всякого смысла и плана раздувая мыльный пузырь Метагалактики!
Правда, я решил, что некоторые свойства Космоса можно оставить,
подретушировав их и подправив, и тщательно доработал все, что следовало.
Но что касается Человека - тут я действовал крайне решительно. Исторически
сложившегося поганца я перечеркнул целиком. Замена волосяного покрова
лиственным, о чем говорилось выше, положила бы начало принципиально новой
этике жизни; но господину Вуллу волосы показались важнее, потому что -
заметьте-ка! - "их было жаль". Из них, мол, можно сооружать гривастые
шевелюры, бакенбарды и прочие шерстяные завитушки. Тут - новая
нравственность солидарности и гуманизма, а там - парикмахерские изыски и
выкрутасы! Уверяю вас, вы бы себя не узнали, если бы не Веелс Э.Вулл,
вернувший в электрон все уродства, которые вы наблюдаете у себя и у прочих
людей.
Сам же лаборант Кучка хоть и был ни на что не способен, тем не менее
требовал от дружков, чтобы те увековечили его вклад в сотворение мира; он
домогался - меня прямо трясет, когда я это пишу! - чтобы его имя читалось
в каждом уголке небосвода! А когда Рот растолковал ему, что звезды,
постоянно перемещаясь, не могут складываться в устойчивые буквы и
монограммы, Кучка потребовал, чтобы они по крайней мере располагались
большими скоплениями, то есть кучкообразно. Что и было исполнено.
Двадцатого октября, держа палец на кнопке пульта управления, я,
естественно, ведать не ведал, что же я на самом деле творю. Это выяснилось
через несколько дней, когда мы проверяли расчеты и обнаружили на лентах
информацию, внесенную в наш позитрон гнусной Троицей. Профессор был просто
убит. Да и сам я, признаться, не знал, то ли пустить пулю в лоб себе, то
ли кому-то еще. В конце концов рассудок взял верх над негодованием и
отчаянием, все равно ведь ничего нельзя было исправить. Я даже не
присутствовал на допросах мерзавцев, которые изувечили созданный мною мир.
Полгода спустя профессор Тарантога сказал мне, что трое безобразников
сыграли в сотворении мира роль, которую религия обычно отводит Сатане. Я
только пожал плечами. Какой уж там Сатана из трех ослов! Впрочем, что бы
там ни было, самая большая вина лежит на мне, я допустил небрежность и
покинул пост. Захоти я искать оправданий, я сказал бы, что виноват еще и
бомбейский аптекарь, всучивший мне под видом средства от комаров бальзам,
на который комары слетались, что пчелы на мед. Но тогда, в свою очередь, в
Порче Природы Вещей можно обвинить кого угодно. Я не намерен прибегать к
таким оправданиям. Я отвечаю за мир, каков он есть, и за все изъяны
людской натуры, поскольку в моей власти было сделать и то и другое лучше.
