Чакра задул фонарь, отвязал плащ, надел его и, подойдя к самому краю площадки, сел, свесив ноги со скалы.
Глава С
НОЧНОЕ СБОРИЩЕ
Долина внизу, где находилось поместье Горный Приют, была окутана непроницаемым мраком. Но местоположение господского дома все же можно было определить по свету, струившемуся сквозь жалюзи. Чакра знал, что это огни в зале. Он недаром прожил сорок лет на плантации Лофтуса Вогана и отлично знал расположение комнат.
- Никак, в доме гости? Значит, весть о смерти судьи еще не успела до них дойти, - вслух рассуждал Чакра. - Никому и в голову не приходит, что главный хозяин дома лежит сейчас мертвый. Веселятся? Ничего, ничего! Может, и Чакра отведает этих кушаний и унесет с собой эти блюда, ложки и вилки... Да нет! Не то мне требуется. Серебро да золото - на что они мне? Мне нужна Лили Квашеба. Сколько лет прождал я ее! Пусть Адам забирает себе весь хлам. Нет! - Поразмыслив, он пришел к выводу, что подобная щедрость с его стороны излишняя. - Нет, пожалуй, мне и самому понадобятся серебряные блюда, ложки и вилки. У меня будет молодая жена - придется обзавестись хозяйством. И деньги мне нужны. Но где мы с ней поселимся? В моем ущелье? Опасно - слишком близко. За ней небось бросятся в погоню, начнут всюду рыскать - доберутся и туда. Но это в том случае, если догадаются, что ее утащили. А я уж постараюсь сделать так, чтобы никто об этом не догадался...
Вдруг Чакра вскочил, услышав негромкий звук. Звук повторился. Вот он раздался и в третий раз. Чакра быстро перебежал на другой конец площадки.
Для ушей, привыкших к голосам ямайских лесов, звук этот не показался бы странным. Это был голос птицы-отшельника. Необычайным было лишь то, что он раздался среди ночи. В ночное время никогда не услышишь нежного, похожего на звук флейты, голоса этой птицы. Но Чакра не удивился: он ждал его. Он знал, что это Адам подает ему сигнал.
Приложив к губам тростинку, Чакра ответил криком выпи.
В ущелье послышались приглушенные голоса. Затем что-то заскрежетало по камням, все громче и громче... Затрещали сучья. Через минуту из темноты появилась человеческая фигура. Человек осторожно ступил на площадку. За ним появился второй, третий, четвертый, и вот на вершине утеса их стояло уже шестеро.
- Адам, это ты? - окликнул Чакра того, кто первый появился на утесе.
- Я. Ты, Чакра?
- Он самый.
- Ну, приятель, как видишь, явились сразу, едва заметили твой сигнал.
- Да, я вас раньше чем через час и не ждал.
- Выкладывай, зачем нас звал? Нам хорошее дельце будет очень кстати - уже давно животы подвело. Целый месяц слоняемся зря. Мы не прочь поживиться хотя бы чем-нибудь съестным.
- Съестным? - презрительно хрюкнул колдун. - Нет, тут кое-что получше. Такая будет пожива, что вам и не мерещилось! Все богачами станете!
- Ловко! - воскликнул Адам под одобрительный шепот остальных. - Уж не то ли это дельце, о котором мы с тобой толковали в последний раз?.. Что, угадал я, старый горбун?
- Угадал. То самое.
- Ну, говори. У нас с собой все, что надо. Видишь? Говоривший - очевидно, главарь всей шайки - указал на своих достойных товарищей. Но Чакра, несмотря на темноту, и сам успел разглядеть, что все они вооружены, хотя и весьма разнообразно. Один держал ржавый мушкет, другой - не менее заржавевшее охотничье ружье. У некоторых имелись пистолеты, и почти у каждого был мачете. Ясно, что дело, к которому они готовились и для которого их вызвал Чакра, не носило мирного характера.
Если бы вдруг осветить это странное сборище на вершине утеса, то обнаружились бы физиономии не менее отталкивающие и жестокие, чем физиономия самого Чакры. Ведь это была шайка Адама, известного по всему острову безжалостного разбойника и грабителя.
Чакра не выразил никакого удивления по поводу того, что все явившиеся вооружены: на это он и рассчитывал. Чтобы еще усилить их рвение, он обратился к сильному, безотказно действующему средству: к бутылке с ромом.
