того, что убитый мною фламинго был одним из самых больших в
стае, что цвет его темно-розовый до самого кончика хвоста, а
под брюхом у него не было белого пятна. Я заранее представлял
себе, как его чучело будет красоваться где-нибудь в музее и
надпись будет гласить: "Пожертвован капитаном Майн Ридом. Убит
на берегу моря, близ Батабано, на острове Куба".
Таковы были мои размышления, когда я скользил по болоту
между корнепусков, отыскивая своего фламинго. Пробираясь сквозь
ветви, которые мне приходилось поминутно раздвигать руками, я
радовался при мысли о том, что вот сейчас увижу и подберу свою
добычу.
VII
Я успел пройти очень немного, как вдруг услышал в ветвях
шорох, мне показалось, будто кто-то шел впереди меня. Я
прибавил шагу и увидел человека, пробиравшегося сквозь чащу так
же, как и я.
То был рослый плечистый негр; он был гол, на всем его
черном, как агат, теле не было ничего, кроме узкого полотняного
лоскутка.
Сначала я не особенно удивился, предположив, что это
кто-нибудь из невольников дона Мариано идет купаться в море,
волны которого мне были в это время видны сквозь ветви. Но
когда я почти догонял негра, меня чрезвычайно удивило, что на
мой зов он не откликнулся и не стал ждать, когда я подойду к
нему, а напротив - убежал прочь, как дикий зверь, застигнутый
врасплох. Скользя в чаще гораздо быстрее меня, он вскоре
скрылся из вида. Так как он, убегая, раза два оглянулся, то я
успел разглядеть его лицо и заметил, что оно все как будто
изрыто оспой.
Тут мне вспомнилось описание внешности Крокодила, которое
я услышал от Гаспардо, и я уже не мог сомневаться, что случай
свел меня с ужасным беглецом. Не имея ни малейшей охоты
мериться с ним силами, тем более в таком глухом месте, я
оставил его в покое и пошел опять в ту сторону, где упал
подстреленный мной фламинго.
Мне все-таки удалось найти эту птицу и в такой момент,
когда я меньше всего рассчитывал на удачу, потому что сбился с
принятого направления и не помнил уже, в каком месте птица
упала. Отыскал же я ее благодаря тому, что услыхал крик двух
орлов, которые дрались между собой из-за мертвого фламинго.
Он был действительно мертв и лежал с распростертыми
крыльями, точно яркий розовый шарф, брошенный на ветви. Его
длинная шея с сильным клювом свесилась вниз. Хорошо, что он не
упал в ил, а то мне вряд ли удалось бы его достать. Я осторожно
поднял свою птицу и повернулся, чтобы идти назад прежней
дорогой.
Прежней дорогой! Это было легче сказать, нежели сделать. Я
тут же убедился, что этой дороги нет, что я не найду ее. Я
заблудился в лесу, в непроходимой чаще, и заблудился не на
день, не на ночь, не на сутки, а на несколько дней и ночей,
покуда смерть не положит конец моим страданиям.
Не сразу, впрочем, понял я весь ужас своего положения и
потому поначалу не особенно был огорчен. Я даже не сделал
попытки позвать себе кого-нибудь на помощь, закричать. Да если
бы я и сделал это, все равно из этого ничего не вышло бы. В
этом я убедился очень быстро, когда страх овладел мною всецело.
Я стал кричать, но отозвались только орлы, вероятно,
испуганные моим криком. И крик этих орлов, похожий на смех,
казался мне хохотом врагов, обрадованных моим злополучным
положением.
Мной овладевало отчаяние. Я сделал и испробовал все, что
только было можно, чтобы выбраться из болота на твердую землю:
пошел сначала по одной дороге, потом по другой, смотря по тому,
какое направление казалось мне в данную минуту более
правильным; я вертелся, как белка в колесе, во все стороны,
пробираясь сквозь перепутанные ветви.
Небо было покрыто облаками, и я даже не мог
ориентироваться.
Так я блуждал несколько часов, не зная, куда деваться,
покуда слабые сумерки не сменила темная ночь.
