каньона, казалась рекой шире чем Амазонка во много раз. Когда-то и в самом
деле колоссальный поток воды и пара пробил этот каньон. Космический прибой
наверное долетал до орбиты Фобоса...
Уайт поднял инфравизор и опустил коллиматорный целеуказатель, столь
любимый снайперами недавних войн. Такое впечатление, что глубоко внизу
искрится лед! Выступ в стене каньона вроде бы целиком состоит изо льда.
Дисплей "расширенной реальности" снабдил своими подписями картину -
расстояние по вертикали около мили, азимут триста. И самое главное - у этого
участка действительно высокое альбедо.
С остальным предстояло разбираться.
- Леди и джентльмены, за работу.
Коммуникационный чип капитанского шлема передал остальным пассажирам
марсровера координаты исследуемой зоны.
Шлюз открылся, плавно опустился трап и на грунт первым вступил Джек Тао
Бяо с чемоданчиком-контейнером, в котором находилась небольшая химическая
лаборатория. Задача Джека - подобраться к зоне возможного выхода льда как
можно ближе. Второй марсровер покинула Вивьен Нгуен, зеленоглазая красотка с
отменными формами тела и еще более замечательными умственными способностями.
В ее контейнере лежал лазерный спектрограф. Третьим выбрался на марсианское
"солнышко" Джейсон Цинь, он нес контейнер самого большого объема.
Сейсмометры, метеодатчики. Пусковая установка для ракет-зондов с
интеллектуальными системами наведения. Похожие недавно применялись для
уничтожения бункеров противника в восточно-сахарской операции, которую
солдаты называли "Буря в стакане тяжелой воды". Там, кстати, Цинь служил
тоже под началом Уайта.
За всеми тремя астронавтами-исследователями должен наблюдать их капитан
Джон Уайт, который сейчас смотрел на их четкие следы, оставленные в
сульфатной "корке" грунта. А также хьюстонский ЦУП - через космическую сеть.
Коммуникационные чипы всех трех исследователей уже начали
безостановочно передавать как данные по жизнедеятельности организма, так и
визуальную информацию с микрокамер, имплантированных в сетчатку их глаз.
3.
Борис Иванович, лежащий в кровати императорской виллы под Петербургом,
видел сейчас глазами погибшего астронавта Тао Бяо, хотя, конечно, и не в
режиме реального времени.
Жизнь каждого астронавта стоила безумно дорого и складывалась из суммы
его доставки на Марс и стоимости подготовки к полету. В то же время
космическое командование незамедлительно пожертвовало бы любым астронавтом,
если бы стоимость полученной информации превысила стоимость его жизни.
Информация о поверхностной воде в средних и экваториальных широтах четвертой
планеты была бесценной, потому что могла привлечь сотни миллиардов долларов
в марсианские проекты... так что шансов выйти обратно к марсроверу у Тао Бяо
было примерно восемьдесят на двадцать. А после того, как углекислотные
вихри, поднимающиеся со дна каньона, помешали Вивьен провести спектральный
анализ, то семьдесят на тридцать.
Тао Бяо спускался вниз по отвесному склону каньона, используя
сверхпрочные мономолекулярные тросы и "въедливые, что твоя теща"
металлорганические крепления.
Поднявшийся из глубины мощный углекислотный вихрь с полминуты пытался
содрать Джека с почти вертикальной стены каньона, но потом рассеялся,
оставив лишь капли жидкой углекислоты на его скафандре.
Астронавт Тао Бяо с помощью психотехники быстро вернул пульс и дыхание
в нормальное русло, потом запросил разрешения у капитана на продолжение
спуска.
Оказавшись еще на двести метров ниже, он наконец увидел тот скальный
выступ, который "приглянулся" сверху капитану Уайту. Рассветные лучи солнца,
пропутешествовав по каньону, сейчас упали на эту площадку размером где-то
пятьдесят на пятьдесят метров. И стало ясно без всяких анализов - капитан
ошибался. Просто рыхлая порода с пузырьками газогидрата. До настоящей воды
тут очень далеко. Можно возвращаться.
