на более низкий уровень. И все начнется сначала.
- Значит, все уже решено?
- Не совсем. У вас есть выбор.
- Какой?
- Третья ипостась. Вы должны найти ее в себе. Станьте тем,
кто построил город и начертал руны. Верните себе былое
могущество. Иначе ваша борьба бессмысленна.
- Сколько у меня времени?
- Вся вечность. Но у ваших друзей на Луне его осталось не
так уж много, а вы ведь хотите им помочь, верно?
33. Игорь Белкин
В очередной раз я плюнул против ветра.
Получив информацию из первых рук, быстренько обработал ее,
выделив наиболее важные моменты, и получилась прекрасная статья
- гимн современной науке и отповедь суевериям.
Честно говоря, мне просто не хотелось, чтобы "Лунная
радуга" - газета, которой я отдал несколько лет жизни,
участвовала в общем мракобесии. По этому поводу редактор устроил
мне нагоняй. Оказывается, по данным социологических опросов,
наука народу не нужна, а излишнее умствование может нанести
травму чувствительной душе обывателя.
Что ж, пускай. Я не стал спорить. Механически вернулся на
свое рабочее место и уставился в темную пустоту монитора, словно
в окно в грядущее. Мысли были разные. Первая и наиболее легко
осуществимая - бросить все и вернуться на Землю. Там, конечно,
тоже не сахар, но тем не менее... А здесь нас все равно разгонят
к чертовой матери или заставят писать какой-нибудь бред. Уже
сейчас куча желающих этим заниматься. Жаль, редактор этого не
понимает. Уж больно прост, одно слово - американец. Целая страна
не заметила, как развалилась. Мы-то это сто лет назад прошли...
Однако собирать вещи я не спешил, а вместо этого взялся за
свою картотеку. Речь шла о письмах читателей, небезразличных к
моим статьям. Письма, конечно, были разные - одни за здравие,
другие за упокой. Судя по последним, я давно уже попал в "черный
список" тех, кому при новой власти придется несладко. А те, что
поддерживали меня, могли пригодиться. Не письма, конечно, а люди.
Не занимающие никаких постов, не вошедшие ни в какие партии,
разобщенные, смутно ощущающие приближение беды и ищущие, с кем
поделиться. Молодые и старики, рабочие и служащие, бизнесмены и
интеллектуалы...
У меня захватило дух: я понял, что можно сделать. И вместе
с тем это означало перейти невидимый Рубикон, из пленника
истории стать ее творцом. Но разве не об этом я мечтал всю
жизнь?
34. Шериф Кеннеди
- Нет, - сказал я. - Никаких незаконных вооруженных
формирований. Иначе будете иметь дело с полицией. Даже не
думайте.
Я стоял лицом к окну, чтобы не смотреть Белкину в глаза.
Стыдно сказать, но я дошел до того, что в каждом встречном видел
тайного агента и все время ожидал каких-то провокаций. Когда
психопаты правят бал, и сам потихоньку становишься с приветом.
- Но почему? Не будьте бюрократом, - в голосе журналиста
звучала досада. - Если плохие парни хорошо организованы, всем
хорошим парням тоже надо объединиться, - помолчав немного, он
добавил: - Это не я сказал, а Лев Толстой.
- Неужели? А я решил, что вы боевиков насмотрелись.
- Послушайте, люди Хэрриша наглеют с каждым днем. Против
этих "вооруженных формирований" вы ничего не имеете?
- Они вполне законны.
- Да бросьте! Вы прекрасно знаете, какое давление было
оказано на Совет. Это просто насмешка над демократией.
- Закон есть закон.
В этот момент я, должно быть выглядел тупым самодовольным
кретином. Собственно, многие меня таким и считают. Иногда это
даже бывало полезно, но не сейчас.
- Скажу вам только одно. Пока я шериф, я буду защищать
закон - даже от вас.
Журналист неожиданно улыбнулся.
- А если вы не будете шерифом?
- Тогда и поговорим.
- Заметано! - Белкин заговорщицки подмигнул мне.
- Вон! - прорычал я. Терпеть не могу фамильярностей от
малознакомых людей.
