своего карманного холуя, нежели официально
зарегистрированного агента.
С оформлением выездных документов он Виктору
посодействовал, вскоре тот отбыл в Берлин "на консервацию",
где они и встретились в горячую для Трепетова пору
воссоединения Германий, и лицезрением своего куратора Виктор
был явно удручен, понимая, в какую попал передрягу, будучи
уже подданным не сателлита могучего СССР, а независимого
капиталистического государства, где к агентам иностранных
спецслужб относились весьма неприязненно.
Логически обоснованных опасений Виктора Трепетов, конечно же, не
опровергал. Наоборот: намекнул, что теперь, в новых
условиях, начинается самая серьезная работа и, наконец-то,
законсервированный агент будет востребован к действию.
Восторженной реакции на подобное заявление он, как ни старался,
обнаружить не смог.
Между тем, Виктор, - человек деловой и толковый, быстро
внедрился в верхушку хозяйственных кругов Западной группы
войск, заработав немалые деньги на поставках водки, сигарет
и продовольствия; открытая им компания по экспорту
перегоняла фуры с консервами и спиртом на обширнейший рынок
России еще с самого начала его формирования, и, судя по
сведениям, которыми Трепетов располагал, подопечный его
намеревался в ближайшем будущем вложить деньги в
приобретение отеля на Канарских островах, что наилучшим
образом свидетельствовало о - поистине географических
масштабах его доходов.
В Берлине же жил Виктор в прекрасном, недавно
отстроенным доме, заселенным преимущественно еврейскими и
псевдо-еврейскими эмигрантами из России, неподалеку от
Бранденбурских ворот. Возведен был дом прямо над бывшим
бункером фюрера, и поначалу предназначался он для
ответственных офицеров государственной безопасности ГДР,
однако новая власть распорядидилась комфортабельным
строением по-своему, изменив первоначально предполагавшийся
контингент его обитателей.
Допив пиво, Трепетов вышел из аэропорта, тут же узрев
дожидавшегося его Виктора, - кто поприветствовал его с
сердечностью, достойной проявления высшего актерского
мастерства.
- По делам? - поинтересовался Виктор нейтральным тоном.
- Да вроде того, - ответил Трепетов небрежно.
- Чем... могу? - Виктор раскрыл дверь спортивного
"Мерседеса".
- Планы следующие, - садясь в машину, сказал Трепетов.
- Ужин. Отель. Попутно - общение с вами, мой милый друг...
- Где перекусим? У китайцев? Вьетнацев? Японцев? -
Виктор питал слабость к экзотической кухне.
- Едем в нормальный европейский кабак, - категорически
завил Трепетов, не выносивший диковинок типа маринованных
червяков, тухлых яиц, нашинкованного зеленью удава или же
мозгов обезьяны, запеченных в майонезе с дольками ананасов.
Ужинали в дорогом рыбном ресторане в Западном Берлине.
- Садись, Витя, - сказал Трепетов, остуживая ладонь о
мерзлый графин. - Хлопнем водки!
Хлопнули.
- Я привез хорошие новости, - сообщил Трепетов, с
удовольствием проглатывая скользкую плоть устрицы.
- Неужели? - не удержался от саркастической усмешки
подопечный.
- Представь себе. Ухожу на пенсию.
- Вот как? - На сей раз в голосе Виктора сквозило
искреннее удивление.
- Да, дружок, всему на свете приходит конец, как
известно. - Трепетов замолчал.
- Ну, а...
- Что будет с тобой, да? - спросил Алексей участливо.
- Ну... хотелось бы знать...
- Я же сказал: я привез хорошие новости. Но - сначала
преамбула. Как ты понимаешь, если человек попадает к нам, то
уже навсегда...
- Очень хорошо понимаю.
