уховертка затихала, она или засыпала или была сыта. Потом мерзкое существо
начинало шевелиться или кормиться вновь, и Мейси снова кричал от боли.
- Так продолжалось день за днем. То боль, то облегчение от нее.
Каждый день для Мейси и Роны стал адом мучительного ожидания, вечного
ожидания боли, которая ползла и ползла, извивалась и вертелась, и
двигалась медленно, очень медленно через мозги Мейси.
Уорик молчал так долго, что я невольно открыл глаза. Лицо его было
мертвенно бледным. К счастью, своего собственного лица я не видел.
- А Тринг?
- Часто заходил, выражал притворное сочувствие и давал Мейси
наркотики - Рона впоследствии обнаружила, что эта была просто подкрашенная
водичка. Настаивал, чтобы Мейси для лечения перенесли на побережье,
прекрасно осознавая, что тот был слишком слаб и измотан и о малейшем
перенапряжении не могло быть и речи. И когда Мейси превратился в настоящую
развалину, уничтоженную как духовно, так и телесно, с пустыми
затравленными глазами, дергающимися пальцами и немощной плотью - уховертка
вылезла через другое ухо.
- Случилось так, что при этом присутствовали Тринг и Рона. Должно
быть, Мейси испытывал невыносимую боль, за которой последовало легкое
облегчение. Потом, почувствовав, как что-то щекочет его щеку, он поднял
руку, чтобы почесаться. И тут его пальцы наткнулись на тонкие волоски
уховертки. Инстинкт сделал все остальное. Смекаете?
Язык мой слишком пересох. Вместо ответа я кивнул, и Уорик продолжил
рассказ.
- Естественно он захотел посмотреть, что же у него в руках. И сразу
все понял. Даже Рона не сомневалась. То там, то здесь на волосках
уховертки отчетливо виднелись кровь вперемешку с серой и серым веществом.
- Некоторое время все трое молчали. Наконец Мейси прошептал:
- Боже мой! Боже мой! Какой ужас!
- Рона разрыдалась. Только Тринг молчал, и это оказалось ошибкой.
Молчание встревожило Мейси, каким бы слабым он ни был. Он посмотрел
сначала на Рону, потом на Тринга, и тут Тринг отвел глаза. Сомнений не
было. Сжав насекомое пальцами, Мейси с проклятьями швырнул его прямо в
лицо Трингу. Потом съежился и зарыдал так, что даже затряслось кресло.
Уорик снова замолчал. Оставалось неясным, собирается ли он продолжать
свой рассказ. Признаться, я уже достаточно услышал, но все-таки мне
казалось, что должен был быть какой-то эпилог.
- Это все?
Уорик покачал головой.
- Почти, но не совсем, - сказал он, - Рона прекратила плакать и
уставилась на Тринга - теперь она не осмеливалась подойти и помочь Мейси.
Она видела, как он поднял с пола мертвую уховертку и стал рассматривать ее
со всех сторон под увеличительным стеклом, которым пользовался каждый
день, изучая болезни листьев некоторых видов растений, как страх и
разочарование меняются на его лице выражением коварства и злобного
удовлетворения. И тут наконец заговорил.
- Мейси! - крикнул он громко, резким голосом.
Тот поднял глаза.
Тринг держал в руках уховертку:
- Теперь она мертва, - сказал он. - Мертва, как моя дружба к тебе,
бессовестный вор, как моя любовь к этой дряни, которая была моей женой.
Говорю тебе - она мертва, но это самка. Ты понимаешь? А самки откладывают
яйца, перед тем как умереть...
Закончить ему не удалось. Его злорадство разбудило Мейси и наполнило
его силой безумия и отчаяния. Одним прыжком он набросился на Тринга,
схватил его за горло и повалил на землю. Они катались по полу, пытаясь
достать большой охотничий нож, заткнутый за пояс Тринга. То Мейси
оказывался наверху, то Тринг. Ругаясь и тяжело дыша, они пинались,
кусались и царапали друг друга. Как зачарованная, в ужасе, Рона наблюдала
за этой дракой. И вот сверху оказался Тринг. Упершись коленями в грудь
Мейси, он одной рукой схватил его за горло, а другой уже нащупывал нож. В
это мгновение религиозные предрассудки Роны были отброшены. Она поняла,
что любила только Мейси, что муж был не в счет и бросилась на помощь
любовнику. Но Тринг увидел ее и с такой силой ударил по голове, что она
почти потеряла сознание и упала на него в тот самый момент, когда он уже
выхватил нож. Острие попало Роне в шею. Хлынувшая кровь залила Трингу
глаза и ослепила его. Это был последний шанс Мейси, и он им
воспользовался.
