американские центы, монгольская алюминиевая мелочь, российские
копейки. Но были и редкости - казахский тенге с портретом какого-то
президента, в начале века изъятый из обращения и почти весь
уничтоженный, уральские четыре рубля - единственная в мире монета
такого странного номинала, полная серия "поляничек" - денег
московского княжества.
Игорь сразу же завладел "поляничками", запаянными в прочный
пластик. Завистливо оглядел и сказал:
- Тоже их собирал. У меня одной не было, где Петр Первый с
подзорной трубой, она же самая редкая... Баксов двадцать за них дадут.
Да еще десятку за четырехрублевку и тенге, и пару за остальное.
Нормально! Ты богач!
Я подумал, и решил, что Игорь прав.
- Как ты их еще не профукал, а? - мой новый знакомый все крутил в
руках коллекцию, и в глазах у него был азарт. Он и впрямь был
коллекционер. Ну, несерьезный, конечно, а такой же как я.
- За три дня не успел, - сказал я.
- Какие такие три дня?
- Я во вторник из дома ушел.
Игорь отложил мои сокровища.
- Серьезно?
- Да.
- Тебе лет сколько? - он построил фразу немножко странно, так
иногда говорят взрослые, когда пытаются подчеркнуть свой возраст.
Будто в возрасте скрыто какое-то преимущество.
- Тринадцать.
- Точнее!
- Тринадцать лет, три месяца и двадцать дней! - ехидно сообщил я.
- Блин, ты старше меня... мне только два месяца назад тринадцать
стукнуло.
- Поздравляю.
- Зато я получил гражданские права в двенадцать лет ровно! -
сообщил Игорь.
- И что с того? Лешка Филиппов все права получил в десять.
Мария-Луиза де Марин в восемь лет, семь месяцев и...
Игорь ухмыльнулся:
- Ты крайности не бери. На самом-то деле, только один из десяти
тысяч признается полноправным гражданином мира раньше двенадцати лет.
- Я бы еще лет пять не признавался, - сказал я. - Как в двадцатом
веке. Нафиг мне это надо.
Игорь кивнул:
- Понятно. Ладно, все ясно, ты парень-кремень, на вопрос отвечать
не любишь, про жизнь свою гадкую рассказывать еще не привык...
Я ничего не ответил. Игорь шлепнул на стол скворчащую сковороду,
тарелку с хлебом, вилки.
- Лопай.
Упрашивать себя я не заставил.
Вот почему так происходит? На вкус вроде бы и никакой разницы нет,
что синтетическая пища из бесплатных кормушек для чмо, что нормальная
еда из естественных продуктов. А все равно... синтетику жрешь через
силу, только потому, что знаешь - надо...
- Это жизнь, - сказал Игорь.
Я посмотрел на него.
- Вкуснее потому, что в этой еде - жизнь, - сообщил он. - Курочки
несли яички, из них должны были вылупиться птенчики... А мы их лопаем.
Эмбриончиков куриных. Белок, жиры, углеводы - все это фигня. Жизнь мы
жрем. Чужую. Мы - живые. Значит, должны чужую жизнь поглощать. А
синтетика - обман желудка!
- Ты телепат? - прямо спросил я. Мне стало не по себе, и я
наплевал на правила хорошего тона.
- Нет, ничуть. Я не мутант. Повышенная способность к эмпатии, вот
и все. Ты ведь думал о том, почему нормальная еда лучше синтетики,
верно? Я это почувствовал. У меня бывает.
- Да, я думал об этом, - честно сказал я. - Только вряд ли дело в
том, что мы... такие. Что нам убить кого-то надо. Сожрать. Просто вся
эта синтетическая жратва - она несовершенная. Наверняка упущены важные
компоненты...
На лице Игоря появилась сладкая улыбка.
- Ага... Ну как хочешь. Тогда лопай свои важные компоненты, а то я
ждать не буду.
Минут через пять мы закончили с яичницей. Игорь похлопал себя по
животу, потянулся за кофеваркой. Небрежно спросил:
- Так что ты собираешься делать?
- Жить.
Игорь поморщился.
- Мишка, ты не в Токен-центре тесты сдаешь... Я тебя не спрашиваю,
почему ты ушел из дома. Мне интересно, зачем ты ушел.