И вдруг я увидел среди деревьев нечто похожее на копну
сена и направился к ней. Приблизившись, я убедился, что это
хижина, построенная человеческими руками. Пол хижины был
устроен из лиан, связывавших между собою три или четыре крепких
корня. Крыша была сделана из банановых и пальмовых листьев. Три
стены были сплетены из лиан и гибких ветвей, а четвертая
сторона была открыта, и через нее можно было видеть внутреннюю
обстановку этой странной хижины, будто висевшей в воздухе.
Я без труда добрался до нее и увидал, что она окружена
предметами, которые ясно показывали, что занимал ее человек,
вышедший отсюда совсем недавно.
В хижине от одного угла до другого протянулся гамак, к
нему были привешены пучки лука, чилийского перца и связки
спелых бананов. По углам стояли корзины с картофелем,
апельсинами, лимонами, манго и разными другими плодами.
Снаружи у входа я увидал подвешенного за лапы кубинского
зайца, ободранного и выпотрошенного. Было ясно, что его только
что собирались зажарить, потому что и вертел был уже
приготовлен, и костер разложен на очаге из глины, устроенном
посредине хижины.
Ясно было, кому принадлежит это жилище. Достаточно принять
во внимание его расположение и поглядеть на находившиеся в нем
предметы, чтобы понять, что тут живет беглый негр, то есть
человек, которого ищут, преследуют и травят как дикого зверя.
Кто же именно жил в этой хижине? Не трудно было догадаться.
Наверное, тот самый негр, которого я встретил в чаще, -
страшный и свирепый Крокодил. Я так же был в этом уверен
теперь, как если бы встретил его самого на пороге жилища, как
если бы я уже видел здесь перед собой это отвратительное
существо.
Мне сразу вспомнилось описание внешности Крокодила,
сделанное Гаспардо, и у меня пропала всякая охота пользоваться
и дальше заочным гостеприимством беглеца. Из нашей встречи с
ним не могло выйти ничего хорошего. Быть может, он разозлился
бы, что я открыл его убежище, и наверняка постарался бы убить
меня, чтобы я не сообщил о нем куда следует.
Размышляя таким образом, я все смотрел на зайца,
подвешенного на крюках у входа в хижину, и, сам не знаю почему,
мне стало казаться, что это не заяц, а... человеческий труп. Я
решил не оставаться больше ни минуты под кровлей Крокодила.
Несмотря на то, что уже совсем стемнело, я, хоть с трудом, еще
различал в потемках нечто вроде тропинки среди деревьев. Я
прошел по этой тропинке ярдов полтораста; наступила ночь, и
стало темно, хоть глаз выколи. Дальше идти было уже немыслимо:
я бы непременно заблудился и потерял последние шансы на
спасение. Приходилось оставаться под корнепусками до утра.
Чтобы устроиться там по возможности удобнее, я отыскал
место, где ветви были покрепче и поплотнее, и уселся там в
положении бифштекса на решетке, предварительно привязав себя
поясом к самому толстому стволу. Без этой предосторожности я,
заснув, мог упасть в ил и стать пищей кайманов.
Положение мое было незавидное. Я уж не говорю о комарах,
летавших тучами и донимавших меня беспощадно. В болотах под
корнепусками обычно водятся самые злые, самые ядовитые комары.
Однако усталость от долгой ходьбы и треволнений взяла
свое: я вскоре заснул.
Сколько времени я проспал - не знаю. Может, час, может
быть, два, а может быть, и больше. Но все время я видел
страшные сны; кошмары, один другого ужаснее, душили меня. Во
всех сновидениях фигурировал дон Мариано и его прелестная
сестра, теперь моя невеста. Она была похожа на ангела, и вокруг
ее головы сиял ореол, но тем не менее она была печальна,
подавлена тоской. Возле нее стояли два демона: один - в
роскошной одежде, а другой - черный и гадкий, похожий на
мифического Вулкана, с испещренной отвратительными рубцами
кожей, как будто ее подпалили все искры адской кузницы. Первый
демон, очевидно, был гоахиро, о котором мне говорил Гаспардо, а
второй - сам Крокодил, беглый невольник-негр.
