на свободе более четырех дней, с ней до сих пор не расправились. Она умела
смягчать гнев коменданта, каждый раз выдумывая какую-нибудь убедительную
причину, по которой заключенный мог оказаться в неположенном месте, - или
возвращаясь обратно до поднятия тревоги и поголовной переклички.
Капитан Сент-Клер была готова к совершению двадцать первого побега.
Детально изучив процедуру выхода на работу, она отметила постоянство
этого процесса. Смешавшись с остальными тридцатью рабочими бригады, Мишель
хмыкнула от удовольствия, в который раз наблюдая за монотонностью
действий.
Шаркай себе и шаркай, а потом жди, пока бригады, одну за другой, не
проведут через тройные ворота центрального святилища, предварительно
обыскав и пересчитав всех заключенных. После этого бригады проводили через
двор к внешним воротам и ожидали, когда они откроются.
Группа, в состав которой входила Сент-Клер, зашевелилась и пошла по
обычному маршруту. Когда заключенных прогоняли через внутренний двор.
Сент-Клер протиснулась к левому флангу.
Открылись внешние ворота, и бригада начала проходить через них. Пора.
Мишель заметила, что, как только очередная бригада выходит из собора,
таанцы оборачиваются, вытягиваются в струну и салютуют флагам, висящим по
обеим сторонам от входа в Колдиез.
Пять секунд абсолютно без надзора. Более чем достаточно.
Когда охранники отдавали честь. Сент-Клер оттолкнула стоящего рядом
заключенного и быстро побежала к краю тропинки, ведущей вниз, в город.
"Шесть к трем - меня не заметят, - подумала она. - Пять к двум -
тропинка пойдет дальше вниз по наклонной плоскости, что ускорит мой бег.
Восемь к одному - даже если впереди будет скала, я смогу укрыться за одним
из выступов или камней, и пули пролетят мимо".
Находясь в метре от края тропинки, Сент-Клер вдруг поняла, что
сделала неверную ставку, и резко остановилась.
Короткая тропинка заканчивалась крутым обрывом длиной в сто метров.
Зацепиться было не за что. Сент-Клер не хотелось устраивать аттракцион
"показательное самоубийство".
Она услышала крики у себя за спиной. В следующее мгновение засвистели
пули. Сент-Клер высоко подняла вверх руки, развернулась и взглянула на
бросившихся к ней охранников. "И шесть к трем - я уже никогда не научусь
летать".
Ударом приклада в живот охранник оборвал ее мысли.
Пот градом катился со лба Алекса, склонившегося над замком. В сотый
раз он пытался подцепить маленький металлический зубчик странной по форме
отмычкой, которую смастерили его люди. Ему уже удалось сделать три
поворота и, по идее, остался всего один.
За спиной Килгура стояли двое его приятелей и, как он думал,
критически оценивали его действия. Алекс не был в этом уверен, потому что
вслух они ничего не говорили.
- Терпение, парни, - сказал Алекс, хотя пока еще не услышал ни одного
упрека в свой адрес. - Кажется, нащупал.
- Не беспокойся, - ответил здоровенный блондин. - Краулшавн и я не
торопимся.
Краулшавн снизу вверх посмотрел на своего могучего друга Соренсена в
ожидании перевода. Пальцы Соренсена замельтешили знаками. Краулшавн с
готовностью закивал головой, выражая согласие. Алекс переключил свое
внимание с замка на "стрекочущие" пальцы Краулшавна.
- О чем он говорит?
- Он говорит, что, если ты хотя бы наполовину окажешься прав насчет
содержимого комнаты, ожидание стоит того.
Алекс пробурчал что-то в ответ и снова завертел крючковатой отмычкой.
Краулшавн и Соренсен являли собой поразительно странную пару, которую
Алекс и Стэн уже крепко-накрепко привязали к своей расширяющейся
организации.
