопросом, меня
поражало это огромное сходство ощущений, несмотря на то, что они были
получены от людей, весьма различных по своим религиозным взглядам,
социальному положению и образованию. К тому времени, как я поступил в
медицинскую школу, я собрал уже значительное число таких случаев. Я стал
упоминать о проводимом мной неофициальном исследовании в разговорах с
некоторыми из моих знакомых медиков. Как-то раз один из моих друзей
уговорил меня сделать доклад перед медицинской аудиторией. Затем
последовали другие предложения публичных выступлений. И снова я
обнаружил, что после каждого выступления кто-нибудь подходил ко мне,
чтобы рассказать об известном ему самому опыте такого рода.
По мере того, как о моих интересах становилось все более известно,
врачи стали сообщать мне о больных, которых они реанимировали и которые
рассказали мне о своих необычных ощущениях. После того, как появились
газетные статьи о моих исследованиях, многие люди стали присылать мне
письма с подробными рассказами о подобных случаях.
В настоящее время мне известно примерно 150 случаев, когда эти
явления имели место. Случаи, которые я изучил, могут быть разделены на
три четкие категории:
1. Опыт людей, которых врачи считали или объявили клинически
мертвыми и которые были реанимированы,
2. Опыт людей, которые в результате аварии либо опасного ранения
или болезни были очень близки к состоянию физической смерти,
3. Ощущения людей, которые находились при смерти и рассказывали о
них другим людям, находившимся рядом. Из большого количества
фактического материала представленного этими 150 случаями, естественно
был произведен отбор. С одной стороны, он был преднамеренным. Так,
например, хотя рассказы, относящиеся к третьей категории дополняют и
хорошо согласуются с рассказами двух первых категорий, я как правило не
- 7 -
рассматривал их по двум причинам. Во-первых, это могло снизить число
случаев до уровня, более пригодного для всестороннего анализа и,
во-вторых позволило бы мне по возможности придерживаться лишь сообщений
из первых уст. Таким образом, я опросил очень подробно 50 человек, опыт
которых я могу использовать. Из них случаи первого типа (те, в которых
имела место клиническая смерть) значительно более богаты событиями, чем
случаи второго типа (в которых произошло лишь приближение к смерти).
Действительно, во время моих публичных лекций на эту тему, случаи
"смерти" всегда вызвали значительно больший интерес. Некоторые
сообщения, появившиеся в печати, были написаны таким образом, что можно
было подумать, будто я имел дело лишь со случаями такого рода.
Однако, при подборе случаев, которые должны были быть представлены
в этой книге, я избегал искушения останавливаться только лишь на тех
случаях, в которых имела место "смерть", потому что, как будет видно
дальше, случаи второго типа не отличаются; а скорее образуют единое
