Так, простившись с городом, с нескладной жизнью, с самим собой,
наконец, м-р Мак-Кинли возвращается домой: спать. С утра начнутся хлопоты,
хоть и приятные до некоторой степени, но все же тревожные, потому что
связаны с отъездом, как-никак в трехсотлетнюю неизвестность.
Н а д п и с ь
И вот началось: если накануне еле текло проклятое время, на другой
день оно понеслось вскачь.
Кассир привычным летучим жестом вскидывает лотерейную квитанцию на
просвет, потом выкладывает кучу денег одетому с иголочки м-ру Мак-Кинли,
который расписывается, кивком благодарит за поздравление и уходит.
Теперь новоиспеченный счастливец - в конторе "Боулдер и К°".
М а к - К и н л и (небрежно). Вы считаете, что нет необходимости повысить
срок пребывания у вас в подвале, скажем, до четырехсот лет?
О ч е ре д н о й а н г е л в о к о ш к е (оформляя ему документы). Все
статистические прогнозы показывают, что вашего срока, сэр, вполне достаточно. Да
еще неизвестно, какие моды и порядки будут там, чтобы попасть в ногу с
потомками!
Мистеру Мак-Кинли вручается толстая контрактная книжка со множеством
пунктов на всех языках мира. Оплата марками государственного налога.
Почтительные поздравления служащих. О, если бы и на кладбищах так же приятно
было поступающим навечно постояльцам!
Ма к - К и н л и. Благодарю вас. Сроки моего вселения указаны здесь?
А н г е л. Начиная с полудня даты подписания контракта.
М а к - К и н л и. Я буду вечно помнить вашу исключительную любезность...
А н г е л в о к о ш к е. Покойной ночи, сэр.
Под вечер, перегруженный покупками, м-р Мак-Кинли возвращается домой
для прощания с семьей квартирной хозяйки, которая заботилась о нем, как о
родном, столько лет!
Мистер Мак-Кинли проводит свой последний вечер в семейном кругу своих
хозяев. Это добрые, небогатые, честные и душевные труженики. Происходит
вручение подарков остающимся, сверх того на стол, уставленный скромной
снедью, м-р Мак-Кинли ставит принесенную им бутылочку вина, на прощание. И
едва жилец присаживается к столу, тотчас трехлетняя хозяйская девчурка, не
дожидаясь позволения, карабкается к нему на колени, как на горку. Пока идет
застольный разговор, она деловито обследует содержимое карманов м-ра
Мак-Кинли и вот извлекает из нагрудного на пиджаке кармана длинную золоченую
святочную конфету. Она принимается за нее с удовольствием, однако без
особого удивления, что такой продолговатый предмет умещался в столь тесном и
коротком пространстве. Впрочем, так оно и должно обстоять у солидных
волшебников.
В последующих кадрах, где представлены крупным планом участники
прощальной беседы, девочка нам не видна. Кроме перечисленных лиц, проводить
хорошего человека в путь пришли и некоторые другие запомнившиеся нам ранее
жильцы дома.
Кто-то произносит комичную речь в честь отбывающего в вечность
Мак-Кинли, чтобы и т а м он высоко держал светильник свободы, частной
инициативы и демократии.
Т о с т о р а т о р а. За героя нашего времени, мистера Мак-Кинли, и его
отвагу! Это все равно что лететь в спутнике на Луну... разве только в другую
сторону!
Х о з я и н. Теперь, раз хлопоты закончены и документ получен,- значит,
можно и выпить за благополучное путешествие. (Наливая жене.) Вот видишь, и в
нашу сторону заглянуло счастье... Ну-ка, дайте нам хоть взглянуть, счастливец,
на что он похож, этот самый пропуск в рай земной!
М а к - К и н л и (отдавая отрывной талон). Вот, это стоит десять тысяч
долларов!
Х о з я и н. Даже трудно поверить, что в этом клочке все надежды мира! И
что же вам полагается за эту сумму?
Контрактная книжка и фирменные проспекты с картинками идут по рукам
гостей. Приглашенные на проводы с сомнением разглядывают вид сальваторного
тоннеля с узкими люками в стенках.
