Синтана схватил ее, и они убежали.
Узнав, что младшую дочь похитили. Мать пожаловалась
Хальянтане, а тот послал крокодилов ловить беглецов. Однако
Великой Матери стало жаль Синтану, и она передала ему карту,
чтобы скитальцы не заблудились. По этой карте они обошли весь
свет, и всюду, куда ступала нога Черной Земли, появлялась
плодородная почва.
Между тем, крокодил не давал беглецам покоя. Однажды он
почти их настиг, но Гром спрятал беглецов в своей сумочке.
Крокодил подошел и спросил:
Не в твоей ли сумочке Синтана?
А Гром отвечает:
Отнюдь!
Когда крокодил догадался, где прячутся беглецы, Гром
перепрятал Синтану, поместив его в свое сердце. Оттуда крокодил
достать беглецов не смог.
Так Синтана с Черной Землей добрались до края света и сели
в лодку. Теперь их сопровождали братья Синтаны. Подошел
крокодил и спрашивает:
Это ты Синтана?
А все отвечают:
Нет, нет, это не он!
Крокодил ушел, а лодка превратилась в Отца Болезней.
Поэтому больных тошнит, будто они плавают по морю.
В конце концов Синтана и все, кто с ними были, вернулся к
Великой Матери.
Я боюсь! заплакал Синтана. Я едва убежал, я едва не погиб!
С тех пор люди плачут. Великая Мать же сказала:
Не стоит бояться, тебя я всегда спасу! Если спросят тебя,
где все это случилось отвечай, что под нашим небом. Если
спросят, зачем раздавались песни отвечай: для того, чтобы
братья наши владели доброй землей. Если спросят, для чего это
было отвечай: чтобы мы жили по-братски и любой занимался тем,
чем он хочет.
116. Мать Наова
В те времена, когда еще было темно и рассвет не настал,
мать Наова произвела на свет змей, гусениц, червяков и прочих
бескостных тварей. Людей же она не рожала.
Потом родила она разных птиц, однако людей, которые
питались бы птицами, опять забыла родить. Дальше она родила
ягуара, пуму и прочих зверей, но опять-таки не людей.
Отцу нашему Синтане все это надоело, он, наконец,
разозлился:
Почему Наова рожает одних лишь животных, гадов и птиц, а
людей не рожает?
Он взял камень длинный (точнее, многогранную призму), а
другой с дыркой, и приложил оба к животу матери Наова, к тому
месту, где у нее был пупок. Перед этим он ее усыпил. Стоило
приложить камни, как мать Наова забеременела. Ведь наши
отцы-первопредки поступали с женщинами иначе, чем это делаем мы
теперь.
Кого же рожу я? размышляла мать Наова, чувствуя, что
беременна.
Ее мучили боли, и она не понимала, в чем дело, ибо рожая
животных, испытывала не больше неудобств, чем при отправлении
естественных надобностей. Она утратила аппетит и очень
страдала. "Может быть, сделать кесарево сечение?" думала мать
Наова, однако Синтана запретил.
Синтана внимательно считал месяцы. Когда наступил седьмой,
он вторично усыпил мать Наова и обмерил живот.
Мальчик! заключил он.
Вместе с братьями Синтана стал теперь особенно тщательно
следить за матерью Наова, ни на минуту не спуская с нее глаз:
существовала опасность, что мать сЦест ребенка. Синтана позвал
Бункуа-се и велел ему:
Все, что мать Наова делает, все, что она говорит,
записывай в книгу!
Бункуа-се стал писать. Кончилась первая книга начал
вторую, кончилась вторая начал третью, и так писал двенадцать
книг.
Коща Синтана насчитал девять месяцев беременности, мать
Наова почувствовала себя вовсе скверно. Это ее так наказали
страданьями, чтобы больше змей не рожала!
Целыми днями кричала:
Рожать хочу!
А не могла. Боли у нее были страшные. Наконец, Синтана
подошел, усыпил мать Наова, и та родила. Он положил младенца в
приготовленную заранее соломенную корзинку и принес в храм. А
самой матери ребенка не показал, а то она его сразу бы сЦела.
