Станислав Лем. Звездные дневники Ийона Тихого. Путешествие двадцать пятое
Станислав Лем. Звездные дневники Ийона Тихого.
Путешествие двадцать пятое.
Stanislaw Lem. Dzienniki gwiazdowe.
Podroz dwudziesta piata (1954)
___________________________________________
File from Sergey Grachyov
http://www.private.peterlink.ru/grachyov
ПУТЕШЕСТВИЕ ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ
Один из главных ракетных путей в созвездии Большой Медведицы
соединяет между собой планеты Мутрию и Латриду. Мимоходом он огибает
Таирию - каменистый шар, пользующийся у путешественников самой дурной
славой благодаря целым стаям каменных глыб, его окружающих. Местность эта
являет собою образ первозданного хаоса и ужаса; лик планеты едва
виднеется между каменных туч, в которых непрестанно сверкают молнии и
грохочет гром от сталкивающихся между собою глыб.
Несколько лет назад пилоты, курсирующие между Мутрией и Латридой,
стали рассказывать о каких-то чудовищных тварях, которые внезапно
выскакивают из клубящихся над Таирией кремнистых туч, накидываются на
ракеты, опутывают их длинными щупальцами и пытаются увлечь в свои мрачные
логовища. Сначала пассажиры отделывались испугом. Но вскоре разнесся
слух, что чудовища напали на одного пилота, который, надев скафандр,
совершал послеобеденную прогулку по обшивке ракеты. Было в этом немало
преувеличения, так как этот пилот (мой хороший знакомый) попросту облил
свой скафандр чаем и вывесил его за иллюминатор просушить, но тут
налетели странные, извивающиеся создания, сорвали скафандр и умчались.
Наконец на всех окрестных планетах поднялось такое возмущение, что
на Таирию была послана специальная разведывательная экспедиция. Некоторые
ее участники утверждали, что в глубине туч над Таирией живут какие-то
змеевидные, похожие на осьминогов существа; но это так и не было
проверено, и через месяц экспедиция, не отважившись углубиться в мрачные
лабиринты кремнистых туч, вернулась на Латриду ни с чем. Позже
отправлялись и другие экспедиции, но ни одна не дала результатов.
Наконец на Таирии высадился известный космический шкипер,
неустрашимый Ао Мурбрас с двумя собаками в скафандрах, чтобы поохотиться
на загадочных тварей. Через пять дней он вернулся один в состоянии
крайнего изнеможения. По его словам, невдалеке от Таирии из туманности
вдруг вынырнуло множество чудовищ, опутавших щупальцами и его, и собак;
но отважный охотник выхватил нож и, размахивая им наудачу, освободился от
смертельных объятий, жертвой которых стали, однако, бедные псы. На
скафандре Мурбраса, изнутри и снаружи, остались следы борьбы, а в
нескольких местах к нему прилипли какие-то зеленые обрывки, словно от
волокнистых стеблей. Ученая комиссия, тщательно исследовав волоконца,
признала их фрагментами многоклеточного организма, хорошо известного на
Земле, а именно Solanum Tuberosum, клубненосного растительного организма
с перисто-раздельными листьями, привезенного испанцами из Америки в
Европу в XVI веке. Это известие взбудоражило всех, и трудно описать, что
началось, когда кто-то перевел ученые выводы на обычный язык и оказалось,
что Мурбрас принес на своем скафандре стебельки картофельной ботвы.
Доблестный шкипер, глубоко уязвленный предположением, будто в
течение четырех часов он сражался с картошкой, потребовал, чтобы комиссия
отказалась от своего клеветнического заключения, но ученые ответили, что
не вычеркнут ни единого слова. Волнения сделались всеобщими. Возникли
движения картофелистов и антикартофелистов, охватившие сначала Малую, а
потом и Большую Медведицу; противники осыпали друг друга самыми тяжкими
оскорблениями. Все это, однако, побледнело в сравнении с тем, что
случилось, когда к спору подключились философы. Из Англии, Франции,
Австралии, Канады и Соединенных Штатов съезжались самые выдающиеся
теоретики познания и представители чистого разума, и результат их усилий
был поистине поразительным.
