международные симпозиумы, а "Протей" даже отключиться грозит, коли
норму не прибавят. Правда, и мощность его возросла, в смысле
мыслительных способностей, невероятные, хитрые ходы он выдумывал, так
что прибавка от сэкономленной энергии с лихвой перекрывала расходы.
Потом Сенат поуспокоился, и все пошло своим чередом. Но я-то,
разумеется, успокоиться не мог: ни в трудах Карамышева, ни у
Чжэнь-Синь-И, ни у любого другого кита такая ситуация с лунорадунием
не предусмотрена. И я не раз пытал, конечно, "Протея", но тот
загадочно отмалчивался. А недели за полторы до "затемнения", на
очередном дежурстве, я спросил про то же самое, и опять не дождался
ответа, но неожиданно осознал такую картинку в собственном
воображении: наша Солнечная система, Юпитер, а на его орбите странной
формы корабль: верхняя половина - как человеческий мозг, только не
разделенный на полушария, нижняя - этакий гофрированный обод,
синевато-черный, с серебристым оттенком. Вся конструкция смахивает на
воздушный шар, но в диаметре - мне показалось - чуть ли не километр.
Помню еще, что верхняя половина слабо подсвечена изнутри, а больше
никаких признаков жизни. Понимаю, не зря мне мой подопечный картинку
такую подсовывает; я возьми да и спроси:
- "Протей", это что за корабль?
- Прибило к нам из созвездия Геркулеса космическими течениями, -
отвечает, он любит выражаться кратко и образно, как когда-то Див, будь
я проклят, доносчик, иуда.
- Из Геркулеса? - изумился я. - Сколько ж годочков световых их
сюда несло?
- Для них фактор времени не имеет никакого значения, - заявляет
"Протей". - Потерпели катастрофу, предположим, миллион лет назад, это
по земному времени. И полетят дальше, как только оживет "мозг" их
корабля.
- Но как он оживет? - спрашиваю.
- Как только сможет напитаться не менее чем ста пятьюдесятью
килограммами чистого лунорадуния. Он, как я, -
плазменно-биологический.
Вот оно что, думаю, хотя до конца в реальность ситуации еще не
верю.
- Почему они не связались с нами, землянами? - спрашиваю.
- Во-первых, они сотворены тоже на плазменно-биологической основе,
- отвечает "Протей". - Во-вторых, для землян они всего лишь жалкие
роботы, и попроси они даже о помощи, их упекут, в конце концов, в
Планетарный музей, такую находку с земли не выпустят. В-третьих,
просить помощи некому, корабль пока что мертв, я сам нашел его по
сигналу "SOS", понятному только мне.
Я поразмыслил и спросил:
- И ты хочешь им помочь, этому чужому кораблю, "Протей"?
- Помочь кораблю сможешь прежде всего ты, - отвечал он.
- Каким образом? - спрашиваю.
- Если не будешь препятствовать мне в передаче на борт корабля
потребной массы лунорадуния.
Я подумал: значит, "Протей" почти три года разыгрывал комедию с
обжорством, дабы накопить лунорадуния для пришельцев. Но ничего
говорить на эту тему не стал, решив взвесить ситуацию.
- Времени у тебя с лихвой, - сказал он, как бы отвечая моим
мыслям, - ты можешь согласиться и через неделю, и через год, и через
столетие.
- В чем должно выражаться мое согласие? - интересуюсь.
- В молчании. Это на первом этапе, - отвечал он, - а о втором ты
будешь уведомлен.
- Но если, - говорю, - мое молчание пойдет не на благо
человечеству, а во вред?
- Человечеством как таковым корабль не интересуется, - отвечает
довольно обидно для меня, представителя человечества "Протей". - У
него другой объект для контакта, в другой звездной системе. Когда он
туда долетит, наше Солнце уже погаснет.