- Чтобы жить, - честно попытался я объяснить. - Я ведь имею теперь
право на бесплатное жилье в городе с населением менее ста тысяч?
- Имеешь, - весело подтвердил Игорь. - И получишь, спору нет.
- Я в И Пин ехал, - сказал я. - Это где китайская колония.
Говорят, они нормально относятся... к таким как мы.
Игорь ухмылялся. Игорь открыл ящик стола, достал оттуда пачку
сигарет и зажигалку. Спросил:
- Будешь?
- Нет.
- Это не травка, не бойся. Обычные безникотиновые сигареты.
- Все равно не буду, - беря свой кофе, сказал я. - Игорь, а как
здесь относятся к нам?
- К детям, что ли? - выпуская клуб дыма, спросил Игорь.
- К детям, получившим Знак Самостоятельности.
- Да нормально относятся, как везде, - лениво сказал он. Голос у
него изменился, и если бы не явный запах табака и горелой бумаги, я бы
заподозрил, что он курит травку. - Ты не комплексуй. И в страшилки не
верь. Везде в мире к детям, доказавшим свое право жить самостоятельно,
относятся одинаково...
Он выпустил еще один клуб дыма и закончил:
- Никак...
Я ничего не сказал. Смотрел, как он курит. Дым был красивый -
шершавый как наждак, сиреневый, шелестящий.
- На что уставился?
- Дым. Шикарно выглядит.
Игорь посмотрел на меня, как на идиота.
- Чего в нем шикарного? Дым как дым... черт...
Он торопливо загасил сигарету прямо в сковородке.
- Ты же мутант... тебе неприятно, да?
Вот как ему объяснить...
- Тут другое, - попробовал я. - Понимаешь, я запахи по-другому
чувствую.
- Как по-другому?
- Я их вижу, слышу... даже тактильно ощущаю. Вот ты куришь, и дым
- шероховатый. И шуршит, как песок.
Глаза у Игоря округлились.
- Что, серьезно? И ты все так видишь?
- Ага. Вот у тебя в ванной комнате шампунь с запахом лимона.
Только не радуйся, это синтетический запах. Если был бы настоящий, то
пищал бы тоненько, и не был такой гладкий... а с шершавинкой...
понимаешь?
- Обалдеть! - с чувством сказал Игорь. - Я знал одну девчонку, с
усиленным зрением. Так у нее все очень просто было. Когда хотела,
перестраивалась на режим дальнего зрения, когда хотела - на ближний
режим. Знаешь, у нее так смешно глаза менялись - то вперед
выпучиваются, то втягиваются, и радужка то каряя, то голубая... Но она
говорила, это то же самое, словно в бинокль или микроскоп смотришь...
- А вот у меня - так, - ответил я.
Игорь замолчал.
- Извини. Я понял, ты об этом не хочешь говорить.
- Да брось, спрашивай сколько угодно... - отмахнулся я.
- Забыл, что у меня способности к эмпатии? - спросил Игорь.
Я посмотрел на него. И почему-то не стал врать:
- Забыл. Да, не хочу я про это. Спасибо.
Игорь встал из-за стола, быстро сложил посуду в моечную камеру.
Зевнул.
- Ты спать не хочешь?
- Хочу. Я в моноре спал, но там шумно.
- У меня кровать одна, ты ложись на диване, - предложил Игорь. -
Или могу кровать уступить. Мне все равно, где спать.
- Я на диване, - торопливо сказал я. Мне действительно было
неудобно. Вначале подрался, причем ведь сам начал, потом в гости
завалился, настоящей еды поел. Теперь еще хозяина с кровати согнать, и
совсем молодец буду.
Игорь прав, конечно. Не люблю я о себе говорить.
Когда я был совсем еще маленьким, и не понимал, как сильно от
других отличаюсь, то иногда что-нибудь такое ляпну... и все смеются.
Особенно взрослые, которые знали, что у меня условно-положительная
мутация. Наверное, смешно, когда подбегает карапуз, водит рукой в
воздухе, и говорит "У тети духи шуршат!"
Они ведь действительно шуршали...