Физикалисты, исследовав вопрос всесторонне, заявили, что если тела А
и В движутся, то дело условности - говорить, движется ли А относительно В
или В относительно А. Так как движение - вещь относительная, с одинаковым
правом можно сказать, что человек движется относительно картофеля или же
что картофель движется относительно человека. Поэтому вопрос о том, может
ли картофель двигаться, становится бессмысленным, а вся проблема -
мнимой, то есть несуществующей.
Семантики заявили, что все зависит от того, как понимать слова
"картофель", "может" и "двигаться". Так как ключом является модальный
глагол "мочь", то его надлежит тщательно исследовать. Затем они
приступили к созданию Энциклопедии Космической Семасиологии, первые
четыре тома которой посвящались модальным значениям глагола "мочь".
Неопозитивисты заявили, что непосредственно нам даны не пучки
картофеля, а пучки непосредственных ощущений; затем они создали
логические символы, означающие "пучок картофеля" и "пучок ощущений",
построили специальное исчисление высказываний из сплошных алгебраических
знаков и, исписав море чернил, пришли к математически точному и,
несомненно, верному выводу, что 0==0.
Томисты заявили, что Бог создал законы природы, чтобы при случае
творить чудеса, ибо чудо есть нарушение законов природы, а где нет
законов, там и нарушать нечего. В данном случае картофель будет
двигаться, если на то будет воля Предвечного; но неизвестно, не уловка ли
это проклятых материалистов, стремящихся подорвать авторитет церкви, так
что нужно подождать решения Высшей Ватиканской Коллегии.
Неокантианцы заявили, что все вещи суть творения духа, объективному
познанию недоступные; если у вас появилась идея движущегося картофеля, то
движущийся картофель будет существовать. Однако это только первое
впечатление, ибо дух наш столь же непознаваем, как и его создания; так
что, значит, ничего не известно.
Холисты-плюралисты-бихевиористы-физикалисты заявили, что, как
известно из физики, закономерность в природе бывает только
статистической. Подобно тому как нельзя вполне точно предугадать путь
отдельного электрона, так нельзя предсказать в точности, как будет вести
себя отдельная картофелина. До сих пор наблюдения показывали, что
миллионы раз человек копал картошку; но не исключено, что один раз из
миллиарда случится наоборот и картошка будет копать человека.
Профессор Урлипан, одинокий мыслитель школы Расселла и Рейхенбаха,
подверг все эти высказывания уничтожающей критике. Он утверждал, что
человек не имеет никаких непосредственных ощущений, ведь он ощущает не
словесное выражение образа стола, а самый стол; а так как, с другой
стороны, известно, что о внешнем мире ничего не известно, то не
существует ни внешних вещей, ни чувственных ощущений. "Нет вообще ничего,
- заявил профессор Урлипан, - а кто думает иначе, тот заблуждается". Так
что о картофеле ничего нельзя сказать, хотя и по совершенно иной причине,
чем считают неокантианцы.
В то время как Урлипан работал без отдыха, не выходя из дому, перед
которым его ожидали антикартофелисты, вооруженные гнилыми клубнями, ибо
страсти разгорелись превыше всякого описания, появился на сцене, или,
вернее, высадился на Латриде, профессор Тарантога. Не обращая внимания на
бесплодные споры, он решил исследовать тайну sine ira et studio (Без
гнева и пристрастия (лаг.)), как подобает настоящему ученому. Дело свое
он начал с посещения окрестных планет и сбора сведений среди жителей.