- Вот что, приятели, - сказал он благодушным тоном. - Вы тащились сюда впотьмах, дорога была длинная и нелегкая. Надо вам малость согреться. Как вы насчет того, чтобы промочить глотку, а?
Предложение было встречено всеми присутствующими полным одобрением. Трезвенников в этой почтенной компании не имелось. Чакра не захватил тыквенной кружки, но это никого не смутило. Все они по очереди прикладывались к бутылке, пока она не опустела.
- Ну, старый горбун, - сказал Адам, отводя Чакру в сторону (видно было, что это давнишние приятели), - наступил тот самый удобный случай, о котором ты говорил?.. Хозяин в отлучке?
- В отлучке? Ха-ха-ха! Он теперь навек в отлучке.
- Что это ты мне загадки загадываешь? Как это - навек в отлучке?
- Да так... перебрался в другие края.
- Как! Неужто судья...
- Ладно, это пока оставим. Сейчас думай лучше не о судье, а о его серебре. Попусту болтать некогда. Пока мы доберемся до дома и наденем маски, все уже начнут ложиться спать. Надо бы дать им уснуть, но тогда луна взойдет, а нам надо все кончить до нее.
- И то правда. Мы готовы.
- Тогда идем! Об остальном договоримся по дороге. Пошли!
И Чакра, а за ним и вся шайка стали спускаться с утеса.
Глава СI
ТРАУРНОЕ ШЕСТВИЕ
В тот же вечер, еще до того как село солнце, по дороге, ведущей к Горному Приюту, двигалось странное шествие. Люди шли медленно, лица их были серьезны и сосредоточенны. Четверо несли грубо сколоченные носилки, на которых лежал человек. Хотя он и был накрыт с головой камлотовым плащом, не приходилось сомневаться в том, что это покойник.
Похоронная процессия состояла из десяти человек. Двое ехали верхом, немного впереди остальных. За всадниками следовало четверо, несших носилки; остальные четверо замыкали шествие. Они шли попарно. У первой пары руки были связаны за спиной, а двое других, очевидно, составляли стражу.
Кто же были все эти люди?
Верхом ехали Герберт Воган и марон Кубина. Их лошади были те самые, которые днем везли Лофтуса Вогана и его слугу. В пленниках со связанными руками нетрудно было узнать касадоров Мануэля и Андреса, а охраняли их Квэко и Плутон. Носилки несли четверо рабов с плантации Мирная Равнина. Едва ли стоит пояснять, чей окоченевший труп лежал на носилках. Да, это были останки гордого плантатора Лофтуса Вогана.
Среди всех участников погребальной процессии не было ни одного, кто искренне горевал бы о покойном. Но лица всех участников процессии, кроме касадоров, были строги, как приличествовало обстоятельствам.
Со смертью дяди обида на него совершенно исчезла из сердца Герберта. Может быть, он острее чувствовал бы потерю, если бы не только что услышанная новость, которая наполнила его радостью. Ему лишь с трудом удалось удержаться от счастливой улыбки, которая, была бы, конечно, совершенно неуместна.
Да, несмотря на присутствие смерти, душа Герберта ликовала. Нетрудно догадаться, что виновником его радости был Кубина. За сутки, которые Герберт и Кубина провели вместе, марон рассказал молодому англичанину много такого, о чем он раньше и не подозревал. Читатель знает, что так обрадовало Герберта, стоит только вспомнить последний разговор Кубины и Йолы под сейбой.
Каждое слово этого разговора Кубине пришлось повторять снова и снова, пока Герберт не выучил все наизусть. Марон открыл ему еще и многое другое. Он обрисовал ему подлинный характер Джекоба Джесюрона. Герберт и сам последнее время относился к своему патрону настороженно и недоверчиво, но теперь старый работорговец предстал пред ним во всей своей невообразимой гнусности. История принца Сингуеса, дотоле неизвестная Герберту, и все те события, которые развернулись перед ним в течение последних суток, окончательно убедили его, что Джесюрон - настоящий преступник. Хотя было ясно, что не касадоры убили судью, но не оставалось также сомнений, что они собирались его убить и только опоздали. Но и Кубина и Герберт были совершенно уверены, что в смерти судьи все-таки повинен Джесюрон. Нечего и говорить, что Герберт, еще не дослушав всех рассказов марона, твердо решил порвать всякие отношения со своим бывшим хозяином.