Н е д о в е р ч и в ы й ж и л е ц. А вы убеждены, мистер Мак-Кинли, что
порядочный...- ну, в смысле взрослый, человек - сможет поместиться целиком в
этой дурацкой червоточине?
Ж е н а е г о (заглядывая сбоку). Вероятно, их при этом крышкой легонько
поджимают в пятки, чтобы поместилось!
Н е д о в е р ч и в ы й ж и л е ц. Ну, разве только с согнутыми
коленками!
Х о з я й к а. А правда, смелый же вы у нас, мистер Мак-Кинли, что не
боитесь постареть сразу на двести лет.
Х о з я и н. У него квитанция на двести пятьдесят. Но я, коснись меня, для
верности заказал бы еще больше... Знаете, будущее - это такая неопределенная
вещь.
Х о з я й к а. Да мне и за восемьдесят-то бывает страшно заглянуть.
Страшнее смерти!
М а к - К и н л и. Фирма "BS" обеспечивает не только полную сохранность,
но и, по крайней мере, десятипроцентное помолодение своих клиентов.
Ж е н а ж и л ь ц а. Так что при желании можно приехать в завтрашний день
мальчиком, и, глядишь, вам даже придется ходить в школу! (Вдруг.) А если газ за
это время прокиснет, скажем, испортится?
Д о в е р ч и в ы й ж и л е ц (авторитетно). Это у них там все проверено
на кроликах и на этих... ну, как их? На автоматах!
Ж е н а ж и л ь ц а. Боже, как далеко мы ушли на протяжении одной
жизни!..
Д о в е р ч и в ы й ж и л е ц. Тут действует специальная механика, о
которой вчерашняя наука представления не имела.
Пауза почтения перед всемогущей наукой.
Х о з я й к а. Нет, я в другом смысле боюсь за вас, мистер Мак-Кинли... А
не страшно вам оказаться вдруг на краю света без друзей, на незнакомой улице,
где даже не к кому забежать вечерком? Так иногда во сне бывает: заблудишься
вроде в неизвестном городе, и все чужое кругом, и все бегут по своим делам,
точно бешеные, и слова какие-то машинные у них. Даже пот проступит, а проснуться
пока не позволено! Мы к вам так привыкли за эти четырнадцать лет!..
М а к - К и н л и (раздумчиво). Конечно, я вас понимаю, миссис Перкинс.
Немножко жутко за человека, который остается один на один, совсем наедине и
навек со своим счастьем!
Х о з я и н. Не обращайте на нее внимания, мистер Мак-Кинли. Никакое
воронье карканье не может остановить прогресса. Ну, за здоровье отъезжающих!
Снова все чокаются с восклицаниями, какие у них т а м приняты.
Х о з я й к а. А я бы ни за что!.. Может, и здесь удалось бы чего-нибудь
совместными усилиями против войны добиться, если крепко захотеть? Умереть-то
всегда можно и нынче, если ничего не получится на худой конец. А вдруг климат
там другой окажется и будущие ребятишки ваши все простужаться начнут?
М а к - К и н л и. А здесь их просто убьют, миссис Перкинс.
Х о з я й к а. В том-то и горе людское, мистер Мак Кинли, что каждый отец
не чувствует себя отцом всех детей на земле. А детские слезы заразительны: стоит
погромче заплакать одному, все другие откликаются хором. В слишком тесном доме
люди стали жить. Сквозь стенку слыхать. Вот и вы: за своих малюток тревожитесь,
а вот за остающихся - кто?..
Пауза молчания. Объектив отступает, и все, привстав, долго и сурово
смотрят на хозяйскую девочку, задремавшую у м-ра Мак-Кинли на коленях. Она
безмятежно спит со своей початой конфетой в откинутой руке, вздыхая во сне о
своих детских горестях, и в ту минуту становится понятным тезис м-ра
Мак-Кинли, что нет ничего прекрасней и мудрей ее во всей вселенной.
Наконец, оставшись наедине с собою, наглядевшись на свой драгоценный
талон, м-р Мак-Кинли укладывается спать в полосатой пижаме; и, судя по всем
внешним признакам, вопреки страхам миссис Перкинс,- какое же это блаженство
остаться наконец наедине со своими манящими видениями!