Таким образом, он убедился, что загадочные чудовища известны под
названием модраков, компров, пырчисков, марамонов, пшанек, гараголей,
тухлей, сасаков, дабров, борычек, гардыбурков, харанов и близниц; это
заставило его задуматься, так как, судя по словарям, все эти названия
были синонимами обыкновенной картошки. С изумительным упорством и
неукротимым пылом стремился Тарантога проникнуть в сердцевину загадки, и
через пять лет у него была готова теория, которая все объясняла.
Много лет назад в районе Таирии сел на метеоритные рифы корабль с
грузом картофеля для колонистов Латриды. Через пробоину в корпусе весь
груз высыпался. Спасательные ракеты сняли корабль с рифов и отбуксировали
на Латриду, после чего вся история была забыта. Тем временем картофель,
упавший на поверхность Таирии, пустил корни и начал преспокойно расти.
Однако природные условия для него были очень тяжелыми; с неба то и дело
падал каменный град, сбивая молодые ростки, уничтожая порой целые
кустики. В конце концов уцелели только самые проворные особи, умевшие
половчее устроиться и найти себе подходящее укрытие. Выделившаяся таким
образом порода проворного картофеля развивалась все пышнее и пышнее.
Через много поколений, наскучив оседлым образом жизни, картофель сам
выкопался и перешел к кочевому быту. В то же время он совершенно утратил
инертность и кротость, свойственные земному картофелю, прирученному
благодаря заботливому уходу; он дичал все больше и больше и стал в конце
концов хищным. Это имело глубокие основания в его родовых корнях. Как
известно, картофель относится к семейству пасленовых, или песленовых, а
пес, понятно, происходит от волка и, убежав в лес, может одичать. Именно
это и случилось с картофелем на Таирии. Когда на планете ему стало тесно,
наступил новый кризис: молодое поколение картофеля, снедаемое жаждой
подвигов, стремилось содеять что-либо необычайное, совершенно новое для
растений. Вытянув ботву к небесам, оно достало до снующих там каменных
осколков и решило перебраться на них.
Если бы я захотел излагать всю теорию профессора Тарантоги, это
завело бы нас слишком далеко. В ней говорится, как картофель научился
сначала летать, трепыхая листьями, как затем он вылетел за пределы
атмосферы Таирии, дабы наконец поселиться на обращающихся вокруг планеты
каменных глыбах. Во всяком случае, это удалось ему тем легче, что,
сохранив растительный метаболизм, он мог подолгу оставаться в
безвоздушном пространстве, обходясь без кислорода и черпая жизненную
энергию из солнечных лучей. Наконец он дошел до такой разнузданности, что
стал нападать на ракеты, курсирующие в районе Таирии.
Каждый исследователь на месте Тарантоги огласил бы свою смелую
гипотезу и почил на лаврах, но профессор решил не успокаиваться, пока не
поймает хотя бы один экземпляр хищного картофеля.
Таким образом, после теоретической разработки пришла очередь
практики, а это ничуть не легче. Известно было, что картофель прячется в
расщелинах скал, а пускаться на розыски в лабиринт движущихся утесов было
бы равносильно самоубийству. С другой стороны, Тарантога не намеревался
охотиться на картофель с винтовкой: ему нужен был живой экземпляр, в
расцвете сил и здоровья. Некоторое время он подумывал об охоте с облавой,
но оставил этот проект, как не совсем подходящий, и занялся совершенно
другим, впоследствии широко прославившим его имя. Он решил ловить
картофель на приманку и с этой целью купил в магазине школьных пособий на
Латриде самый крупный глобус, какой только мог найти, - красивый
лакированный шар метров шести в диаметре. Потом он приобрел большое
количество меда, сапожного вара и рыбьего клея, хорошенько перемешал их в
равных пропорциях и полученной смесью покрыл поверхность глобуса. После
этого привязал его на длинной веревке к ракете и полетел в сторону
Таирии. Приблизившись к ней на нужное расстояние, профессор укрылся за
краем ближайшей туманности и забросил леску с наживкой. Весь его план
основывался на том, что картофель чрезвычайно любопытен. Примерно через