Когда Рона пришла в себя, Тринг уже был мертв. Труп раздувался до
гигантских пропорций, а Мейси все качал и качал насос-разбрызгиватель для
уничтожения белых муравьев, шланг которого был воткнут в горло мерзавца.
Уорик замолчал. На сей раз он говорил долго, не прерываясь, и
автоматически схватил свой пустой бокал, чтобы выпить виски. Этот жест
вернул меня почти в нормальное состояние. Я позвал официанта - к счастью,
кнопка звонка была прямо над моей головой.
- Этого рассказа, - сказал я поспешно, - мне хватит на всю жизнь.
Никогда не чувствовал себя так скверно! Но есть еще один вопрос. Что
случилось с Мейси? Он выжил?
Уорик кивнул.
- Как ни странно, да. Его обвинили в убийстве Тринга, но прямых улик
не было. С другой стороны, его история настолько неправдоподобна, что
результаты вы можете предсказать сами.
- Психиатрическая лечебница - до конца жизни? - спросил я.
Уорик снова кивнул. Я посмотрел в ту сторону, куда был направлен его
взгляд. Возле моего кресла стоял официант.
- Два двойных виски с содовой, - заказал я и дрожащими пальцами
поднес к сигарете спичку.
Оскар КУК
ПО КУСКАМ
Уорик поставил на стол бокал с вином, закурил, оглянулся по сторонам
и, убедившись, что по-крайней мере в этом углу курительного зала никого не
было, кроме нас, наклонился ко мне и, с присущей ему резкостью, спросил:
- Что случилось с Мендингемом?
Я был поражен: поражен тем более, что в этот момент разразилась
ужасная гроза: небо прорезала молния, где-то прямо над головой ударил
гром.
Я испуганно посмотрел на Уорика. Это выражение его лица было мне
слишком знакомо: губы крепко сжаты, и уши, казалось, застыли в ожидании.
Противоречить тут бесполезно: если он забрал себе в голову узнать о судьбе
Мендингема, от него не отвязаться. Впрочем, нам все равно некуда было
девать время.
И все же...
Именно такой дикой, штормовой, "поганой", как говорят моряки, ночью я
и обнаружил Мендингема. Эта находка навеки врезалась в мою память, и
каждая новая гроза возвращает меня в ту ночь.
- Что случилось? - переспросил Уорик. - Выкладывайте, я хочу знать.
Мне срочно нужен сюжет, а идей - кот наплакал, тогда как они в нашем
писательском ремесле - хлеб насущный. Давайте, давайте... - Его жест был
красноречивее слов.
Я сделал ему знак пододвинуть стул поближе и попросил официанта
наполнить наши бокалы. Тогда и только тогда я начал свое повествование.
- Я расскажу вам, Уорик, одну из самых ужасных историй, которые
когда-либо были известны миру.
Он даже потер руки от удовлетворения.
- Настолько ужасную, - продолжал я, - что смысла нет брать с вас
обещание никогда ею не воспользоваться. Уверен: вам не захочется сделать
из нее рассказ. Вы помните Грегори?
- Да, одно время часто я его видел. Потом он куда-то исчез. У него
была удивительно красивая, прямо-таки роскошная жена.
- Совершенно верно. Она-то и стала причиной всей этой загадочной
истории.
Уорик засмеялся.
- Значит все-таки загадка была. Я так и предполагал!
- Да, но не такая, как вы думаете. Вы уехали за границу задолго до их
бракоразводного процесса.
- Шерше ля фам! Я всегда считал Грегори слишком беспечным и
хладнокровным, чтобы держать у себя под боком такую красотку. Он прямо
напрашивался на неприятности.