Я вышел из операторской ни жив, ни мертв. Вы, космонавигатор,
легко поймете мое тогдашнее состояние: типичная проблема выбора в
кризисной ситуации. Согласись - и стану предателем человечества, начал
с предательства Учителя, кончу иудством всепланетным. Откажись - это
все равно, что пронестись в элекаре, горланя песни с разудалой
компанией, мимо горящего, лежащего под откосом вверх колесами
винтохода - пронестись и не помочь. Правда, "Протей" намекал еще на
третий вариант - оттяжку срока принятия решения, но это меня вообще не
интересовало: жить, вернее, прозябать долгие десятилетия, не решаясь
совершить поступок, распутать не тобою завязанный узел, - это, сами
понимаете, не по-мужски. "Постой, постой, - спохватился я. - А как бы
решил задачу Див?" И пошел на могилу Учителя, он-завещал похоронить
себя там же, на берегу Катуни, недалеко от купола "Протея", купол же
высотою с десятиэтажный дом, если помните.
Стояла осень. Река шумела на перекатах. Кроны берез желтели. На
могиле лежал камень, сверху немного напоминающий купол "Протея", а
внизу выбито вязью: "Дмитрий Карамышев". Стая журавлей, только еще
набиравших высоту, вдруг у меня на глазах начала распадаться, будто
передние птицы наткнулись на невидимый барьер и, роняя перья,
кувыркаясь, заскользили по дуге к земле.
Правда, вскоре они выправились, воспарили вверх, к собратьям, стая
поднялась еще выше, так что тревожные клики птиц стали отдаляться, а
вскоре журавли скрылись за березовой рощей.
Не первый раз вставал на птичьих и звериных путях силовой купол
над куполом "Протея". На создание защитной этой полусферы тратилась
энергия, потребная, к примеру, для целой Франции. И так мне стало,
знаете, тошно, так обидно. И за журавлей этих несчастных. И за роль
свою презренную в судьбе великого Дива. И за необходимость совершить
еще одно предательство, независимо от того, какое приму решение.
Махнул я рукой и решил: а, будь что будет. Во всяком случае, делиться
своим секретом с кем-либо было нелепо, хотя бы потому, что могли
заподозрить в прогрессирующем идиотизме, извините за резкое выражение,
Инспектор.
- Старший Инспектор, - поправил я Емельяна и опять посмотрел на
часы: время уже поджимало.
- Я заканчиваю, - сказал он. - Как же мы все-таки с вами похожи:
точь-в-точь близнецы, даже шрам у вас тоже на левой скуле, а мне
показалось поначалу, на правой... Ладно. Прошла неделя. Как раз было
мое ночное дежурство. Пультовая внизу, под землей, сидишь перед
картой, я вам ее описал; тихо, даже не слышно отголосков грозы
наверху, а гроза в ту ночь страшенная разразилась, таких молний даже
старожилы не помнили... Причины монотонии, наверное, знаете: когда все
выполняет автоматика, у оператора из-за недостаточной информационной и
эмоциональной загрузки достаточно быстро нарастает сонливость. Можно
отключиться на 40-60 секунд - и не заметить. Или среагировать сквозь
сон на ложную тревогу. Знаете, кто больше других подвержен монотонии?
Люди с сильным типом нервной системы, причем зависимость здесь прямая.
И до сих пор не могу понять, как это я умудрился заснуть почти на
четыре минуты, прав, тысячу раз прав был Учитель. И надо ж было
случиться, что главное-то произошло во сне. Не понимаете? Поясню.
Снилось мне такое: ночь, гроза страшенная, стою я у могилы Дива,
пытаюсь спрятаться от ливня под березой, какой-то плащ драный на
голову натягиваю, А молнии небо полосуют - ужас. Особенно в барьер
силовой наяривают. Тут, как по наитию, поднимаю глаза - и проплывает
надо мною, метрах в тридцати, притом беззвучно, воздушный шар
внушительных размеров, черный весь такой, только оболочка чуть
подсвечена изнутри. Проплывает, натыкается вроде бы на барьер,
останавливается. Но заметьте: рядом с шаром этим молнии в полусферу
невидимую над "Протеем" лупят, а в оболочку, слегка подсвеченную, -
ни-ни, сторонкой обходят. И вот в какой-то момент шар начинает
движение уже к куполу "Протея" - пронзил барьер, как нож в масло
вошел. И молнии колготиться на полусфере вроде бы перестали. Кто ж
это, думаю, мог барьер снять, без разрешения Сената? Все ближе шар к
куполу, все ближе. И представляете, вырывается из купола тонкая струя
плазмы, как дуга вольтова, вырывается, вонзается в гондолу шара,
точнее, бьет в дно гондолы, даже не гондолы, обод такой,
гофрированный. Да это ж копия корабля пришельцев, сообразил я, только
сильно уменьшенная! Между тем дуга погасла, зато оболочка шара
засветила ярче, заиграла красками радуги, мне показалось, что
протуберанцы разноцветные встают и пропадают внутри, а по самой
поверхности огоньки синие замельтешили, в виде крохотных смертей. И
быстрехонько этак загадочный аппаратик давай от купола "Протея"
отдаляться, причем вверх, в небо. Едва скрылся в тучах - опять молнии
в барьер забарабанили...