- Во-от. Однако времена меняются. Кто мог предположить
еще несколько лет назад, Витя, что ты - в костюме за тысячу,
наверняка, долларов, будешь сидеть по той стороне стены,
которой, впрочем, уже не существует, и запросто питаться
устрицами и осьминогами, не считая сей факт за какое-то
выдающееся событие, а? - Не дождавшись ответа, продолжил: -
Итак, уходя на пенсию, я обязан передать всю агентуру
преемнику. И начальство мое сей факт тщательным образом
обязано проконтролировать.
- Кажется, я понял, - сказал Виктор. - Сколько?
Трепетов с легкой улыбкой посмотрел на него, выдерживая паузу.
Вспомнил: когда-то Виктор сломал себе передний верхний зуб,
но времени вставить новый долго не находил, а потому кривил
рот, губой прикрывая изъян. После зуб вставил, а рот так и
остался привычно-перекошенным. Как у опереточного
Мефистофеля.
Трепетов кашлянул. Затем произнес равнодушно:
- Двести тысяч.
- Марок?
- А? Нет, долларов.
- Безжалостный... приговор, - зло прищурился
собеседник.
- Сумма установлена не мной, - пожал Трепетов плечами.
- Но у меня нет таких денег.
- Разве? А мне сообщили, что отель на Канарах еще не
куплен. Источник ошибся?
- Х-ха... - Виктор отбросил вилку на скатерть. - А если
не заплачу?.. Встану на "ручник" и - баста!
- А тебя никто не принуждает, - сказал Трепетов. -
Платить. И никто не собирается выдавать немецким властям.
Или ты меня за вымогателя принимаешь? Разговор о другом. О
дне завтрашнем. Дело в том, что в конторе у нас сейчас
творится черт знает что, но проблема заключается не только в
возможности утечки информации, а в тебе самом... Ну, кто ты
есть? Чисто номинальная фигура. Нулевая. А такими во всякого
рода играх жертвуют. Думай. Хочешь ходить под косой - ходи.
Вполне вероятно, что все и обойдется. Но если уж переедет
тебя колесо истории, ко мне прошу претензий не предъявлять.
Я тебе, кроме добра, ничего не сделал. Ты осьминога-то ешь,
вкусный.
Собеседник угрюмо уткнулся в тарелку.
- У тебя есть еще один шанс, - сказал Трепетов,
закуривая. - Явка с повинной. Но тут варианты какие?
Информационной ценности ты не представляешь; сдавая меня,
подписываешь себе приговор... То есть, на защиту спецслужб
можешь не рассчитывать, им нужны другие люди. С тобой
обойдутся мягко, но - в соответствии с законом. А тут у тебя
есть уязвимое место: будучи агентом иностранной разведки и,
одновременно, гражданином уже ФРГ...
- Ну, ясно, ясно, - раздраженно перебил Виктор.
- Обещаю, - сказал Трепетов. - Клянусь матерью,
собственным здоровьем, жизнью ребенка и внука, что лично я
не предприниму ни малейшей попытки сделать тебе что-либо во
зло. Веришь?
Собеседник мрачно кивнул.
- Я просто вношу коммерческое предложение.
Продиктованное чужой инициативой. Но даю и собственные
гарантии по превращению твоего дела в серый пепел.
- Но - двести тысяч!
- Повторяю: никто ни на чем не настаивает. - Трепетов
задумчиво вертел миниатюрный вазончик с питательным
раствором, откуда выглядывала орхидея, будто вылепленная из
воска с растопленными в нем багровыми крапинами акварели.
- Деньги надо отдать наличными?
- Нет. Перевод со счета на счет.
- Я подумаю, - вздохнул Виктор. - Но мне потребуется
минимум неделя, чтобы собрать бабки. Все - в деле.
...Беспокойно ворочаясь на широкой постели
пятизвездного отеля на Францозишештрассе, Трепетов думал,
что Витя, всегда отличавшийся трусливостью, а также и
осмотрительностью, присущей многим представителям еврейского
народа, одним из которых являлся, сдаваться в полицию не
побежит и деньги заплатит. Со стонами, охами, скрежетом
зубовным, но - заплатит.
"Понт", похоже, прошел.