- Возможно. Но, в конце концов, Мендингем был его лучшим другом.
- К тому же красавчик, с манерами и большой дамский угодник.
- Все это так, но это не оправдание. Мендингем был и моим другом
тоже, но в данном случае его вина налицо. Просто некоторые вещи делать
нельзя.
- Например?
- Например, заниматься любовью и сбегать с женой твоего лучшего
друга, даже если она несчастлива со своим мужем.
Уорик присвистнул.
- Так вот что стало причиной всей этой истории? - скорее подтвердил,
нежели спросил он.
Я кивнул, и он продолжил:
- Меня удивляет не столько это, как то, какого черта Мойра вышла
замуж за Грегори? Он всегда казался мне странным типом: не человек, а
какая-то медицинская энциклопедия, но при этом был самым холодным и
расчетливым из всех, кого я знал, а уж я перевидал немало народу. Вы
когда-нибудь наблюдали за ним в операционной?
Я вздрогнул. Он задал мне этот вопрос с присущей ему неожиданностью.
Я даже подумал, не знает ли он больше, чем хочет показать, и одновременно
перед моими глазами с удвоенной четкостью предстала та ужасная финальная
сцена, когда... но я забегаю вперед.
Я отхлебнул виски с содовой. Уорик заметил мое возбуждение и
улыбнулся.
- Не волнуйтесь, - сказал он. - Рассказывайте, как хотите. С этого
момента я постараюсь вас не перебивать, но ради Бога, пусть в вашей
истории будут напряжение и темп, а пока в ней огня немногим больше, чем в
поэзии Теннисона.
Боже упаси меня спорить с этими горе-журналистами - некогда людьми
почтенной профессии, - пробавляющимися сегодня торговлей сенсационными
товаром, и поэтому я промолчал.
Признаться, мне и самому хотелось сбросить с души этот камень, эту
зловещую тайну, которую до сей поры хранил в одиночестве: странно, но
слухи о ней почему-то не проникли в печать. Устроившись поуютнее в кресле,
насколько то позволяли жутковатые воспоминания и бушующая гроза, я начал:
- Грегори наметил экспедицию, в самое сердце голландского Борнео,
одного из тех немногих мест на земном шаре, которые действительно все еще
можно считать белыми пятнами. Ему очень хотелось найти одно первобытное
племя туземцев: говорили, что они живут на деревьях, даже, якобы, имеют
хвосты не меньше десяти сантиметров длиной и до сих пор занимаются
людоедством. Он собирался поехать один, то есть без Мойры. Такое
путешествие было не для нее.
- Вот и шанс для Мендингема, - цинично улыбнулся Уорик.
Я не обратил внимание на его реплику.
- Грегори отсутствовал чуть больше года. Возвращаясь в Англию, он за
два дня послал Мойре телеграмму, чтобы она встретила его в Ливерпуле.
Когда пароход причалил, ее на пристани не было. Приехав в Лондон, он
прямиком отправился к себе на Харли-стрит. Дом был закрыт, внутри - ни
признака жизни. Он открыл дверь своим ключом. Большая часть мебели
исчезла: только его спальня, кабинет и курительная комната выглядели
по-старому. В остальном, дом был совершенно пуст, и кругом - толстый слой
пыли. В ту ночь он спал в клубе, а на следующий день рано утром заехал к
агентам домовладельца. Там ничего не знали, сообщили лишь, что квартирная
плата регулярно вносилась чеком из банка. В банке тоже не смогли прояснить
ситуацию.
Я сделал паузу, закурил и взглянул на Уорика. Он ликовал. Рассказ о
страшном несчастье, приключившимся с его давним другом определенно
захватил его. А как иначе объяснить это дьявольское выражение его лица?
- Откуда вы все это узнали? - спросил он.
- От самого Грегори, - ответил я, погасив спичку. - Мы часто виделись
впоследствии, когда он охотился за своей женой.
- А Мендингем? - полюбопытствовал Уорик.
- Вот здесь-то и была разгадка. Мендингем долгое время не появлялся в
тех местах, где его привыкли видеть, и, когда они наконец встретились,
