фаллос, оцарапав больно мошонку острыми твердыми ногтями, отточенными по
краям, и вставила его в себя. Мужчина навис над ее нежной грудью своим
волосатым черным торсом, упершись в постель обеими руками, и принялся
совершать резкие сильные толчки, стараясь причинить боль этой столь
ненавистной и такой желанной красавице. Она равнодушно открыла глаза и
уставилась неподвижным взглядом в расписной потолок покоя. Мужчина
разозлился, толчки его были сильны и резки, голова ее дергалась от
толчков, но ни искры жизни не мог увидеть он в этих ледяных черных глазах.
Пот его холодными неприятными каплями ударялся в ее грудь.
"Как все нестерпимо скучно - нет в мире второго Джавада. Даже в таком
темпе он не продержится долго, - думала Дельарам. - И орган его не столь
упруг, не столь могуч, и лицо его обезображенно бессильной похотливой
гримасой..."
Она вдруг застонала, изогнулась вся дугой, упираясь плечами в
постель, и с силой сдвинула ноги. Он недоуменно открыл глаза и туманным
взглядом посмотрел на сжатые в экстазе карминовые губы царицы. Рука ее
уверенно протиснулась меж прижавшихся друг к другу тел, и сильные пальцы
сомкнулись у основания вонзившегося в ее лоно органа. Остро наточенные
ногти привычно и сильно сомкнулись, разрывая трепещущую плоть, второй
рукой царица властно и беспощадно отталкивала мужчину от себя.
Он закричал - тонко и страшно, от боли и от ужаса. Он понял, что
пришел последний миг его, но он не предполагал погибнуть от руки царицы,
он надеялся умереть как воин - от сабли, что отсечет его голову. И не было
у него сил ни душевных, ни физических сопротивляться этой обольстительной
фурии. Кровь брызнула на нежное смуглое тело царицы, предмет гордости
неудачливого мужа на одну ночь остался в чреве ее, а неожиданно для него
самого кастрированный мужчина схватился руками за кровоточащее место и
корчился рядом, пачкая нарядные тонкие ткани. Чего угодно он ожидал, но
только не этого!
Дельарам сжала крепко ноги, чтобы не вывалилось ее приобретение, и
набросилась на свою жертву, раздирая острыми ногтями кожу груди его,
пытаясь добраться до сердца, впившись губами в губы его, подавляя животный
крик и стараясь задушить несчастного. В этот момент она испытывала
настоящее наслаждение, запах крови заменял ей любовный оргазм. Она
оторвалась от потерявших цвет губ мужчины и жемчужными зубами впилась в
тщательно выбритую шею, разрывая в клочья податливую плоть.
Наконец она оторвалась от бездыханного тела, которое покинули
последние жизненные силы, и встала с постели, вытирая о свое нежное тело
окровавленные руки. Она медленно подошла к амулету на покрытом черным
бархатом высоком постаменте и опустилась на колени.
- О всевышний Аллах! - страстно обратила она свои очи в потолок. -
Услышь мои молитвы, пошли мне мужчину, достойного любви. Я грешна, я
слаба, я погубила моего Джавада. Но сжалься надо мной, всемогущий и
милосердный, избавь меня от невыносимых страданий. Избавь мужчин моего
народа от бессмысленной гибели - они не виноваты, что не могут сравниться
с бесподобным Джавадом!
Она выпрямилась во весь рост. В узкие высокие окна зала пробивался
нежный розоватый свет. Она подошла к огромному зеркалу и долго стояла
перед ним, купаясь в лучах рассвета, - обнаженная, стройная, с
взлохмаченными упрямыми черными волосами и измазанная в крови она была
прекрасна и ужасна одновременно. Флейта выводила устало душещипательную
проникновенную мелодию. Царица глубоко и печально вздохнула.
- Стража! - наконец повелительно крикнула она.
Тяжелые двери тотчас распахнулись, и на пороге появились ее
телохранители с обнаженными саблями в руках.
- Уберите это... - Она махнула брезгливо рукой в сторону постели,
ничуть не стесняясь своей наготы. - И позовите служанок, пусть вымоют
меня.