Хотя кое-какие мысли он во мне посеял. Я не слишком
обольщался на свой счет в случае победы оппозиции, но полагал,
что до конца исполню свой долг. Теперь я видел, что конец этот
может легко перейти в начало. Там, вероятно, соберется кучка
романтиков-идеалистов, не знающих, с какого конца держать
излучатель. Человек с моим опытом будет просто необходим.
Пожалуй, Лев Толстой был прав.
35. Майкл Петрович
Вот и настал он - последний день, когда ничего уже нельзя
изменить. Когда изнурительная гонка должна смениться тоскливым
ожиданием. Еще вчера ты вновь и вновь пытался достучаться до
чужих умов и сердец, а сегодня у тебя связаны руки. Осталось
выполнить свой - возможно, последний - гражданский долг.
Помнится, в прошлый раз я сомневался, этично ли голосовать
за самого себя. Но в глубине души, должно быть, лукавил. Теперь
вопрос уже не стоял. Потому что решалась не моя личная судьба, а
судьба всего этого маленького мирка, что стал нам так дорог.
Под утро мне снились кошмары. когда я вынырнул из их темной
круговерти, обратно возвращаться уже не хотелось. Я поднялся с
постели, привел себя в порядок, выпил две чашки черного кофе для
бодрости и отправился на окружной избирательный участок.
Народу на улице было немного: воскресным утром большинство
предпочитало поспать. Редкие прохожие узнавали меня - одни
приветливо улыбались и здоровались, другие хмурились исподлобья
и бормотали что-то нелицеприятное. На подходе к участку меня
словила съемочная бригада - молодые, симпатичные ребята,
готовившие репортаж о выборах. Несмотря на их живой интерес, мне
показалось, что они не воспринимают ситуацию всерьез. Для них
политика была частью индустрии развлечений. Что ж, иногда и мне
представлялось, что мы все участвуем в бесконечной пьесе абсурда
на потеху неведомым зрителям.
Обстановка вокруг участка была напряженной. Что-то недоброе
витало в воздухе. Меня пробрал озноб. Весело болтавшие репортеры
притихли. Представшая нашим взорам картина не предвещала ничего
хорошего.
Во-первых, здесь были штурмовики. В этот день по приказу
Хэрриша они занимались "охраной правопорядка" на всех
избирательных участках "в целях защиты свобод граждан и во
избежание провокаций". Эти, судя по всему, с удовольствием
выполняли возложенную на них миссию, поигрывая бейсбольными
битами и железными цепями, посасывая пиво из банок и распугивая
слабонервных избирателей.
Во-вторых, здесь были несколько темных личностей, в которых
по нелепым балахонам и рогатому знаку Луны легко было узнать
адептов секты "Лунная жизнь". Нечасто они одевали в миру свою
парадную форму, разве что по большим праздникам своего странного
культа. Я знал, что "лунатики" тоже на стороне Хэрриша, что это
они подкинули ему идейку о Новом Асгарде. Но формально
придраться было, как всегда, не к чему. "Наблюдатели от
общественных организаций" пользовались своими неотъемлемыми
Должно быть, они торжествовали, но, в отличие от штурмовиков,
молча.
Я увидел, как трое парней преградили дорогу маленькому, но
гордому японцу и вступили с ним в дискуссию. Как оказалось
впоследствии, ему объясняли, что узкоглазым макакам голосовать
не положено; японец в ответ цитировал Декларацию прав человека
на безупречном английском.
- Что здесь происходит? - начальственным тоном спросил я,
полагая, что во главе свиты из репортеров и приставших по дороге
сторонников выгляжу достаточно внушительно. В конце концов, я
все еще был мэром. Но этим глумливым физиономиям было, похоже,
все равно, лишь бы покуражиться.
- Кто это? Никак, господин мэр!
- Какой мэр? Не видишь, что ли, это русский медведь.
- Эй, медведь, катись в свою Москву.
- Пожалуй, не стоит пускать его в участок.
- Он там нагадит. Эти русские везде гадят.
- Смотрите, какая рожа - сейчас зарычит...
- Дорогу! - рявкнул я.
Штурмовики неохотно расступились, пропуская нас.