Соренсен был типичным деревенским жителем, откормленным свежим
пшеничным хлебом, с грудой мускулов и светлой кожей. Лицо его заливалось
ярким румянцем по малейшему поводу. Особенным врожденным умом он вроде бы
не блистал, да и речь его была на уровне ученика начальных классов. Но еще
со времени прохождения подготовки в подразделении "Богомолов" Алекс знал,
что такие люди, как Соренсен, были весьма интересными экземплярами.
Отряды, в которых довелось служить Стэну и Алексу, в основном
сколачивались именно из таких. Они были настоящими боевыми компьютерами.
За их наивными взглядами и внешней нерасторопностью таились умственные
способности крупных мыслителей. По правде говоря. Алекс сильно подозревал,
что Соренсен на самом деле был уцелевшим членом какого-нибудь отряда
"Богомолов". Не было никакого смысла спрашивать его об этом, потому что он
все равно бы не ответил.
Килгур был заинтригован. А вдруг после того, как ему удастся
подобрать ключи к Соренсену, выяснится, что он действительно является
бойцом "Богомолов"? Тогда, черт побери, у них будет на одну мыслящую
боевую машину больше, что удвоит шансы на успех. Алекс еще раз смерил
Соренсена оценивающим взглядом.
Подобно своим братьям и сестрам, Соренсен всегда с опаской относился
к новым приятелям. Люди его племени были прекрасными мишенями для всякого
рода проходимцев и грабителей. Имперского генерал-губернатора его родной
планеты силой заставили издать строгие законы, запрещающие карнавалы,
цирковые представления и другие шоу, хотя бы отдаленно напоминающие
уличные зрелища, на которые собираются толпы народа. Соренсен был таким
же, как и они, простаком по натуре. Но вместе с тем, если бы ему указали
дальнюю точку, он бы мог немедленно просчитать дистанцию, скорость ветра,
иные факторы и проложить траекторию полета снаряда не хуже любого
компьютера.
Этот талант делал Соренсена редкой находкой, цена которой удваивалась
благодаря его крепкой дружбе с Краулшавном.
Алекс почувствовал, как отмычка за что-то задела, и осторожно
повернул ее. Зубчатые колесики мягко заскользили навстречу друг другу;
внутри замка механизмы должны были встать в ряд таким образом, чтобы
образовалась клиновидная прорезь. Алекс быстро вытащил отмычку и вставил в
отверстие массивный ключ. Раздался щелчок.
Услышав звук движущегося с внутренней стороны противовеса. Алекс
отпрянул назад. Дверь, державшаяся на тяжелых петлях, со скрипом
открылась.
Краулшавн сделал Алексу какой-то знак, по всей вероятности,
означавший "поздравляю". Тем не менее небольшой наклон его шустрых пальцев
подозрительно напоминал жест, в простонародье обозначающий "болван". Алекс
скосил взгляд на Соренсена. Здоровяк являл собой воплощение самой
невинности.
- Я усмотрел насмешку в реакции твоего друга, - произнес Алекс.
- В том, что он сказал, не было ничего смешного, мистер Килгур, -
запротестовал Соренсен.
Он повернулся лицом к Краулшавну и объяснил реплику Алекса. Клюв
Краулшавна округлился. Из вежливости он прикрыл его покрытой перьями
рукой, пряча беззвучное хихиканье. Алекс ухмыльнулся, оскалив зубы.
- Ну да, конечно, он же не пересмешник какой-нибудь... Ладно, пошли,
ребята. Но предупреждаю, в этой комнате могут водиться барабашки.
- Привидения? - переспросил Соренсен. Даже он отнесся к словам Алекса
недоверчиво. Краулшавн же хлопнул себя рукой по заднице, красноречиво
показывая Алексу, куда нужно засунуть этих самых "барабашек".
Алекс пожал плечами.
- Я бы на вашем месте не вел себя так самоуверенно. Спросите у
таанцев. Они могли бы порассказать вам такие истории, от которых волосы на
голове Закручиваются в мелкие кудряшки.
С этими словами Килгур вошел в помещение. Несмотря на кажущуюся
беззаботность, Соренсен и Краулшавн не решались переступить порог комнаты
добрую минуту.