Стражники с осунувшимися от бессонной ночи лицами привычно подхватили
бездыханное тело, стараясь не смотреть на свою повелительницу. Они
потащили очередную жертву к дверям, и вдруг Дельарам случайно перехватила
пожирающий ее тело взгляд одного из охранников. Она резко повернулась в их
сторону.
- Ты хочешь меня? - жестко, властно, но в то же время с надеждой
спросила она.
Охранник выронил в ужасе руки мертвого, и тело со стуком упало на
пол, пачкая кровью дорогой ковер. Стражник грохнулся на колени и
взмолился:
- Пожалей раба своего, солнцеподобная. У меня больная жена и двое
маленьких детишек дома! Я выколю глаза свои за то, что осмелились они
взглянуть на бесподобную госпожу мою.
- Иди, - властно сказала Дельарам. - Ты вряд ли сильнее, чем этот. -
Она презрительно кивнула на остывающее тело. - И грех оставлять детей
сиротами без нужды. Но чтоб я больше не видела тебя.
Не переставая повторять жалкие и несвязные слова благодарности,
стражник подхватил тело несчастного, и охранники поспешно покинули зал.
Свечи погасли, но за окнами набирал силу прекрасный весенний день.
Дельарам подошла к окну и набрала полную грудь чистого горного воздуха.
После непродолжительного беспокойного сна предстоит долгий утомительный
день, отягощенный думами о судьбах страны, о новых фирманах и о войне с
соседним Фархадбадом, ибо требуются новые пленные.
В это время в лучах рассвета к городу подъезжал на великолепном белом
коне усталый всадник, дремлющий в седле, но в любое мгновение готовый
выхватить острый двуручный меч, дабы защитить себя и покарать нечестивцев.
2
Радхаур дружелюбно потрепал по гриве верного Пассесерфа. Конь
послушно остановился у городских ворот. Пассесерф был утомлен, за долгое
путешествие подковы стерлись, когда-то богатая упряжь прохудилась. Доспехи
коня, как и собственные, впрочем, пришлось давным-давно запрятать в
укромном месте на берегу широкой ленивой реки, названия которой Радхаур не
знал. И надежды, что он сумеет найти их, у него не было. Хотя если очень
захотеть, то можно воспользоваться способностями Алвисида. Но после этого
всегда болит голова. Хорошо, что не пришлось прятать в камнях и
единственного надежного друга - меч по имени Гурондоль, не раз спасавший
ему жизнь. Стараниями Хамрая у него была охранная грамота шаха Балсара,
при виде ее нечестивцы ворчали, но разрешали проезд вооруженного
христианского рыцаря по своей территории.
Радхаур отер пот со лба и посмотрел на запачканную руку - давно на
его пути не попадалось городов, где можно было бы привести себя в порядок.
Его боевая кожаная куртка цвета бычьей крови от въевшейся в нее пыли,
стала серой, а позумент на рукавах из позолоченного превратился в
грязно-черный и отрывался. Сапоги прохудились, и пора было доставать из
мешка новые. Он провел ладонью по щеке - семидневная рыжая щетина больно
кольнула его. Он знал, что щетина отнюдь не украшает его, а спутанные
грязные белокурые волосы сосульками упираются в плечи. Он развязал
стягивающую волосы и прикрывающую голову от знойного восточного солнца
алую повязку, встряхнул и перевязал ее. Да, недостойное рыцаря зрелище
сейчас он из себя представляет. Но не перед неверными же красоваться, а
любимая Рогнеда далеко отсюда, перекатывает свои прозрачные воды и ждет,
когда он в последний раз отразится в них и отправится в поход за сердцем
Алвисида. Чтобы вернуться победителем и спасти ее от опостылевшего водного
плена.
- Куда направляешься, франк? - грубо спросил его неопрятный стражник,
с сизым набухшим носом и ужасающими мешками под глазами.