Более того, он поклялся, что страшное преступление работорговца не останется безнаказанным. Он потребует тщательного расследования всех обстоятельств безвременной кончины Лофтуса Вогана. Покойного решено было немедленно перенести в Горный Приют, чтобы власти могли тотчас начать расследование.
Как не похоже было теперешнее душевное состояние Герберта на то, с каким он впервые подъезжал к дому своего еще не знакомого родственника! Сейчас он был весь во власти столь противоречивых чувств, что их невозможно описать.
Глава СII
ПОХИЩЕНИЕ
Глядя на освещенные окна зала, Чакра решил, что в Горном Приюте гости. Но он ошибся. С тех пор как там появился достойный мистер Смизи, в зале каждый вечер зажигали и люстру и все канделябры. Так распорядился сам хозяин дома, и приказ этот строго выполнялся и в его отсутствие.
Яркий свет играл на тщательно натертом полу, на полированных буфетах и столах, искрился в хрустале и серебре. Все выглядело богато и парадно. Однако посторонних в доме не было, если, конечно, не считать мистера Смизи. Но разве можно считать посторонним человека, на попечение которого хозяин оставил весь дом!
В великолепном зале находилось только двое: Смизи и сама юная хозяйка дома. Оба еще ничего не знали о страшном событии, не только сделавшем Кэт Воган круглой сиротой, но и лишившем ее всех прав на отцовское имущество. Смизи был во фрачной паре, шелковых чулках и туфлях с серебряными пряжками. К концу дня он всегда облачался в вечерний туалет, неукоснительно следуя этому светскому обычаю, даже если в доме не было никого, кроме чернокожих слуг. Он соблюдал требования светского этикета столь же ревностно, как монах - церковные обряды. Смизи был в отличном расположении духа - острил и смеялся. Как ни странно, но Кэт в этот вечер была веселее обычного, чем, возможно, и объяснялось оживление Смизи.
Он не знал, почему уныние и печаль вдруг покинули Кэт Воган. Он был склонен объяснять эту перемену предвкушением радостного события, которое, несомненно, произойдет в ближайшие же дни. Через неделю, самое позднее - две, мистер Воган вернется, и тогда не будет больше никаких причин откладывать соединение замка Монтегю и Горного Приюта. Смизи даже начал высказывать свои соображения о подвенечном платье и о медовом месяце, который собирался провести в Лондоне. И сейчас, когда Кэт по его просьбе села за арфу, Смизи пустился в рассуждения о столь милой его сердцу опере.
Обычно разговоры на подобные темы неизбежно приводили к тому, что Кэт становилась еще печальнее. Но теперь, как ни странно, этого не случилось. Пальчики Кэт скользили по струнам, извлекая из них совсем не грустные мелодии. Дело в том, что юная красавица пропускала мимо ушей красноречивые разглагольствования Смизи. Мысли ее витали далеко, в сердце таились иные мечты...
Бедняжка не подозревала, что в это самое время в каких-нибудь пяти милях от дома несут на носилках безжизненное тело ее отца. Не чуяло ее сердце и того, что с другой стороны к дому все ближе и ближе подкрадываются безжалостные злодеи...
Ничто не вызывало подозрений ни у нее, ни у Смизи, ни у слуг, находившихся в доме. Ни шороха, ни звука, и вдруг... Что это?
С дикими, нечеловеческими криками полдюжины страшных существ в черных масках ворвались в зал, и началось разграбление дома. Один из разбойников, огромного роста, закутанный в кожаный плащ, не скрывающий, однако, уродливого горба на спине, сразу кинулся к прекрасной музыкантше и, отшвырнув в сторону арфу, схватил девушку за руку, прежде чем она успела вскочить со стула.
- Ага! - завопил он торжествующе. - Наконец ты у меня в руках! Сколько лет я этого ждал! Твоя мать оттолкнула меня, но зато ее дочка станет моей женой! Идем!
Робкая, неуверенная попытка Смизи вмешаться привела лишь к тому, что он был отброшен на пол ударом огромной обезьяньей руки.
Насмерть перепуганный щеголь больше уже не помышлял о сопротивлении. Кое-как поднявшись со скользкого паркета и не дожидаясь второго удара, он опрометью бросился в открытую дверь и понесся вниз по каменной лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек сразу.