У Краулшавна были все основания для нерешительности. Как любой
здравомыслящий и искушенный в житейских делах взрослый струс, Краулшавн
относился к рассказам о мире духов с нескрываемым сарказмом, как к чему-то
вызывающему глубокое пренебрежение. Но при этом истории о привидениях были
важной старинной традицией его общества. Желторотым птенцам, едва
научившимся изображать несколько знаков, рассказывали немудреные сказки
про жутких призраков. В далеком прошлом страх перед неизвестностью был
хорошим подспорьем для клуш, пытавшихся уберечь своих неоперившихся
вертлявых отпрысков от подстерегавших на каждом шагу опасностей.
Струсы обитали на бесплодной недружелюбной планете, которая
слабонервному пришельцу могла показаться заселенной одними лишь ядовитыми
клыкастыми и когтистыми существами с острыми клешнями и мощными клювами. В
общем, так оно и было. Струсам приходилось прибегать ко всяким изощренным
уловкам, чтобы не стать чьей-то добычей.
В доисторические времена струсы считались редким видом, которому
грозило вымирание. Рожденные летать, они были слишком крупными, чтобы
прятаться, и слишком мелкими, чтобы защитить себя. У струсов так же
возникали трудности по причине плохого слуха - вожаки и дозорные собирали
и снимали с места своих братьев и сестер при помощи ультразвуковых
сигналов. В этом было свое преимущество - потенциальный враг не мог их
услышать, но был и свой недостаток - они не могли услышать и
приближавшегося врага.
В один прекрасный день струсы сбились в несколько огромных стай и
перелетели на маленький континент - место, где водились мелкие животные со
сладким мясом, в изобилии росли сочные фрукты и не было никаких
естественных врагов. Маленький континент стал настоящим раем для струсов.
По мере того, как одни поколения счастливых струсов сменяли другие, они
стали намного больше, тяжелее, утратили способность летать. Маленькие
когтистые крылья превратились в изящные руки, покрытые перьями. Ими удобно
было ласкать друг друга, собирать фрукты, манипулировать палками или
камнями, играть и, пожалуй, самое главное - говорить.
У сожалению, райская жизнь не могла длиться вечно. Сохранение на
родине больших стай вскоре стало невозможно. Вследствие резкого увеличения
численности струсов продовольственным запасам был нанесен ощутимый урон. А
ведь нужно было помнить о грядущих поколениях. Огромные стаи разделились
на маленькие кооперативные коммуны. Появление нового жизненного уклада
вызвало необходимость создания более совершенной системы общения.
Так родилось пение. Поначалу смысловое значение звуков было
ограниченным. Например: "Съедобное существо под камнем. Ты отвлекай. Я
хватаю. Поделимся". Вскоре примитивное пение превратилось в сложный
мелодичный язык. Лучший певец находился в более выигрышном положении, чем
струс с красивым пышным хвостом из перьев, умевший выделывать им различные
штуки. Еще через какое-то время любой струс-философ мог выразить самую
мудреную мысль несколькими простейшими символами. Кроткие струсы уже
находились на той стадии эволюции, когда их певучий язык мог быть облечен
в письменную форму, как вдруг грянула беда.
В результате природных катаклизмов между маленьким раем и огромным
континентом образовался перешеек. Поначалу через него на землю струсов
перебирались только немногочисленные мелкие и слабые животные. Но вскоре
за ними последовали целые полчища хищников. Над струсами нависла
смертельная опасность. Они оказались легкой добычей. После тысячелетий
мирной и спокойной жизни струсы вновь превратились в лакомое меню. Им
снова грозило вымирание.
Но на сей раз у них было намного больше шансов выжить. Двумя
основными талантами, которые они развили в себе после миграции, были
высокая организованность и язык. Струсы раскололись на более мелкие
группы, научились строить гнезда в самых труднодоступных местах и стали
попарно добывать пищу. Вдвоем гораздо легче справиться с врагом: пока один