Они были, по-видимому, главарями целой шайки демонов,
которые окружали их и спорили между собой из-за моей невесты,
которая отчаянно кричала и звала меня на помощь. Два главаря,
по-видимому, вырывали ее друг у друга.
Но я чувствовал, что не могу до нее добраться. Я был
связан и не мог двинуть ни рукой ни ногой. Барахтаясь во сне, я
проснулся и почувствовал, что действительно связан, - читатель
помнит, что перед сном я сам себя привязал к дереву. Равным
образом и крик оказался реальным, но только кричала не Хуанита
Агвера, а громадная сова, какие водятся на Кубе и каких я видал
много.
Придя немного в себя, я прислушался. Мне стало казаться,
что крик совы не похож на тот, который я слышал во сне. Я
хорошо знал совиный крик: на этой неделе я часто его слышал и
даже сам застрелил несколько сов. Через две или три секунды
сова закричала опять. То был, очевидно, сигнал тревоги.
Затем я уже перестал ее слушать, потому что до слуха моего
донеслись другие звуки, гораздо более тревожного характера.
Сомнений не могло быть: это человеческие голоса. Затем я
услышал треск ветвей, как будто кто-то шел по чаще. Не Крокодил
ли и его сообщник возвращаются в свое убежище?
Пока я спал, успела взойти луна и теперь светила сквозь
ветки деревьев. И вот неподалеку от того места, где я сидел,
привязанный к дереву, появились две темные фигуры...
Они шли медленно, - наверное, потому что несли на себе
что-то длинное и темное, как гроб или, вернее, труп.
Украли что-то на соседней плантации? Или, может, убили
какое-нибудь животное и теперь несли в хижину Крокодила?
Меня, впрочем, этот вопрос мало интересовал; я гораздо
больше беспокоился о том, не заметят ли они меня.
Довольно было с меня и дневной встречи с негром! Вторая,
да еще ночью, могла окончиться для меня очень плохо, тем более
в ту минуту, когда негодяи несли что-то украденное.
Вскоре я успокоился, убедившись, что бандиты не могут меня
видеть. Я был в безопасности, по крайней мере на первое время.
Место, которое я себе выбрал, было хорошо прикрыто листьями,
мешавшими проникать в мое убежище лунному свету. Меня нельзя
было увидеть, даже подойдя на шесть шагов. Таким образом, я
вполне безопасно мог наблюдать за тем, что делалось вокруг
меня. Двое шли очень медленно, - видно, то, что они несли, было
очень тяжело или требовало особой осторожности.
Пока я все это наблюдал, они продолжали подходить и были
от меня уже в нескольких шагах. При свете луны я яснее
разглядел их и убедился, что я... все еще сплю. Дело в том, что
эти люди были именно те два демона, которых я видел во сне
перед тем, как меня разбудила сова!
На минуту я совсем опешил от этого совпадения и перестал
следить за происходящим. Затем, когда я опомнился, то увидел их
совсем близко - и кровь застыла у меня в жилах. То, что они
несли, было завернуто во что-то белое, не то в капот, не то в
простыню, не то в шаль... То, что они несли, было не что иное,
как человеческое тело.
Неужели они похитили женщину?
Если да, то жива ли она? Или, может, они несут мертвое
тело, завернутое в саван?
VIII
Я сделал движение, чтобы броситься за ними, но удержался,
сообразив, что с моей стороны было бы крайне опрометчиво
обнаружить себя. Затем душою моей овладел такой же точно страх,
какой я испытал незадолго перед тем во время сна. Сцены,
которые мне померещились, вновь одна за другой прошли в моем
сознании. Неужели эти бандиты тащат именно ее, Хуаниту Агвера?
Нет! Нет! Какое глупое, какое нелепое предположение! Оно могло
мне прийти в голову только потому, что я совершенно расстроен.
Надо это отбросить. Гораздо правильнее и проще предположить,