Мать Наова проснулась, увидела послед и сожрала. Вытекшую
из чрева кровь тоже слизала дочиста. А Бункуа-се все это
помечал в своей книге. Ни о том, где находился новорожденный
мальчик, ни о самом его появлении на свет, мать Наова ничего не
знала.
Между тем Синтана, Серайра и Бункуа-се решили, что
мальчика мало нужна еще девочка. Мать Наова опять усыпили и
приложили к ее телу две бусины большую и маленькую, одну левее
пупка, другую правее. Прикладывали камешки не руками, а с
помощью палочки, которой извлекают из сосуда наркотик. Мать
Наова забеременела снова и все повторилось: на седьмой месяц
Синтана померил беременной живот и убедился в том, что плод
девочка. На девятом месяце мать Наова опять наказали сильной
болью пусть помучается! Она уж и рыдала, и в голос кричала, и
по земле каталась. Наконец, Синтана ее усыпил, вынул младенца,
обрезал пуповину, положил новорожденного в корзинку и отнес в
дом своей жены. Мать Наова же, проснувшись, сгрызла плаценту и
выпила кровь. А Бункуа-се все вел да вел записи.
Когда мальчик подрос, Синтана передал ему сосудик для
наркотика знак того, что юноша вправе жениться. Когда у девочки
начались в первый раз месячные, Синтана поместил ее в особую
хижину, а затем дефлорировал, как подобает жрецу. Теперь
молодые люди были готовы к свадьбе. Поскольку иного выбора не
оставалось, Синтана велел сестре зачинать детей от брата. Мы,
индейцы коги, потомки этого супружеского союза.
Мать Наова же рожала с тех пор одних лишь людей, не змей.
Мальчики и девочки попарно выходили из ее чрева, став предками
всех народов земли.
117. Дочери луны
Один индеец всегда возвращался домой в темноте. Осторожно
входя в хижину, он приближался к двум своим спящим сестрам и
совокуплялся с обеими. Каждый раз девушки просыпались слишком
поздно и не могли застать любовника.
Кто это может быть? недоумевали они.
Однажды сестры пошли к дереву, которые европейцы в Южной
Америке называют генипа, а индейцы племени варрау хуматуру. Они
нарвали плодов и долго варили их, так что получилось темное
пачкающееся зелье, вроде маслянистых чернил. Этим зельем обе
девушки густо намазали себе груди.
Ночью, как всегда, появился любовник, а утром сестры
увидели, что руки и лицо их родного брата все в темных пятнах и
полосах. Юноша тяжело переживал разоблачение. От стыда он
поднялся на небо и стал луной.
Женщины дочери луны. В те ночи, когда луна красноватая, на
теле ее выступает кровь. Луна сочится кровью, и женщины
проливают кровь каждый месяц.
118. Злые женщины
Мужчины племени суя переселяются после женитьбы к женам, а
холостяки живут вместе в отдельном доме посреди деревенской
площади. Нередко какая-нибудь девушка пробирается туда поздно
вечером, покидая возлюбленного на рассвете, но если она не
ведет себя чересчур вызывающе, все смотрят на такие дела сквозь
пальцы и лишь тихонько посмеиваются.
Уже давно стемнело и разговоры утихли, когда один из
обитателей дома холостяков почувствовал, как кто-то опустился
рядом с ним на циновку. Утром гостья ушла так же тихо и
незаметно, как появилась. На следующую ночь все повторилось.
Напрасно юноша, вглядываясь во мрак, допытывался' у
посетительницы, кто она: девушка была предельно немногословной.
Последующие свиданья ничего не изменили и юноша не понимал,
почему любовница так упорно отказывается себя назвать.
История эта стала предметом обсуждения среди друзей. Один
из них предложил товарищу натереться черным отваром плодов
генипы.
Эту краску три дня ничем не отмоешь! уверял он. Едва
подруга прикоснется к тебе, так вымажется с головы до ног, и ты
легко опознаешь ее потом среди других женщин.
На следующий день юноша с приятелем нарвали плодов и
разрисовали друг друга пятнами. Теперь они стали похожи на
ягуаров. Вечером друзья возвратились в дом холостяков и
принялись ждать.
Женщина пришла посреди ночи.