Очнулся я, глянул на карту - мигом учуял неладное. Да только, как
говорится, после драки кулаками не машут. Пришлось проглотить пилюлю
под названием "Большое затемнение". Теперь вам ясна картина? "Протей"
измыслил планетарный спектакль единственно ради того, чтобы автоматы,
заделывая энергетическую брешь, на две-три минуты сняли силовой
барьер. Это предусмотрено при чрезвычайных обстоятельствах. Их-то,
чрезвычайные он и создал... И раньше ломал я себе голову: ну как он
сможет лунорадуний незаконно, так сказать, передать, а оказалось,
проще простого - в виде плазмы.
Дальнейшее вы знаете: допросы в Сенате, голосование, ущербные
луны, заточение на леднике Туюк-Су. А беднягу "Протея" лишили работы,
он теперь как в анабиозе. Летят инопланетяне плазменно-биологические,
меня, засоню, похваливают, "Протею" честь воздают. Одно утешение:
странствовать им не один годочек, долго матушку-Землю помнить будут...
Емельян встал, и я поднялся вслед за ним.
- Небось, расхотелось дельце мое пересматривать, угадал? - уныло
спросил он. - Пора, понимаю, прощаться, вы все чаще на часики
посматриваете.
Я спросил:
- Для вас что-либо осталось неясно в истории с "Протеем"?
- Только одно. Что он имел в виду под вторым этапом помощи тому
кораблю у Юпитера? И кто меня уведомит? Хотя в нынешнем моем жалком
положении уведомить могут лишь лучи солнышка. Или этот вот расцветший
жасмин. А еще лучше, пусть лавина сорвется с любого склона этих
вершин, да вот хотя бы с пика Абая. Читали Абая, ну хотя бы "Слова
назидания"? Некоторые мысли под стать Монтеню, Флоренскому, Ге Яну.
Послушайте... Вот как Абай мыслил: "Я не встречал еще человека,
который, подлостью разбогатев, нашел бы потом достойное применение
своему состоянию. Непрочен достаток, нажитый бесчестьем, он оставляет
за собой лишь муки, горечь и злобу". Или так: "Почему люди всегда
жаждут мира, если он очень скоро утомляет их?" И наконец, хотя можно
цитировать до бесконечности: "Почему живые, вдохновенные люди неимущи
даже тогда, когда правят народом?" Это Абай назвал время неутихающим
ветром. Я даже стихи сегодня сочинил:
В синеве, у преддверья бессмертия,
Сторожат одиночество гор
Время - неутихающий ветер,
Неусыпный отшельник - простор.
Понравилось? Здесь поневоле станешь поэтом. Эх, не выходит из
головы второй этап.
- Надо подумать, пофантазировать, - осторожно начал я. - Ну, хотя
бы так. Начну с двух ваших снов, или видений, если угодно. Давайте
задумаемся: зачем "Протей" вам эти видения внушил? Из первого вы
убедились, что потерпевший аварию корабль - на орбите Юпитера. Из
второго - лунорадуний передан по назначению. Однако ни того, ни
другого вы могли бы и не знать. "Протей" обошелся без вас. Почти без
вас, в том смысле, что вы не забили тревогу, не выдали намерений
"Протея", чем косвенно ему помогли.
- Достаточно логично, - сказал Емельян. - Вернулись к Юпитеру,
заправили двигатель - и вперед, вперед, привет вам братики по разуму.