"Вода привиделась капитану, как будто он иссушенный пустыней путник, -
подумал Тао Бяо, о чем, конечно, не узнал Борис Иванович, потому что мысли
астронавтов не передавались по каналам космической связи, дабы не утяжелять
трафик. - Но путник в пустыне - это всего лишь шестьдесят-семьдесят
килограммов уже подванивающего мяса и вымоченного в верблюжьей моче тряпья.
А Джон Уайт отвечает за успех экспедиции стоимостью в пятьдесят миллиардов
баксов, которая дает Земле последний шанс на спасение".
Тем не менее, какой-то странный голубоватый отсвет у этого выступа
имелся.
До него оставалось еще около ста метров. Спуститься как будто не
проблема. Только вот гулять по площадке, начиненной газогидратом,
удовольствие из последних.
С полминуты Тао Бяо принимал решение, для которого он решил не
спрашивать одобрения у капитана Уайта - ведь на этом решении висел ценник:
"стоимость: одна человеческая жизнь". И не исключено, что заплатить все-таки
придется.
Сегодня Джон думает только об успехе экспедиции, и он скорее всего
одобрит чужое самопожертвование, но завтра он неожиданно поймет, что послал
человека на смерть. Никакие успехи промышленности и рост народного
благосостояния не могут отменить мыслей о грехе, которые приходят к каждому
из нас в преддверии неотвратимой катастрофы - пусть это даже самая тихой и
мирная смерть на веранде собственного дома.
Даже на веранде, увитой виноградом, каждый человек попадает в компанию
неприятных товарищей, которых зовут Одиночество, Зависть, Забвение, Маразм,
Угасание и Сомнения. Сомнения водят вокруг тебя свои акульи хороводы,
превращая в кошмар последние твои деньки, ежесекундно напоминая тебе о
Грехе. И этого не желал Джек Тао Бяо своему капитану.
Тао Бяо съезжал вниз по тросу, думая о том, что жизнь как вода, которая
переливается из сосуда в сосуд. Так говорил его дед, вслед за классиками от
Будды Шакьямуни до последнего Далай-Ламы, гастролирующего по
отелям-крепостям сети Хилтон. И он был прав, этот старый азиат, который умер
сидя. Но, чтобы достичь столь концентрированной безмятежности, надо быть
безликим китайским кули. Жизнь миллионов кули и в самом деле подобна воде,
переливающейся из сосуда в сосуд. Проблеск, преломление света - все
мгновенно, мимолетно, зато вечно течение и смешение струй...
И вот уже хрустнул под ногами сомнительный грунт. И хотя, как капитан
Уайт, так и с некоторым запаздыванием далекий Хьюстон, следили за Джеком,
даже сейчас от них не поступило ни одного предупреждения.
Тао Бяо своими емкими дрессированными глазами сразу "просканировал"
картину местности.
"Расширенная реальность" снабдила его уточняющими сведениями.
До вершины каньона больше мили, его борт акварельными тонами вливается
в лиловое небо и край почти незаметен в оптическом диапазоне. До
противоположной стены каньона около пятидесяти миль. Путешествующие в
Морских Долинах лучи и углекислотная дымка создают свой мир, где спутаны
направления, искажены расстояния и трудно определимы позиции в пространстве.
Выступ соединялся с бортом каньона тонким почти ажурным "мостом", за
которым виднелась расщелина. Если точнее, крупный оползень, связанный с
разрушением мерзлых пород и вскрытием горизонтов подмерзлотных вод. Все это
подсказала услужливо-ускоренная память, об этом ему могла сообщить и
космическая сеть. По обеим сторонам расщелины сиял лед, он-то и бросал
отблеск на выступ, который "прозеркалил" капитану.
Уайт и Хьюстон молчали, хоть коммуникатор и сетевой вход
функционировали. Система мониторинга сообщала о микросейсмах в районе
Морских Долин. Ничего тревожного, можно спокойно жертвовать своей жизнью
дальше...