Начнем! произнесла она коротко.
Хорошо, давай! ответил юноша.
Один из друзей лежал справа от него, второй слева, но
разглядеть они, как всегда, ничего не могли. Вскоре им надоело,
и они уснули. Когда взошла утренняя звезда, женщина бесшумно
поднялась и выскользнула наружу.
Утром мужчины гурьбой заторопились к реке. Как обычно, на
пляже было полно женщин, пришедших умыться. Друзья долго
присматривались, но ничего подозрительного не заметили.
Размышляя, чтобы это значило, юноша подошел к матери. Войдя в
ее дом, он с трудом узнал сидевшую на циновке сестру: все тело
ее было покрыто густой красной краской. Зачем сестра
перемазалась, молодому индейцу стало ясно в тот же момент, как
его взгляд упал на руки девушки. Она забыла их выкрасить и
теперь было видно, что ладони и пальцы перепачканы темным
соком.
Смотри, мама, сказал сын, ведь это дочь твоя приходила ко
мне. Я для того и вымазался, чтобы уличить развратницу!
Понимаю, ответила мать. Согласна, что сестра твоя нарушила
все запреты, выбрав родного брата в супруги. Но раз уж это
случилось, то теперь делать нечего и придется вам жить как муж
и жена. Хотя не скажу, чтобы мне такая история нравилась.
Мать продолжала говорить, а сестра молчала и слушала.
Потом встала и заключила хмуро и твердо:
Да, я спала с твоим сыном и собираюсь жить с ним и дальше.
И вот брат перенес свою циновку в тот самый дом, где
родился, и который покинул, казалось ему, навсегда. Он стал
жить под одной крышей с матерью и спать вместе с родной
сестрой. Так прошел день и второй, прошел третий. Злость и гнев
овладели юношей, происходившее казалось отвратительным сном. Но
что он мог сделать?
Слушай, сказал он как-то сестре. Пошли к омуту, наловим
речных сомов!
Сестра согласилась. Когда достигли берега, солнце стояло
совсем высоко.
Я, сказал брат, войду в воду первым. Вылезу станешь ты
ловить, хорошо?
Хорошо.
Юноша стал снимать свой наряд ожерелья, браслеты. Он
оставил только большие деревянные диски, которые почти до плеч
оттягивали мочки ушей, а намотанные на уши нитки бус тоже снял.
Разложив все это на песке, соскользнул в воду. Муж то и дело
нырял, хватал руками медлительных сомиков и бросал их жене.
Потом он озяб в холодной воде и стал выходить.
Теперь жена сняла украшения. Она положила на песок
погремушку, болтавшуюся на шее, вынула из ушей деревянные
диски. Женщина бросилась в воду и тоже ловко принялась хватать
рыб и кидать их на берег. С каждым шагом она приближалась к
быстрине и вот вода увлекла ее, она нырнула, вынырнула, потом
показалась над водой еще раз ниже по течению и пропала совсем.
Она была плохой женщиной, она исчезла, вода накрыла ее и
понесла. Брат, он же муж, долго искал сестру. Затем вернулся к
омуту, подобрал свои и ее украшения и пошел домой. А женщина
выплыла гораздо дальше, чем думал брат, достигла берега и
вылезла из воды. Весь ее облик преобразился, изменился в другую
сторону. На ее правом бедре вырос отвратительный пенис. Отныне
ее именем стало Кокомбю, что так и значит Пенис-на-Бедре. Она
села на берегу, дрожа от ярости и жажды мести.
Когда юноша рассказал матери, что его сестра пропала,
женщина бросилась искать дочь, призывно крича:
Гери, Гери, куда ты делась, Гери?
И вот слышала в ответ гневный голос:
Хуу!
Подбежав ближе, увидела дочь. Та теперь сидела на берегу
совершенно неподвижно, словно окаменев. Издалека чувствовалось,
что ненависть переполняет ее.
Иди сюда, садись спокойно и слушай! приказала она матери.
Что с тобой, дочка? все еще волновалась женщина.
Слушай! повторила Кокомбю. Я жила с твоим сыном как с
мужем, любила его, желала, чтобы так продолжалось и дальше. Но