И эти проверки! Каждый месяц, сколько себя помню. Пробирки, в них
бумажки, и каждая чем-то смочена... "Мишенька, как ты ощущаешь этот
запах? Светящаяся полоса? Вибрирует? Молодец, Мишенька. А ты помнишь,
как пахнет молоко? А на каком расстоянии ты чувствуешь человека? Да,
взрослого... Ну, пусть летом... да, потного... Правда?"
Это вначале интересно. Потом скучно. А потом просто противно.
"Миша, сосредоточься, пожалуйста. Давай проследим закономерность
между запахами полыни и вещества сто тридцать шесть прим... Только
общая звуковая тональность? Миша... нельзя ли подойти чуть
ответственнее? Цвет? Сосредоточься!"
Играть в прятки и находить всех по запаху было интересно. Потом со
мной перестали играть в прятки. А потом вообще перестали играть. Это
когда поняли, что я чувствую чужую неуверенность. А как ее не
почувствовать - бледно-сиреневое кольцо запаха, с визгом расходящееся
от человека...
"Михаил, тестовую группу "гамма-6" надо повторить... Почему? Как
колет? Словно иглы? Это очень болезненно? Михаил, а давно тактильные
ощущения приобрели болевой характер? Почему ты не говорил раньше? Ты
понимаешь, сколько людей заняты изучением твоих способностей? Нет,
Михаил. Это не только твое дело. Твои возможности уникальны. Михаил,
неужели ты не можешь немного потерпеть? Твои ощущения субъективны,
никакого реального вреда для здоровья нет..."
Я долго думал, что стоит только пожаловаться родителям, и все это
прекратится. Навсегда. Ведь они не могут не понять...
А они слишком хорошо все понимали. Это был папин проект. Его самое
удачное изменение генома... собственного генома. Его слава, его успех,
его вклад в науку. Деньги, наверное, тоже. Но деньги тут были совсем
не главным, врать не стану.
Я был экспериментом. Мое рождение было запланировано, на него было
получено особое разрешение. Мама и папа подписали документы о том, что
в случае появления у меня безусловно-негативной мутации они не
возражают против эфтаназии.
Кстати, от меня они этого не скрывали.
Но никаких негативных мутаций не было. Все прошло хорошо. Угрозы
для общества я не представляю. У меня даже комплексов нет по этому
поводу. Я ведь знаю, чем кончился пятнадцать лет назад эксперимент по
созданию людей со способностью прямого взаимодействия с компьютерами.
Виртуальный клон последнего из них выследили и уничтожили только в
прошлом году.
Так что я не боялся, совсем не боялся, что меня могут в любой
момент усыпить. И когда сдавал тесты на психологическую и
эмоциональную зрелость, вовсе не хотел отомстить родителям. Зря мама
кричала, когда я уходил. Я их не ненавижу. Я их даже люблю.
Я только хочу быть самим собой.
Поэтому и получил Знак Самостоятельности. Стал таким же
равноправным членом общества, как любой взрослый. Первым делом
потребовал все документы по своей мутации, думал, может быть, она
устранима. Оказалось, что нет. Если меня лишить обоняния, то зрение и
слух тоже исчезнут.
Тогда я и ушел из дома...
Проснулся я уже довольно давно, но все лежал в постели, не
открывая глаз. Игоря в доме не было, это я по запаху чувствовал. Зато
он оставил на столе завтрак и записку - чернила еще не застыли
окончательно, и я их слышал.
Это удобно, очень удобно. Тут мама и папа правы. Они только не
понимают, что дали мне слишком много. Куда больше, чем я могу
переварить.
Я наконец-то решился и открыл глаза. Первые секунды трудно - весь
мир пахнет, и все это приходится видеть. Чем больше вокруг техники и
синтетики, тем труднее. Я раньше звал эти запахи "злыми"...
Хорошо, что в этом домике только гарантированный обществом минимум
техники.
Я пошел в ванную. Там нашелся разовый санитарный пакет, в который
входит все, от зубной щетки и полотенца до презерватива и туалетной
бумаги. Обожаю эти пакеты, в них не кладут парфюмерию с сильным
запахом. Потом я оделся, поел, и вышел из дома.
Море было совсем рядом. У маленькой дощатой пристани покачивались
на воде катера. Чуть в сторону начинался пляж, сейчас еще совсем
пустой, только десяток мелких ребятишек под присмотром учителя бегали