На хрустящем "мосту" Джеку на момент стало жутко: если падать вниз, то
это почти три мили. Хватило бы и пятидесяти футов, но от этих трех миль
приходило сознание собственной ничтожности. Куда ты влез, малыш? Ты мог еще
хотя бы пару лет лопать горячие сосиски, тискать девочек и валяться на
пляже, пока не попал бы под какой-нибудь очередной призыв. Но и на любой
войнушке у тебя было бы в сто раз больше шансов выжить чем здесь, потому что
на Земле ты - свой.
Оползень, размером с приличный овраг, напоминал улицу. Благодаря льду
даже какой-нибудь торговый пассаж с обилием хрусталя и призматического
стекла - из тех, что уцелели в некоторых городках Среднего Запада, до
которых еще не добрались вандалы.
Время от времени Джеку начинало казаться, что лед обработан чьей-то
рукой - на манер ледовых "дворцов", которых устраивали русские времен первой
империи или японцы эпохи Хирохито. Вот здесь эркер, там башенка, здесь
крыльцо, там наличник. Да нет, ерунда конечно...
Джека Тао Бяо словно током дернуло. И хотя его скафандр пока что
поддерживал оптимальную среду, астронавт не мог унять дрожь в течение
минуты, как при шоке. Даже понадобилась легкая адреналиновая автоинъекция -
сработали микрокапсулы, имплантированные в его бицепсы.
У ледяной стены расщелины лежало три тела. Их бледно-голубые лица были
покрыты изморозью. На них была кое-какая одежда, что-то вроде грубых тканей,
которых изготавливали в северных регионах Земли лет сто назад.
Тао Бяо вытащил из контейнера меданализатор. Приставил к коже
оледеневшего объекта и нажал стартовую кнопку. Аудиодатчик уловил хруст,
когда игла пробивала покровы объекта. Частота пульса Тао Бяо увеличилась в
полтора раза, когда определилось, что далее плотность среды, которую
преодолевает игла, значительно уменьшается. Несколько секунд ожидания и
анализатор выбросил на подшлемный дисплей информацию.
Тао Бяо понял, что имеет дело с живым объектом, и по нему словно
пронесся вихрь - вроде тех, что взмывали со дна каньона.
Ему больше не было жалко собственной жизни, потому что стало кристально
ясно - классики были правы, от Будды Шакьямуни до последнего Далай-Ламы.
Жизнь - как вода, которая переливается из сосуда в сосуд. Человек - сосуд,
планета - сосуд. Весь мир - живой. Лиловое небо Марса смотрело на Джека
легкими хлопьями углекислотных облаков и сейчас уже не казалось холодным.
Оно пролилось на него ласковым световым дождем и он почувствовал
прикосновение планеты. Его дыхание вдруг стало дыханием Марса, планета была
как будто в сонной истоме, но она не была мертвой.
Тао Бяо посмотрел еще раз на три тела, которые подарили ему озарение и
двинулся дальше вдоль расщелины. Ее стены сплошь состояли изо льда, причем
льда земного происхождения - первый же поверхностный анализ показал, что в
нем отсутствуют минеральные примеси из солей железа и серы, которые присущи
льду марсианскому. Да и одного взгляда достаточно, чтобы заметить отличие от
марсианского льда: цвет голубоватый, а не оранжевый и не красноватый. А
внутри голубоватой толщи - это не было галлюцинацией, потому что участки
мозга, способные обмануть сознание, у Джека просто не функционировали - он
видел замороженные трупы лошадей с седлами, попонами и даже уздечками...
Джек обернулся. Те трое, которые только что лежали в глубоком анабиозе
около входа в расщелину, сейчас шли за ним. Каждый из них был на голову выше
его и намного шире в плечах. Их стального цвета глаза не моргали.
Тао Бяо поднял руку ладонью верх - миролюбивый жест понятный любому
человекоподобному существу. Трое подошли к нему и встали с трех сторон. А
потом Джек понял, что эти трое начали его убивать. И хотя он отлично владел
приемами рукопашного боя, сейчас он оказался беспомощен. Трое существ
захватили наружный воздухопровод, словно стальными клещами сжали его
ослабевшие словно от обиды руки, сдавили с боков. Уже трещали замки и
соединения его шлема.