Ему снятся разные сны многосемейного содержания.
На следующее утро в завершение своих земных томлений м-р Мак-Кинли
опускается в подземное святилище Боулдера и поступает в соответственную
обработку перед отправлением за горизонты возможных завтрашних несчастий. Он
шествует в стерильном хитоне по сверкающему кафельному коридору в окружении
блистающих красотой и гигиеной фирменных богинь. Все с тем же неподвижным
лицом, несмотря на состояние помрачительного физического блаженства, он
ежится от перламутрово-мыльной пены, пронизываемой искрящимися
очистительными электротоками. Наконец, развалясь на элегантной рессорной
тележке, м-р Мак-Кинли под слегка надоевшую нам райскую мелодию направляется
в свое долговременное уединение.
Д и к т о р. Итак, до свидания, мистер Мак-Кинли... (Со вздохом зависти.)
До свидания, любимчик судьбы! Вспоминайте нас, которым, видно, придется здесь
бороться с горем своими, домашними средствами.
Надлежаще обработанного м-ра Мак-Кинли вставляют в круглое, среди
прочих в стене, отверстие, завинчивают гайки огромными французскими ключами,
и вскоре все плавно погружается в приятное, волнообразное от сгущений и
разрежении чего-то мерцание, расчерченное волшебно пробегающими, как на
экране осциллографа, кривыми и искрами. Вероятно, так же увлекательно будут
выглядеть некоторые самые заурядные электрохимические процессы в мозгу,
наблюдаемые в не изобретенный пока микроскоп ощущений. Одновременно как бы
гремит спускаемая якорная цепь, и сквозь ее оглушительный лязг проступают
сперва шаркающие шаги взбирающегося по лестнице сердитого великана,
переходящие затем в учащенное сипение набирающих скорость паровозных
поршней, а все вместе это мучительно напоминает тоскливое, со всхлипом
дыхание насмерть загнанного человека!.. Его почти предсмертную задышку, в
свою очередь, наотмашь оборвет крик птицы, похожий на скрежет камня по
стеклу. Все это отголоски недавних впечатлений в гаснущем человеческом
сознании, невыносимо тесном по диаметру, но как бы с высоким и гулким -
тройного и больше эха - куполом над головой.
На экране сперва какая-то тряска запавших однажды в память, прыгающих
картинок, ужасов и загадок, начиная с детства. Бык хочет забодать мальчика
Мак-Кинли, но чья-то благодетельная, во весь экран, видно отцовская, рука
закрывает поле зрения. Страшная черная тетя с чудовищным клетчатым мешком
проходит впритирку близко от ребенка. Песчаная башня рушится, какие-то люди
бегут мимо, беззвучно разевая рты, большой костер полыхает, и дым чудесно
преображается в роскошные густолиственные деревья. Вдруг сразу откуда-то два
нарядных, под геометрически равными углами порхающих над уютным бочажком
мотылька в настороженной пока тишине, которая звучит затухающей
виолончельной нотой.
По мысли автора, как звуковое, так и зрительное изображение
дальнейшего становится возможным лишь посредством искусственного
вмешательства в фонограмму: рисованной, в динамике темы, причудливой
графикой. Вероятно, это будет долгое, сообразно контрактному сроку м-ра
Мак-Кинли, скольжение по бесконечному тоннелю с уклонами то вправо и влево,
то по вертикали, с неизбежным в живой, хоть и спящей психике преодолением
возникающих преград, падений и круч. Впоследствии все это станет как бы
завинчиваться в глубь окончательного мрака и ненадолго погаснет вовсе, кроме
роящейся где-то в поисках выхода и подобной шмелю вибрирующей музыкальной
ноты. Приближение к заказанному м-ром Мак-Кинли полустанку бытия обозначится
качанием световых пятен одновременно с нарастанием смутной и тревожной
мелодии, обычной перед пробуждением. Последнее видение - отвлеченный, без
всяких подробностей пейзаж с восходящим из-за горизонта неярким солнцем.
Несколько металлично и гулко, как на вокзальной платформе, прозвучит
первый по прибытии т у д а человеческий голос:
- Проснитесь, мистер Мак-Кинли. Вас поздравляют с возвращением к жизни...
