вторую цепочку следов. Я остановился как вкопанный. Это были те самые
следы, которые я видел накануне, и, приглядевшись к ним, понял, что именно
меня встревожило, и весь похолодел.
Следы были маленькие - детские или женские. Я свернул на просеку...
Розмари припала к земле, притаившись за большим пнем, остатком
гигантской норвежской сосны, и так самозабвенно целилась, что не услышала
моих шагов. Эндикотт стоял чуть выше, на насыпи, и закуривал сигарету. Его
красная куртка на фоне белого снега была отличной мишенью.
В ненарушаемой тишине леса отчетливо щелкнул крюк. Я подошел уже
совсем близко и вмешался как раз вовремя. От неожиданности она нажала на
собачку, но моя ладонь была на карабине, так что спущенный курок уткнулся
в мою перчатку - и это предотвратило выстрел.
Мое вмешательство было столь внезапным, что я легко вырвал у нее
карабин.
Розмари прижималась к пню, зажав кулаком себе рот. Единственным
звуком, нарушившим молчание леса, был ее сдавленный хрип.
Эндикотт и не подозревал о том, что творилось у него за спиной. Когда
я глянул в его сторону, он медленно удалялся, держа ружье наперевес и не
оглядываясь. Вскоре он скрылся из виду.
Я знавал душевную муку и раньше, но ее и сравнить было нельзя с тем,
что я испытывал сейчас. Полный крах всех иллюзий причинил мне
душераздирающую боль.
Я посмотрел на нее. Боль мучила меня, невероятная боль, боль, которая
с годами могла разве что ослабнуть, но не исчезнуть... - но ненавидеть ее
я не мог - слишком сильной и глубокой была моя любовь к ней.
- Итак, вы не умеете стрелять, - сказал я. - Вы боитесь ружья, вы
заблудились бы в трех шагах от дома... - Ветер усилился, снег падал уже
сплошной пеленой. Наши следы заносило. - Вы хотели действовать наверняка,
чтобы вас не заподозрили! Вот почему вы не выстрелили вчера - вы ждали
снегопада, чтобы он замел ваши следы. А на тот случай, если вас все-таки
заподозрят, решили воспользоваться моим карабином. Если бы из трупа
извлекли пулю и сделали баллистическую экспертизу, то убийцей признали бы
меня. Ведь вы не умеете стрелять, не правда ли?
Две слезинки блеснули в ее глазах, помедлили на ресницах и скатились
по щекам. Она молча качала головой из стороны в сторону. Это было
трогательное зрелище, но я чувствовал себя таким дряхлым, таким
умудренным...
- И вчера в ресторане, - продолжал я, - вы устроили все так, чтобы
наш поцелуй увидели. Лишняя улика против меня. Мотив для убийства. У вас
есть сообщник?
Наконец она заговорила. Ее губы одеревенели и двигались с трудом, они
стали белыми, как снег, падающий на ее лицо.
- Я люблю вас, Сэм... Я люблю вас...
- Неужели? А может быть, не меня, а кого-то другого? Не потому ли и
всю кашу заварили? Энди слишком стар для вас, и вы решили избавиться от
него, заполучив вдобавок и его деньги?
- Я люблю вас, Сэм. Это правда! Умоляю вас, поверьте мне.
Она видела, что ее слова меня не трогают.
- Что вы хотите делать?
- Я никому об этом не скажу. Да и кто мне поверит? Пойдемте.
- Куда?
- Домой...
Что значили бы мои слова? Доказательств у меня не было. Эндкотт
безумно любил ее, и я понимал, что говорить что-либо ему было бесполезно.
Она все вывернула бы наизнанку, в свою пользу. Уставилась бы на него
своими огромными, печальными, как у лани, растерянными глазами - и он,
конечно же, поверил бы не мне, а ей, такой хрупкой, слабой, безобидной...
А через некоторое время она снова попытается убрать его. Если не этим
способом, то как-нибудь иначе. Нет смысла его предостерегать, он все равно
мне не поверит.
Я повернул с просеки в бор. Она заколебалась.
- Разве нам в ту сторону? - спросила она.
- Так короче, - ответил я.
Она по-прежнему стояла на месте.
- Метель надвигается. Надо торопиться домой. Пошевеливайтесь! -
приказал я.
Она шагнула следом за мной. Деревья сомкнулись вокруг нас. Ветер выл
в вершинах сосен, но внизу мы его почти не чувствовали. Внизу был другой
мир, первобытное лесное царство. Деревьев было много и все они были
похожи, а все направления в лесу - одинаковы. Ни солнца, чтобы
ориентироваться, даже неба, даже верхушек деревьев не было видно, так
плотно валил снег, так быстро он кружился...
Я ускорил шаг.
- Сэм, - позвала она, - пожалуйста, не спешите так. Мне не поспеть за
вами. - Она начала задыхаться.
Я пошел еще быстрее.
- Сэм! - пронзительно закричала она и побежала за мной.
Я тоже перешел на бег.
- Сэм, Сэм, Сэм... - она споткнулась и упала в снег, а я все бежал и
бежал, не останавливаясь.
- Сэм, Сэм...
Быстрей, быстрей... Ветви хлестали меня по лицу, а сзади доносился
замирающий крик:
- Сэм...
Все тише и тише, пока я не понял, наконец, что он звучит только в
моем мозгу.
Вьюга стихла через два дня. Мы с Эндикоттом были в спасательной
партии, которая обнаружила Розмари. Ее нашли возле поваленного дерева. Она
мирно лежала на боку, подложив под щеку обе ладони. Шериф осторожно смел с
ее лица снег. Казалось, она спит: глаза были закрыты, губы застыли в
тонкую скорбную линию. Лицо ее было тихо и печально. Я отвернулся и едва
не заплакал. Никто не придал этому значения, потому что все чувствовали то
же самое.
- Почему? - рыдал Эндикотт, и слезы струились по его щекам. - Почему
она ушла в лес? Ведь она так боялась заблудиться! Кто мне ответит, почему?