- Мы еще поохотимся на тебя! - злобно шептали мне вслед.
Я прошел внутрь и направился прямиком к столику за
бюллетенем...
У клерка из комиссии было что-то с лицом: оно гнило прямо
на глазах. Белесые черви копошились в чернеющем мясе, и
обнажались желтые кости черепа. Сама Смерть смотрела на меня.
Мне не было страшно - кто в наши дни не знает, что такое
наведенная галлюцинация? - но стало невыносимо противно и жалко
себя. Почему именно я должен противостоять силам Тьмы? Я закрыл
глаза, чтобы не видеть ничего, но омерзительное видение все еще
стояло перед глазами, а в воздухе пахло гниющим мясом и серой.
И тогда вдруг мое сознание провалилось куда-то в иной мир.
Я оказался под сумрачными сводами храма. Горели свечи. Невидимый
хор пел осанну. Рядом стояла она - моя последняя любовь -
светлые волосы убраны под черный платок, а голубые глаза сияют
как прежде. Она смотрела на меня, улыбаясь, но видела дальше.
Тонкие губы шевелились, и нежный голос звучал в моей душе
повторяя слова молитвы. И сила Того, Кому она служила, освободила
меня.
Должно быть, это продолжалось всего мгновение. Когда я
открыл глаза, злобный морок уже испарился. Кто-то держал меня
под руку, сочувственный голос произнес:
- Что с вами, Майкл Петрович? Вам плохо?
- Ничего, все в порядке. Голова закружилась.
- Может, присядете? Принести лекарство?
- Нет, не нужно. Я буду голосовать...
Сделав то, что я должен был сделать, я вышел из участка и,
не обращая внимания на происходящее вокруг, добрел до дому. В
тот день я больше никуда не ходил и ни с кем не разговаривал,
отключив телефон - возможно, зря. Время от времени включал
телевизор, чтобы посмотреть новости о ходе выборов. Сообщения
эти только больше вгоняли меня в тоску.
Где-то к полуночи стали известны результаты голосования.
Кого выбрали, вы сами знаете. С горя я напился, как свинья. А
проснулся уже в совсем другом месте.
36. Шериф Кеннеди
Отправившись с утра на работу, я встретил около
полицейского управления толпу оборванцев, выкрикивающих мое имя.
"Долой копов! Кеннеди в отставку!" - кричали они. Не знаю, по
каким притонам их собрал Хэрриш, но дело свое эти подонки знали.
Однако инструкции нападать на меня у них не было. Не так это
делается.
Внутри меня встретила моя команда. Похоже, увидев меня
живым и невредимым, все испытали заметное облегчение. Ребята
здорово нервничали, но держались молодцом. Они ждали моих
приказаний, искренне веря , что я вытащу их из любой переделки.
Хотелось бы мне тогда так верить хоть во что-нибудь! Я сказал
не поддаваться на провокации и усилить охрану здания. потом
прошел в свой кабинет.
Зазвонил телефон. Мне сообщили, что со мной будет говорить
мэр. Я надеялся услышать голос Майкла. Может, вместе мы
что-нибудь придумаем? Но в ухо полился ядовитый шепот Хэрриша:
- Вы еще здесь, мистер Кеннеди? Я просто решил проверить.
Похоже, вы не прислушиваетесь к голосу народа. Это очень, очень
плохо. Какой же вы после этого демократ!
- Что вы хотите?
- Отставку! Кеннеди в отставку! Готов принять ее прямо по
телефону. Формальности нам ни к чему.
- Не дождетесь.
- В таком случае, я увольняю вас. И все ваше поганое
управление. Сдавайте значки.
- Вы не можете этого сделать.
- А кто мне запретит?
- Закон...
- Можете подтереться вашим законом. Вы мастодонт, Кеннеди,
осколок прошлого. Объясняю для дураков: здесь больше нет закона.
Есть только моя несокрушимая воля. Боги на моей стороне. Прочь с
дороги. У вас есть шанс, пока я добрый.
- Господин Хэрриш...
- Зовите меня Зигфридом!
Я понял, что он окончательно спятил, и повесил трубку.