Трепетов встал с постели,подошел к мини-бару, достал из его
прохладной глубины сувенирную бутылочку виски и, чокнувшись
со своим отражением в зеркале, осушил ее единым глотком.
Невольно вспомнилась московская квартира, жена, лица
сослуживцев...
Но - вот удивительно!- сейчас все это представилось ему
таким далеким, словно относилось то ли к полузабытому сну,
то ли к канувшей в небытие эпохе, воспоминания о которой
были как бесполезны, так и тягомотно-скучны...
...Россия - страна, которая разрушила свою собственную
национальную экономику для того, чтобы дать возможность
международному капиталу захватить полный контроль. Вообще у
славянства чувствуется недостаток сил, необходимых для
формирования государства.
Любые правительственные формации в России всегда были
пересыщены иностранными элементами. Со времен Петра Великого
там неизменно присутствовало очень много немцев (балтов),
которые формировали остов и мозг русского государства.
В ходе столетий бесчисленные тысячи немцев
русифицировались, но, по сути дела, эти искусственные
русские оставались немцами, как по крови, так и по
способностям. Россия обязана этому высшему тевтонскому слою
не только в области политики, но и за то немногое, чем она
может гордиться в культурном плане.
...Немецкая и славянская души имеют очень мало общего,
если вообще можно обнаружить какое-нибудь минимальное
сходство. Наша склонность к порядку не найдет у них любви и
понимания, а, скорее всего, вызовет явное отвращение.
Поэтому славянскую Россию всегда больше тянуло к Франции.
Женственность французской жизни ближе русским, чем наша
суровая борьба за существование. Следовательно, далеко не
случайно, что панславянская Россия с энтузиазмом относится к
политическим связям с Францией, а русская интеллигенция
славянской крови находит в Париже Мекку для собственного
понимания цивилизации...
АДОЛЬФ ГИТЛЕР
РИЧАРД ВАЛЛЕНБЕРГ
На второй день своего пребывания в Москве Ричард сменил
жилье, волей начальства переместившись на новую квартиру,
располагавшуюся в районе новостроек, - скромненькую, с
низкими потолками, - ячейку в бетонном улье, высившимся
среди себе подобных на унылом окраинном пустыре.
Подъезд дома привел его в ужас. Жестянки подожженных почтовых
ящиков, грязные мокрые полы, стены, замалеванные масляной
краской удручающих тонов, разбитые стекла входной двери,
пропахшие мочой лифты с опаленными кнопками, изуродованные
светильники без ламп, стенные росписи на английском, почему-
то, языке... Южный Бронкс!
Квартира отделялась от напряженного внешнего мира прочной
стальной дверью, что было не только разумной, но и
необходимой мерой, обеспечивающей относительно спокойный
сон.
Содержимое же квартиры интереса для злоумышленников не
представляло; кроме невзрачной мебелишки на фоне блеклых
обоев и старого холодильника на кухне, где еще находился
пляжный пластиковый стол и два табурета, здесь ничего не
было.
Благодаря Олегу, Ричарду был предоставлен во временное
пользование телевизор, и каждый вечер он с интересом смотрел
программы местных новостей и - без тени какой-либо
заинтересованности, - американские боевики,
транслировавшиеся в таком изобилии, что порою вызывало даже
недоумение. Агрессия Голливуда противостояния в этой стране,
судя по всему, не находила. Да и вообще принцип
непротивления злу насилием реализовывался в нынешней России
едва ли не повсеместно, а зло же, не встречая отпора, как
быстродействующий яд заполняло все капилляры пост-советского
общества.
Словно влекомая кармическим грузом, страна неуклонно
погружалась в бездонную трясину, возврата из которой не
виделось.
Ему, непредвзятому наблюдателю, рассматривавшему
события как бы извне, население этого псевдо-государства
тоже представлялось сборищем наблюдателей, как бы
находившихся в летящем к бездне поезде и комментировавших с
легким укором пьянство машинистов, лень проводников,