Рука потянулась к мечу в негодовании, но Радхаур усилием воли сдержал
себя. К воротам подошли еще четыре стражника, выглядевших весьма солиднее
первого. Конечно, убивать неверных, избавляя землю от скверны, - святая
обязанность любого благочестивого рыцаря, но ни в коем случае нельзя
забывать о деле, которому он посвятил последние двенадцать лет. Он ясно
чувствовал, что цель его путешествия рядом, совсем близко, где-то в центре
этого аляповатого, кичащегося безвкусной роскошью, огромного муравейника
сарацин.
- Я прибыл сюда по особому фирману вашего государя, - сказал Радхаур.
Он пытался прочувствовать мысли неверных, но ему это не удалось - либо он
устал за долгую дорогу, что маловероятно, либо мысли стражников были
чересчур путаны и несвязны.
- По какому же делу тебя вызвала царица? - вдруг спросил шестой
сарацин, в богатой пурпурной одежде, который только что подошел к воротам.
- Если ваша царица захочет объяснить вам дело, по которому я сюда
прибыл, она сделает это, - надменно заявил благородный рыцарь.
К его удивлению, стражники грубо расхохотались, лица их были в этот
момент отвратительны Радхауру.
- А он похож на самоубийцу, - надрывался от мелкого противного смеха
первый стражник. - Царица будет довольна, ха-ха-ха...
Резко и грубо оборвал их смех человек в богатых одеждах, прокричав
что-то, что Радхаур разобрать не сумел. Да его это не особо интересовало.
Не пропустят по-хорошему - познакомятся с режущей кромкой его Гурондоля.
Шесть человек - пустяк, даже размяться после утомительного пути не удастся
как следует.
Однако его пропустили без эксцессов, содрав за въезд два дирхема, и
Радхаур въехал в узкие извилистые улочки Шахрияра - он уже прочувствовал в
голове одного из стражников название города.
Он услышал дребезжащие неприятные звуки труб и поморщился. Сарацины
так зазывают в свои бани, открывающиеся на рассвете по древнему их обычаю.
В начале путешествия по Востоку Радхаур польстился на баню в персидском
городе и ничего, кроме отвращения, она у него не вызвала.
Он вполне мог запутаться в этих грязных, кривых узких улочках, уныло
однообразных во всех азиатских городах. Постепенно все больше прохожих
попадалось ему навстречу, он слышал сдерживаемые, цедящиеся сквозь зубы
проклятия, но уже не обращал на это никакого внимания. Зов Алвисида вел
его к сердцу города.
Он не спеша объехал высокую стену из белого камня, окружающую дворец
(или как называют местные жители - айван) царицы. Восьмая часть тела
Алвисида находится во дворце - это Радхаур знал совершенно точно.
Увидев уличную птаху, беспечно щебечущую на пыльной мостовой, Радхаур
завладел ее сознанием и заставил полететь внутрь огромного дворца. С
трудом разобравшись в лабиринтах темных коридоров, он в конце концов нашел
искомое. Радхаур прочувствовал, что это личные покои царицы, и с привычной
обреченностью понял, что опять придется сражаться за обладание
необходимым. Он заставил пичугу лететь под потолком в поисках нынешней
владелицы детородных членов заколдованного сына бога.
Царица присутствовала на диване - так, кажется, называется у сарацин
совет высших сановников.
Дельарам была поразительно стройна. Языческий наряд был ей очень к
лицу. Желтый шелковый тюрбан шел к смуглому оттенку ее кожи. Глаза
блестели, как два горных озера, тонкие брови выгибались горделивыми
дугами, белые зубы сверкали как жемчуг, а густые черные косы рассыпались
по груди и плечам, прикрытым длинной симаррой из синего персидского шелка
с вытканными по нему золотыми цветами. Ее платье было застегнуто
жемчужными запонками; три верхние расстегнуты - день жаркий. На открытой
шее было видно ослепительно переливающееся в лучах солнца золотое ожерелье
с бриллиантовыми подвесками удивительной красоты. Страусовое перо,
прикрепленное к тюрбану изумрудным аграфом, также сразу бросалось в глаза.
Царица была безусловно хороша. Полная противоположность возлюбленной
Рогнеде, подкупающей своей скромностью и сдержанной красотой, эта
